Между умеренной ксенофобией и низкой толерантностью: восприятие мигрантов после теракта в «Крокус Сити Холле»

Между личностным и стереотипическим: умеренная тревога, ксенофобия и социальная дистанция 

После теракта в «Крокус Сити Холле» вопрос об отношении россиян к трудовым мигрантам из Центральной Азии вновь оказался в фокусе внимания. Организация Human Rights Watch зафиксировала увеличение числа случаев их преследований со стороны частных и должностных лиц на почве ксенофобии. Исследовательский центр «Сова» также отметил всплеск числа нападений на мигрантов после атаки террористов.

Опрос компании ExtremeScan, проведенный 8–15 апреля, то есть через две недели после теракта, был призван замерить сразу несколько аспектов отношения россиян к мигрантам из Центральной Азии. Во-первых, исследователи спрашивали респондентов, будут ли они лично испытывать чувство тревоги или неприязни, если столкнутся с мигрантом, который окажется в социальной роли: 1) сотрудника ЖКХ или таксиста, 2) врача или медсестры, 3) соседа, 4) члена семьи знакомого или родственника. Эти вопросы сформулированы в соответствии с логикой шкалы Эмори Богардуса (Bogardus social distance scale) и гипотезой о прямой связи социальной дистанции с готовностью принятия «другого»: чем меньше социальная дистанция, тем меньше готовность допускать в этот круг людей иной национальности. Гипотеза, таким образом, предполагает, что тех, кто готов видеть людей из Центральной Азии в ЖКХ или за рулем такси, больше, чем тех, кто готов видеть их в качестве члена семьи близкого человека. Кроме того, эти вопросы позволяют оценить уровень предубеждений относительно профессиональных качеств мигрантов: поскольку большинство из них вынуждены заниматься неквалифицированным трудом, в обществе формируется стереотип об их неспособности к деятельности, требующей высокой квалификации и ответственности (врачи, медсестры).

По результатам опроса можно сказать, что тревога и неприязнь к мигрантам в России — даже после теракта — находятся на среднем уровне. Большинство респондентов (60%) считают, что не будут испытывать этих эмоций в отношении мигрантов ни в одной из предложенных ситуаций. Во всех четырех ситуациях негативные эмоции предвидят только 8% опрошенных, а каждый третий респондент (34%) думает, что испытает их как минимум в одной из предложенных ситуаций. Усредненный показатель негатива в целом по выборке равен 19%. При этом трудовая квалификация не имеет значения: и в случае с работниками ЖКХ и водителями, и в случае с врачами чуть более 20% опрошенных испытывают негативные эмоции к выходцам из Центральной Азии. Повышенные предубеждения относительно трудовых мигрантов в сферах, требующих высокой квалификации, не выявлены — вторая гипотеза не подтвердилась.

Но и первая гипотеза не подтвердилась: наоборот, данные демонстрируют здесь обратную связь — чем меньше социальная дистанция, тем меньше негатива или тревоги в отношении выходцев из Центральной Азии. Если в отношении дворника эти эмоции испытает 21%, то в отношении вошедшего в семью близкого респонденту человека — только 14%.

«Будете ли вы испытывать тревогу или неприязнь, если столкнетесь с мигрантом из Центральной Азии в нижеследующих социальных ролях?», % от числа опрошенных

То есть если человек попал в ближний круг, он уже в силу этого обстоятельства вызывает доверие. Например, если человек наладил хороший контакт с врачом в своей поликлинике, этническая принадлежность врача не имеет большого значения. Если условный таджик или киргиз поселился на лестничной площадке и это «хороший человек», он вызывает доверие вне зависимости от своего происхождения. А если он стал членом семьи, это значит, вероятно, что он прошел некий «фильтр», потому тревожность, связанная с его присутствием, снижается. Такое доверие к неформальным отношениям, установленным здесь и сейчас, обеспечивается прежде всего длительностью пребывания «чужака» в ближнем кругу. Так, незнакомец, который вместе с вами ожидает автобус поздним вечером, спустя 20 минут такого ожидания вызывает на порядок больше доверия, чем в тот момент, когда он только пришел на эту остановку. Неформальный контакт более значим, чем формальные институты и маркеры социальных статусов. 

Таким образом, доверие россиян к своему окружению, компенсирующее обобщенное недоверие и низкое доверие к институтам, оказывается сильнее ксенофобии, которая вытесняется с межличностного на обобщенный уровень. Отношение к дворнику из Центральной Азии значимо хуже, чем к человеку из ближнего круга: первый воспринимается как абстрактный стереотипный персонаж, а второй — как конкретный человек, с которым респондент поддерживает общение.

Институциональный уровень: восприятие мигрантов и «картина мира»

Если перейти с уровня межличностного общения на институциональный уровень восприятия проблемы трудовой миграции, то картина выглядит более сложной. 

Впрочем, уровень поддержки дискриминации по национальному признаку оказался относительно низким. Прямую дискриминацию («Должны ли русские в России обладать бо́льшими правами, чем люди других национальностей, или все граждане страны должны иметь равные права?») поддерживают 17% респондентов, по крайней мере на декларативном уровне, а четверо из пяти опрошенных (79%) поддерживают равноправие. Тревога и неприязнь к мигрантам из Центральной Азии во всех четырех социальных ролях прямо связана с готовностью ущемить в правах представителей нерусских этносов. Около 40% испытывающих тревогу или неприязнь к мигрантам, если они будут работниками ЖКХ или такси (39%), врачами или медсестрами (38%), соседями (36%) или супругами родственника или друга респондента (39%), поддерживают дискриминацию нерусских этносов. Но сама группа испытывающих такие чувства, напомним, не так велика (20–30%).

«Должны ли русские в России обладать бо́льшими правами, чем люди других национальностей, или все граждане страны должны иметь равные права?», % от числа опрошенных

В то же время результаты опроса показали, что труд мигрантов оценивается россиянами довольно низко. Лишь каждый третий опрошенный (35%) говорит, что пользы от труда мигрантов из Центральной Азии больше, чем проблем, и только четверть (26%) признает факты нарушения их прав. По 40% опрошенных считают, что проблем от мигрантов больше, чем пользы, и такая же доля утверждает, что какая бы то ни было дискриминация мигрантов в России отсутствует. В целом это говорит о том, что россияне не вполне осознают значимость труда мигрантов для российской экономики и, соответственно, не склонны задумываться над теми проблемами, с которыми мигранты сталкиваются.

«Как вы считаете, нарушаются или нет сейчас в России трудовые и гражданские права мигрантов, подвергаются они дискриминации или нет?», % от числа опрошенных

«Как вы думаете, от мигрантов из Центральной Азии для России больше пользы или больше проблем?», % от числа опрошенных

Среди считающих, что проблем от мигрантов больше, чем пользы, усредненный показатель негативных эмоций в отношении них составляет 34% (против 9% среди уверенных в том, что они приносят больше пользы). Таким образом, негативные эмоции и «недооценка» мигрантов непосредственно связаны. С другой стороны, усредненный показатель негатива в отношении центральноазиатских мигрантов не различается в группах тех, кто признает и не признает наличие дискриминации в отношении мигрантов. По всей видимости, отрицание дискриминации мигрантов является не признаком ксенофобии, а способом сохранить комфортное представление о социальной реальности.

Вопросы о пользе труда мигрантов и о том, дискриминируют ли их в России, в целом оказались сильно политизированы, то есть при ответе на них респонденты апеллировали к некой нормативной картине мира. Лагеря сторонников и противников действующей власти, представленные в опросе, достаточно консистентны в ответах на вопросы о поддержке Путина, честности выборов и отношении к интервенции в Украину. Противники действующей власти вдвое чаще ее сторонников говорят о нарушениях прав мигрантов в России (48% противников Путина против 24% его сторонников) и на треть чаще — о пользе мигрантов для России (43% не поддерживающих «СВО» против 32% поддерживающих). В то время как лоялисты в два раза чаще утверждают, что права мигрантов не нарушаются, и не склонны придавать их роли на рынке труда большое значение.

«Нарушаются ли в России права мигрантов?», % от числа опрошенных, поддерживающих нижеследующие мнения и утверждения 

С другой стороны, среди оппозиционно настроенных россиян, как ни странно, несколько больше выступающих за особые права русских, то есть дискриминацию мигрантов (23% среди противников «СВО» и 15% среди ее сторонников) и чуть выше значение усредненного показателя негатива к выходцам из Центральной Азии (22% среди уверенных в фальсификациях президентских выборов против 19% среди считающих выборы честными). Иными словами, сторонники закрепления особых прав русских не консистентны по политическим взглядам. А в лагере оппозиционно настроенных россиян просматриваются две группы: в одну входят сторонники либерально-гуманистических ценностей, выступающие за межэтническую толерантность и против дискриминации, в другую — те, кто не поддерживает президента и военные действия, но не из-за ценностных разногласий с российским руководством, а, по всей видимости, потому, что возлагает на президента и его политику вину за ухудшение своего материального положения. Среди столкнувшихся с таким ухудшением больше и противников действующей власти, и испытывающих негативные чувства к мигрантам из Центральной Азии. 

Некоторые выводы: умеренная ксенофобия и низкая толерантность

Таким образом, уровень ксенофобии — неприязни к мигрантам из Центральной Азии — даже после теракта в «Крокус Сити Холле», с социологической точки зрения, можно определить как умеренный. Усредненный показатель негатива в целом по выборке равен 19%. И это отношение к мигрантам в последние годы в целом остается на стабильном уровне. Если добавить к этой группе испытывающих более умеренный или ситуативный негатив (в одной из нескольких предложенных ситуаций), можно сделать вывод, что настороженное и/или негативное отношение характерно примерно для трети россиян. 

Полученные результаты согласуются с данными аналогичных исследований, проведенных другими социологическими центрами при помощи других опросных методов. Так, по данным опроса ФОМ, проведенного в феврале 2022 года по месту жительства, четверть россиян (25%) испытывают недовольство, беспокойство по поводу мигрантов из стран Центральной Азии. Примерно столько же (24%) негативно отнеслись бы к жизни по соседству с ними, 50% считают, что их въезд в Россию следует ограничить, то есть регулировать. При этом в опросе ФОМ практически равные группы сочли, что мигранты приносят больше пользы (29%) и больше вреда (30%), при большой доли не определившихся с ответом. Опросы «Левада-центра» по месту жительства, проводившиеся в последние годы, показали, что уровень подозрительности в отношении мигрантов из Центральной Азии несколько вырос. В 2021 году жителями России их готовы были видеть 45% опрошенных, 25% выступали за то, чтобы разрешать им только временный въезд, а 26% — за то, чтобы не пускать совсем. В апреле 2022 года уровень толерантности несколько повысился: жителями России мигрантов готовы были видеть 54%, в качестве временных работников — 27%, а «не пускать в Россию» хотели лишь 15%. В апреле 2024 года первая группа сократилась до 39%, вторая осталась практически такой же, а вот вариант «не пускать в Россию» выбрали 31% опрошенных. Это значительный рост по сравнению с 2022 годом, но не столь значительный по сравнению с 2018–2021-м, когда за запрет на въезд мигрантов из Средней Азии выступали в среднем 27% опрошенных. При этом в опросе ФОМ практически равные группы сочли, что мигранты приносят больше пользы (29%) и больше вреда (30%), — при большой доле неопределившихся с ответом.

Как показал опрос ExtremeScan, мужчины в целом относятся к мигрантам толерантнее женщин: по сравнению с женщинами среди мужчин ниже усредненный показатель негатива (16% против 22%), больше признающих пользу от мигрантов (38% против 32%) и ниже поддержка ущемления нерусских в правах (13% против 20%). Среди всех возрастных групп терпимее всего к мигрантам молодежь. Россияне 18–29 лет в среднем реже испытывают тревогу или неприязнь к выходцам из Центральной Азии (13%), реже соглашаются ущемить права нерусских (12%) и чаще признают существование дискриминации мигрантов (39%). Также толерантнее к мигрантам люди с высшим образованием: они полагают, что от центральноазиатских мигрантов больше пользы (38% против 32% среди не имеющих высшего образования), и значительно реже считают, что русские в России должны иметь больше прав, чем люди других национальностей (13% против 21%).

Москвичи и петербуржцы с большей тревогой относятся к приезжим из Центральной Азии: усредненный показатель негатива к ним в столицах равен 24% при 19% в среднем по выборке. В то же время жители столиц чаще говорят о нарушениях прав мигрантов (30%), пользе от них (40%) и не выделяются по уровню поддержки этнического равноправия. 

Россияне, столкнувшиеся с ухудшением материального положения, как уже было сказано, менее толерантны к мигрантам. Они чаще относятся к таким приезжим с неприязнью или тревогой (23%) по сравнению с теми, чье материальное положение улучшилось (15%). Россияне с ухудшившимся материальным положением вдвое чаще улучшивших его говорят о необходимости бóльших прав для русских по сравнению с другими этносами: 22% против 11%. 

Другим важным фактором, влияющим на тревожность россиян в отношении азиатских этносов, является тревожность в отношении будущего в целом. Так, в группах, где опасаются, что в наступившем году в стране могут произойти новые теракты, новая мобилизация, техногенные катастрофы, злоупотребления сотрудников силовых ведомств, болезни, эпидемии и пр., уровень тревоги и неприязни к мигрантам (21–24%) вдвое выше, чем у тех, кто исключает возможность таких событий в ближайшее время (11%). Как видим, тревожность относительно «мигрантов» здесь вписана в общий фон тревожностей.

Но все эти колебания находятся в не столь значительном диапазоне отклонений от указанных выше средних цифр. При этом сокращение социальной дистанции снижает уровень недоверия — межличностное общение позволяет снять «стереотипический» негатив. Доверие россиян к своему окружению, компенсирующее обобщенное недоверие и низкое доверие к институтам, оказывается сильнее ксенофобии, которая вытесняется с межличностного уровня на обобщенный. В то же время поддержка прямой дискриминации нерусских людей, выраженной в ограничении их прав по сравнению с правами русских (за это выступают 17% опрошенных), близка к усредненному уровню недоверия/тревоги в отношении мигрантов.

При относительно невысоком уровне враждебности и настороженности российское общество не имеет определенной позиции относительно того, насколько мигранты необходимы российскому трудовому рынку и, соответственно, относительно того, есть ли необходимость защищать их права. Оппозиционно настроенные россияне имеют положительное мнение по этим вопросам почти в два раза чаще, чем россияне лояльные и более восприимчивые к «официальной» точке зрения. При этом вторая группа составляет большинство опрошенных. И это обстоятельство заставляет предположить, что «подозрительность» к мигрантам в определенной мере подпитывается сверху.