Крымский рецидив: участники социологических опросов видят Россию после начала войны более развитой, богатой и свободной, чем в мирное время

Результаты проводимых в России социологических опросов продолжают демонстрировать необычные эффекты военного времени и репрессивной среды. Особенно наглядными эти эффекты выглядят при сравнении с прошлым периодом мобилизации, 2014–2015 годами, когда Россия аннексировала Крым и инициировала прокси-войну на востоке Украины. Феномен «ралли вокруг флага», специфического сплочения общественного мнения вокруг правительства в моменты внешнеполитических кризисов, хорошо известен социологам и политологам. Особенность российской ситуации состоит в том, что это «сплочение» наблюдается не по некоторому кругу вопросов, связанных с кризисом, а в очень широком диапазоне предпочтений и мировосприятия респондентов. Людей, участвующих в опросах, в периоды социальной мобилизации как будто подменяют: они существенно консервативнее в своих установках, некритичны к правительству даже в тех вопросах, в которых обычно демонстрируют критическое отношение, более оптимистичны в своем мировосприятии окружающего и т.д. (Re: Russia уже неоднократно описывала эти эффекты).

В результатах недавнего опроса ФОМ, посвященного «образу России» в восприятии россиян, этот паттерн воспроизводится с особой наглядностью. В ответах на вопрос «Мы живем скорее в развитой, передовой или скорее в неразвитой, отсталой стране?» в марте 2012 года мнения россиян делились поровну: 45% считали, что в развитой, и столько же — что в отсталой. Но уже в конце 2014-го и в 2015 году (после аннексии и начала войны на востоке Украины) первый ответ давали соответственно 69 и 74% опрошенных, а второй — 23 и 17%. То есть следует предполагать, что более половины считавших страну скорее отсталой за полгода изменили свое мнение на противоположное. Затем показатель снижался, и в 2020–2021 годах развитой Россию считали уже 55–60% респондентов. В частности, 30 января 2022 года, за три недели до начала вторжения, развитой ее назвали 54% опрошенных, а неразвитой — 37%. Однако уже в мае, через несколько месяцев после начала войны, с первым мнением вновь были согласны 69% респондентов, а со вторым — только 20% (такие же результаты ФОМ получил в феврале 2023 года). 

Образ России в восприятии россиян, 2012–2023, % от числа опрошенных

Точно та же картина — в ответах на вопрос, является ли Россия богатой или бедной страной: в марте 2012 года 50% считали Россию богатой, а 40% — бедной. Но уже с декабря 2014 первого мнения придерживались 65–66%, а противоположного — всего около четверти респондентов. В 2019–2021 годах ситуация нормализуется, и богатой Россию считают около 50%, а бедной — около 40%, как до аннексии Крыма. В январе 2022 богатой Россию сочли и вовсе 37% опрошенных, а бедной — 46%. Но уже через несколько месяцев доля сторонников первого мнения начинает стремительно расти. И, наконец, совершенно аналогичная картина в распределении ответов на вопрос, является ли Россия свободной или несвободной страной. В невоенное время Россию считают свободной примерно половина (50–53%) опрошенных, а несвободной — 30–40%, в то время как в военное первого мнения придерживается 70–77%, а противоположного — 16–23%.

Доля считающих, что Россия находится в диапазоне между 10-м и 50-м местами «экономического рейтинга», в 2008–2018 годах практически не менялась (около 40%). И эта оценка выглядит достаточно адекватной (по ВВП на душу населения Россия располагается в шестом десятке, где-то вблизи 55-го места). А вот доля видящих Россию в числе передовых стран (в первой десятке) после аннексии Крыма и войны на Донбассе вновь поднялась с 13 до 29%. В конце 2010-х годов передовой видели Россию чуть более 20% опрошенных и почти столько же помещали ее между 50-м и 100-м местами. Доля тех, кто видел Россию в промежутке между 10-м и 50-м местами «экономического рейтинга», снизилась до 35%. Экономический пессимизм респондентов явно вырос (еще до ковида). Но после вторжения в Украину, санкций и экономического шока доля считающих Россию передовой экономической державой из первой десятки подпрыгнула до 33%, а доля видящих ее ниже 50-го места снизилась с 20 до 12%.

Впрочем, картина несколько меняется в вопросе, какое место занимает Россия в мире по уровню жизни населения. Мнение, что Россия находится здесь в первой десятке, разделяли в конце 2000-х годов только 5–7% опрошенных. После аннексии Крыма таких стало 10–12%, в конце 2010-х их доля вновь сократилась до 8%. Но после начала нынешней войны она выросла до 18%. Между 10-м и 50-м местами в «рейтинге уровня жизни» до аннексии Крыма Россию располагали около 30%, после аннексии — 35%. В конце 2010-х их доля снизилась до 27%, а после начала войны выросла, но не слишком внушительно — до 33%.

В двух последних вопросах хорошо заметен разрыв: экономическое положение России в мире ее жители оценивают гораздо выше, чем собственное материальное положение в сравнительной перспективе (что, пожалуй, больше соответствует реальности). А влияние войн на восприятие этого параметра гораздо слабее, чем в предыдущих, более абстрактных вопросах.

Так или иначе, если ориентироваться на данные массовых опросов, война является для российских властей поистине оптимальным решением социальных и экономических проблем и компенсатором накопленной «усталости» и роста скептицизма граждан. «Крымский синдром» в общественном мнении продержался вплоть до 2018 года, когда началось ухудшение оценок по широкому фронту вопросов. Однако реальная социальная цена первой украинской войны для россиян была ничтожна — в отличие от нынешней, где она планомерно нарастает. Поэтому вопрос о дальнейшем развитии наблюдаемой социальной аномалии остается открытым.