Поезд, ближний круг, Кремль: отношение россиян к войне в разных коммуникативных ситуациях

Содержание

Владимир Звоновский, Александр Ходыкин. От поезда до Кремля: спираль молчания и раскол элит в зеркале общественного мнения

Кирилл Рогов. Дискуссия о войне и градиент молчания

От поезда до Кремля: спираль молчания и раскол элит в зеркале общественного мнения

Владимир Звоновский

Социолог

Александр Ходыкин

Социолог

Отношение большей части людей к тем или иным вопросам социальной и политической жизни находится под сильным влиянием их окружения — как ближайшего, составляющего их повседневное общение, так и «дальнего» — высказываемых в обществе и СМИ публичных суждений о данной проблеме. При изучении отношения россиян к военному конфликту между Россией и Украиной необходимо обращать внимание на два эти контура — на то, в какой среде находятся респонденты и какие социальные группы формируют их повседневный информационный контекст, а также на характер публичного дискурса и представленность в нем тех или иных позиций.

При том что, согласно различным замерам, антивоенную точку зрения в российском обществе разделяют около 20% населения, эта группа не имеет публичного представительства в обществе и тем более — в правящей элите. В Государственной думе нет ни одного депутата, выступающего против «СВО», не представлена публично эта точка зрения в правительстве или администрации президента, на центральных каналах телевидения. В итоге в российском обществе нет политической группы, которую антивоенно настроенные избиратели могли бы считать своей и которая могла бы формулировать более или менее целостную повестку и программу действий, привлекать на свою сторону избирателей и поддерживать с ними диалог. Все это крайне ослабляет антивоенную позицию в массовой и межличностной коммуникации.

Вместе с тем можно утверждать, что разнообразие мнений о продолжающемся конфликте доступно российским гражданам, а их повседневное окружение весьма неоднородно в этом отношении. Более того, мнения россиян о том, как к конфликту относится российская элита, проявляющая, казалось бы, полную публичную солидарность с позицией президента, также неоднородны.

Социология поезда: второй железнодорожный тест

Одной из самых знаменитых концепций, описывающих влияние окружения на готовность людей высказывать свою точку зрения или даже менять ее, является концепция «спирали молчания» Элизабет Ноэль-Нойман. Оценивая риск столкнуться с социальным неодобрением окружающих, не очень включенные в политический контекст люди будут воздерживаться от артикуляции непопулярного мнения, если этот риск кажется им высоким. Поэтому такое мнение звучит реже, что укрепляет людей во впечатлении, будто оно действительно непопулярно, и в результате они еще реже готовы высказывать его.

В 2023 году авторы этого текста воспроизвели в ходе социологического опроса описанную Ноэль-Нойман ситуацию разговора случайных попутчиков в поезде (→ Между «спиралью молчания» и «фургоном с оркестром»). Сначала респондентам задавался вопрос об их отношении к военным действиям, а затем — о готовности обсуждать их со случайными попутчиками противоположных взглядов. Результаты опроса показали, что большинство россиян уклонилось бы от обсуждения темы «СВО» с незнакомыми людьми. При этом противники военного противостояния предпочитали не вступать в обсуждение значительно чаще, чем сторонники, — 77 против 55%. Готовых же беседовать среди сторонников военных действий было больше — 35 против 21%. Разрыв в готовности сторонников и противников интервенции высказывать свою точку зрения нельзя назвать непреодолимым, но он был достаточно велик, чтобы затруднить приверженцам антивоенной позиции ее распространение.

Через полтора года, в феврале 2025-го, мы воспроизвели этот тест. Правда, вопрос об отношении к «спецоперации» звучал несколько иначе, предоставляя респондентам больше возможностей уклониться от прямого ответа благодаря самой формулировке вопроса («Скажите, пожалуйста, вы поддерживаете или не поддерживаете „военную операцию“ России на территории Украины, затрудняетесь однозначно ответить или не хотите отвечать на этот вопрос?»). В результате в первом случае соотношение противников и сторонников было 71 к 20%, во втором — 52 к 11%, в то время как 37% не дали определенного ответа.

Таким образом, отбор сторонников и противников «СВО» оказался во втором тесте более строгим, так как сомневающиеся могли не выражать определенного мнения. Среди сторонников «спецоперации» доля готовых отстаивать свою точку зрения составила теперь 43%, среди противников — 25%. Доля готовых высказаться сильнее выросла среди сторонников, чем среди противников, и это соответствует ожиданиям «спирали молчания». Однако важно отметить также, что среди противников доля готовых говорить во всяком случае не снизилась. Это может указывать на то, что полтора года спустя, несмотря на репрессии и многоуровневую пропагандистскую обработку, они не ощущают свою точку зрения как окончательно маргинализованную.

Феномен ближнего круга

Несмотря на то что в выборке второго «железнодорожного» теста оказались более убежденные сторонники обеих точек зрения, большинство не только среди противников, но и среди сторонников «спецоперации» предпочло не ввязываться в беседу. И это одна из важнейших характеристик отношения россиян к «спецоперации»: это то, о чем предпочитают не говорить. Лишь 14% взрослых россиян в сентябре 2024 года в четырнадцатой волне опроса проекта «Хроники» заявили, что хотели бы обсуждать в ближайшем кругу военную тему больше, то есть имеют желание отстаивать свою точку зрения или узнавать чужую, в то время как около 40% хотели говорить о «спецоперации» поменьше, а 22% вообще стараются избегать этой темы. Таким образом, при том что «СВО» на протяжении трех лет оставалась главным событием для россиян, более 60% избегали обсуждения ее не только в поезде, но и в ближнем кругу.

Готовность обсуждать «СВО» с попутчиком в поезде зависит от того, в каком повседневном окружении находится респондент, то есть каково — в его представлении — соотношение сил между сторонниками и противниками «спецоперации» среди окружающих его людей. На протяжении нескольких волн опросов проектов «Хроники» и ExtremeScan респондентам задавался вопрос «Как вы считаете, среди ваших близких знакомых, родственников, коллег по работе большинство поддерживает или не поддерживает „военную операцию“?». В результате 50% или чуть более говорили, что в их окружении большинство составляют сторонники «СВО», от 22 до 29% (27% в последнем замере) — что сторонники и противники равно представлены в их окружении («половина поддерживают, половина не поддерживают»), и около 15% — что в их окружении большинство не поддерживают «СВО». Таким образом, судя по этим данным, 50% респондентов живут в среде, где сторонников «спецоперации» большинство, а 40% или чуть больше россиян живут в среде, где такого провоенного большинства нет.

Рисунок 1. Динамика поддержки «СВО» респондентами и их окружением, 2023–2025, % от числа опрошенных

Эти данные выглядят нетривиально. Доля россиян, в чьем кругу сторонники «спецоперации» не составляют большинства, существенно больше доли тех, кто заявляет о своей неподдержке военных действий в ответах на прямой вопрос. Обращает на себя внимание также, что в отличие от прямого вопроса об отношении к «СВО», где около 40% уклонились от прямого ответа, в вопросе об окружении затруднившихся с ответом относительно немного (10%).

Полтора года назад в условиях «железнодорожного» теста сторонники «СВО», в окружении которых сторонники и противники военных действий были представлены равномерно, были менее готовы обсуждать тему со случайными попутчиками. Противники же «спецоперации» уже тогда были лучше адаптированы к непопулярности своей позиции. Но готовность говорить о ней была более низкой у тех, кто в обыденной жизни вынужден был находиться среди большинства сторонников «СВО».

Сегодня и сторонники, и противники чаще готовы дискутировать со случайным попутчиком других взглядов, если они в повседневной жизни находятся в смешанной среде сторонников и противников «спецоперации». Опыт убедил их в собственной способности поддерживать такой спор. Еще более повысилась готовность спорить с представителем противоположных взглядов среди тех противников «спецоперации», которые в повседневном общении находятся среди ее сторонников. То есть прошедшие полтора года не разубедили их в значимости своих аргументов.

Результатом повторного «железнодорожного» теста можно считать то, что «спираль молчания» не закручивается дальше. За последние полтора года готовность обсуждать тему не уменьшилась ни среди сторонников, ни среди противников военных действий. То есть, несмотря на криминализацию антивоенной позиции и активное продвижение официальных нарративов, доля противников «СВО» и представленность их точки зрения в повседневном окружении россиян как минимум не уменьшаются. На это указывает и динамика ответов на вопрос о близком окружении, где распределение гипотетических сторонников и противников «военной операции» также остается стабильным.

Проекция на Кремль и три партии

В очередной опросной волне проекта «Хроники», помимо традиционного вопроса об отношении к войне в окружении респондентов, был также задан вопрос о том, как, по их мнению, относится к «спецоперации» ближайшее окружение Путина.

Казалось бы, рядовые россияне должны быть уверены, что окружение Путина полностью поддерживает лидера и в руководстве царит полное единство, или, учитывая непроницаемость российской верхушки в информационном смысле, они должны, по крайней мере, отвечать «не знаю». Однако так ответила лишь четверть респондентов (26%), а три четверти высказали свое мнение по этому вопросу. При этом 47% считают, что на российском Олимпе доминируют сторонники «спецоперации», 5% — что противники, а 27% полагают, что те и другие представлены в одинаковой мере.

Это распределение достаточно похоже на распределение мнений в отношении поддержки «спецоперации» в окружении самих респондентов. Чуть меньше половины респондентов считают, что в окружении Путина большинство составляют сторонники «спецоперации». И треть опрошенных (32%) полагает, что в окружении президента сторонники «СВО» во всяком случае не преобладают (среди самих респондентов 40% находятся в среде, где сторонники не составляют большинства). Это также достаточно удивительный результат. Мало того, что значительная часть россиян находится в среде, где представлены разные точки зрения на «спецоперацию», — они считают, несмотря на все усилия по стигматизации антивоенной позиции, что весьма схожее разнообразие мнений существует и в российских элитах.

Рисунок 2. Оценки отношения к «СВО» среди ближайшего окружения россиян и ближайшего окружения Путина, февраль 2025, % от числа опрошенных

Те, кто заявляет в опросе, что поддерживает «спецоперацию» (50% респондентов), в основном сами находятся в окружении поддерживающих ее (таких среди них 79%), но только 59% из них считают, что в окружении Путина такая же ситуация, а 25% полагают, что вокруг Путина нет провоенного большинства. Неопределившиеся, то есть затруднившиеся или отказавшиеся отвечать на вопрос о собственном отношении к «спецоперации» (37%), сами редко живут в провоенной среде (21%), 43% из них живет в смешанном окружении и еще 16% — в среде преимущественно противников «спецоперации». При этом около 40% из них считают, что Путин живет в окружении сторонников «СВО», и 35% (почти столько же) — что провоенного большинства в окружении Путина нет. Наконец, открытые противники «СВО», заявившие об этом в ходе опроса (11%), в большинстве живут в окружении тех, кто думает так же, как они (58%). Лишь около 30% противников «спецоперации» считают, что в окружении Путина есть провоенное большинство, а 55% думают, что такого большинства нет. Иными словами, больше половины из них считает, что между позицией Путина и позицией российской элиты в отношении войны пролегает значительная дистанция.

Насколько адекватно представлены в окружении президента, по мнению россиян, те взгляды, которые представлены в их собственном окружении? Если здесь имеется тождество, то значит, по мнению респондента, «наверху» вещи видят примерно так же, как «внизу». Если эти распределения различаются, значит, по мнению респондентов, политическая элита «оторвана» от народа.

Таблица 1. Представления об отношении к войне в собственном окружении и в окружении Путина, февраль 2025, % от числа опрошенных без учета затруднившихся с ответом

Таблица 1 демонстрирует пересечение характеристик, данных респондентами собственному окружению и окружению президента (за исключением затруднившихся с ответом в одном или другом вопросе). Здесь можно выделить три макрогруппы. Первую составляют те, кто считает, что в окружении Путина такое же распределение взглядов на конфликт в Украине, как и в их собственном. Таких оказалось 43%. Они полагают, что мнение их повседневного окружения надежно представлено в элите. Назовем эту группу «народ и партия едины». Вторая группа (12%) считает, что в окружении Путина «военная операция» поддерживается меньше, чем в их собственном окружении, то есть элита настроена более антивоенно. Огрубляя, можно сказать, что эта группа считает, что «в Кремле засела „пятая колонна“». Наконец, третью группу составляют те, кто считает провоенное единство в элите более монолитным, чем в народе. Они полагают, что «Кремль — монолитный отряд милитаристов», то есть что война поддерживается элитой в большей степени, чем обычными людьми (19%).

Таким образом, менее половины опрошенных утверждают, что мнение их ближайшего окружения адекватно представлено среди лиц, принимающих решения, примерно каждый восьмой (12%) предполагает, что вокруг Путина есть много тех, кто на самом деле настроен антивоенно, а почти каждый пятый, напротив, уверен, что элита настроена более милитаристски, чем обычные люди, и антивоенная точка зрения недопредставлена наверху.

Ожидаемо, одобряющие «спецоперацию» больше уверены в том, что их окружение хорошо представлено в правящей группе (54%). Но здесь же сосредоточена и самая большая группа (18%), предполагающая, что в Кремле окопалась «пятая колонна» тайных противников войны (этот дискурс получил прописку в среде «военных блогеров»). А вот их оппоненты — противники «СВО», — напротив, уверены в том, что такие, как они, недопредставлены в путинской элите. Считающих, что Кремль более провоенно настроен, чем население, среди них 42%. Среди неопределившихся треть считает, что настроения в Кремле соответствуют настроениям «на земле» (33%), но немногим меньшая группа (27%) полагает, что антивоенная точка зрения в Кремле недопредставлена.

Рисунок 3. Доли различных групп в оценке ситуации в российской элите среди сторонников и противников «военной операции» и неопределившихся, февраль 2025, % от числа опрошенных

Среди мужчин доли второй и третьей групп распределились поровну (по 15%), а вот среди женщин значимо больше считающих, что в условном Кремле недопредставлено мнение тех россиян, что живут рядом с ними и не разделяют энтузиазма сторонников «спецоперации». Здесь можно увидеть не только более антивоенное настроение россиянок, но и их оценку правящей группы как более агрессивной, чем основная масса соотечественников. Напротив, мужчины чаще склонны видеть заговоры внутри правящей группы, мешающие ей и национальному лидеру вести «спецоперацию».

О «пятой колонне» в Кремле чаще других могут говорить в старших возрастных группах, а о недопредставленности антивоенной точки зрения там — напротив, в младших. По доходам вторая группа (подозревающих наличие пятой колонны) значимо сдвинута к средним уровням, а третья, считающая, что антивоенная точка зрения недопредставлена в Кремле, — к низким. Любопытно, но наиболее доходные и, можно предположить, наиболее приближенные к элите группы в наименьшей степени (39%) уверены в том, что правящая элита отражает массовое отношение к «спецоперации». Здесь мы наблюдаем повышенное представительство как разоблачителей «пятой колонны», так и тех, кто считает, что «Кремль — монолитный отряд милитаристов».

Разумеется, представителей второй группы значимо больше среди позитивно оценивающих влияние «СВО» на свое материальное благополучие (21%). В целом, чем более последовательно человек отстаивает ценности и цели «спецоперации», чем активнее сам, пусть лишь вербально, готов принять в ней участие, тем больше он уверен, что российские центры принятия решений находятся под значительным влиянием «пятой колонны» противников «СВО». Если же житель России настроен миролюбиво, то он считает, что такая миролюбивая позиция недостаточно полно представлена в руководстве страны.

Рисунок 4. Оценки единства российской элиты в отношении «СВО», февраль 2025, % от числа опрошенных

Дискуссия о войне и градиент молчания

Кирилл Рогов

Директор Re: Russia

Распределение ответов респондентов на прямой вопрос, поддерживают ли они «военную операцию», мало меняется на протяжении последних трех лет почти во всех доступных российских опросах. Правда, само это распределение сильно зависит от формулировки вопроса и предлагаемых «подсказок» ответов. Если они предоставляют возможность уклониться от однозначного ответа и не отвечать вовсе (как это сделано в формулировке вопроса проектов «Хроники» и ExtremeScan), то группа не занявших определенную позицию составляет около 40% и оказывается лишь немногим меньше, чем группа заявляющих о своей поддержке войны. В то же время группа декларативных противников войны выглядит крайне маленькой — чуть более 10%.

На вопрос о том, как относятся к «военной операции» в их ближайшем окружении, люди отвечают гораздо охотнее (затруднившихся здесь всего 10%). При этом мы сталкиваемся с очевидным парадоксом. Хотя в ответах на прямой вопрос противниками войны себя заявляет примерно лишь каждый девятый, только 50% респондентов считают, что живут в среде, где сторонники войны преобладают, в то время как 40% утверждают, что в их среде они не составляют большинства (из них 27% считают, что тех и других поровну, а 13% — что противников большинство). И это распределение почти так же устойчиво, как и распределение ответов на первый вопрос. Это говорит о том, что в обыденной жизни и в близком кругу, где доверие выше, а опыт коммуникации гораздо более длительный и нюансированный, люди ощущают распределение сторонников и противников войны иначе, чем оно выглядит в опросах. (Если ближние круги наших респондентов не пересекаются и одинаковы по размерам, то математический минимум противников войны для полученного в опросе распределения — 19,8%, а максимум — 52,2%; наиболее вероятный диапазон — 30–40%.)

Наконец, «железнодорожный тест», как и полтора года назад, показал, что в условиях случайной встречи с малознакомыми людьми противники «спецоперации» будут высказываться о ней существенно реже, чем сторонники. В результате их представленность окажется еще ниже, чем та, которую мы наблюдаем в опросах общественного мнения. Среди заявивших о поддержке войны (таких 52%) выразили готовность вступить в дискуссию 43%, это 22,4% от всей выборки. Среди заявивших себя противниками войны (11%) в дискуссию готовы вступить 25%, то есть 2,8% от всей выборки. Таким образом, в опросе, где 63% высказали свою точку зрения, число декларативных сторонников «спецоперации» превышает число декларативных противников в 4,7 раза, однако в гипотетическом российском поезде лишь 25% вступят в дискуссию о войне, при этом среди них число ее сторонников будет в восемь раз превышать число противников. Так работает «спираль молчания».

Три разбираемых в статье Владимира Звоновского и Александра Ходыкина вопроса — о личном отношении к войне, об отношении к ней в ближайшем окружении и о готовности вступить в беседу с выразителем противоположной точки зрения в публичном месте — тесно связаны между собой. По сути дела, три вопроса задают три разных типа коммуникации, в которые вступают респонденты в условиях неблагоприятного (авторитарного) климата мнений. И в каждом случае распределение поддержки и неподдержки оказывается иным. В общественном пространстве, схожем с пространством поезда, соотношение двух групп будет искажено в сравнении с ситуацией социологического опроса в сторону меньшей слышимости антивоенной точки зрения. А вот в повседневном общении в ближнем кругу оно сдвинуто в другую сторону: здесь доля противников (во всяком случае, в представлении респондентов) будет в разы больше, чем в социологическом опросе.

Различные распределения в трех разных коммуникативных ситуациях коррелируют с различной долей «молчащих», не проявляющих своей позиции. В ситуации «железнодорожного» теста их более 75%. В ситуации опроса уклоняются от четкого определения позиции около 40%. По всей видимости, явно иное распределение сторонников и противников войны в повседневном общении в ближнем кругу указывает, что в таком общении осведомленность о том, какую позицию занимают окружающие, выше. То есть доля противников возрастает по мере роста доли тех, кто «проявил» свое мнение. Более того, само по себе «молчание» в социологическом опросе (отказ от определенной позиции) и в «жизни» может иметь различные интерпретации в зависимости от точки зрения. Если для человека антивоенных взглядов оно может выглядеть как форма эскапизма или даже конформизма, то с другой точки зрения оно может считываться как сигнал неприсоединения к официально насаждаемой норме поддержки войны и интерпретироваться как антивоенная позиция.

Тот факт, что в ответах на вопрос об окружении респондента доля противников войны явно и заметно выше, не означает, что мы нашли ключ к пониманию истинного соотношения ее сторонников и противников. Он означает, что в авторитарной и репрессивной среде в разных коммуникативных ситуациях (в том числе в ситуации опроса) это соотношение оказывается разным. Но также он означает, что в представлении большого числа респондентов (вероятно, даже большинства) они живут в обществе, где существует большее разнообразие в отношении к «спецоперации», чем нам может показаться, судя по разговорам в поезде или по социологическим опросам.

Более того, ответы на четвертый вопрос — о том, как смотрит на войну окружение Путина, — дополняют эту картину в двух отношениях. Во-первых, они показывают, что значительная доля респондентов считает разнообразие мнений о «спецоперации» не феноменом своего ближнего круга (своего «пузыря»), но характеристикой российского общества в целом, проявляющей себя на разных его этажах. Во-вторых, они указывают на то, что даже сторонники «военной операции», живущие в окружении других таких же сторонников, осознают неоднородность мнений о ней, существующих в обществе, и предполагают, что эта неоднородность (которую они осуждают) представлена на разных его этажах.

Внимательное сравнение ответов на четыре вопроса показывает нам, что, несмотря на все усилия властей, в условиях неблагоприятного климата мнений в российском обществе продолжается дискуссия о войне. И, как показывает «элитный тест», эта дискуссия имеет политическое измерение. Однако чем более публичной является ситуация, тем в большей степени эта дискуссия разворачивается в молчании. Но это не значит, что ее участники ее не слышат и не угадывают.