Курская битва войны на истощение: промежуточные итоги вторжения ВСУ

Способна ли Россия выиграть в войне на истощение?

Окончательные итоги курской операции ВСУ подводить еще рано. Эти итоги определятся на двух театрах военных действий — собственно в Курской области и на направлении главного удара российского наступления под Покровском. Однако уже сейчас ясно, что предполагавшаяся картина победоносной для Кремля военной кампании 2024 года, во всяком случае, испорчена и поставлена под сомнение. Даже если Россия возьмет Покровск и достигнет стратегических целей на основном театре кампании, как планировала, эта победа будет выглядеть по меньшей мере двусмысленной на фоне уязвимости, которую продемонстрировал курский прорыв.

Считается, что непосредственной целью контрнаступления в Курской области было отвлечение российских войск с основного направления российского натиска на Покровск, и эта цель не достигнута. Однако параллельно курская операция поставила гораздо более широкий вопрос: способна ли Россия выиграть у Украины войну на истощение?

Ставку на долгую войну Кремль сделал летом — ранней осенью 2022 года, приняв принципиальные решения о масштабном увеличении военных расходов, развертывании производства вооружений и «частичной» мобилизации. Эти решения должны были создать неоспоримое преимущество на стороне России. Кремль накапливал ресурсы в течение полутора лет, успешно отбил украинское контрнаступление 2023 года и подготовил собственное. Также им был нащупан верный источник пополнения живой силы — реальный коммерческий контракт, с помощью которого Минобороны стало вербовать новые контингенты для своих кровавых штурмов.

Вся логика медленного, но неотвратимого российского наступления в ходе летней кампании 2024 года должна была продемонстрировать, что ответ на поставленный выше вопрос однозначен. Российские войска методично продвигались на широком участке фронта, завоевывая северо-восток Донбасса, а Министерство обороны рапортовало о десятках и сотнях тысяч новых контрактников, набранных на коммерческой основе.

Все это должно было создать эффект самосбывающегося пророчества. Да, Россия, располагая бо́льшими ресурсами вооружений и живой силы, определенно выигрывает в войне на истощение. А это значит, что продолжение военных действий бессмысленно, в том числе и в перспективе украинских интересов. Потому что в этом случае чем дольше будет продолжаться война, тем большей территории Украина лишится. Осознание этого тезиса ведет к формированию на Западе консенсуса, что с Путиным необходимо заключать сделку, к снижению готовности поддерживать военные усилия Украины и в результате к военно-дипломатической победе Москвы. К середине лета 2024 года складывалось впечатление, что Запад близок к подобному консенсусу.

Однако украинское контрнаступление не просто продемонстрировало неподготовленность России к такому развитию событий и незащищенность граничащих с Украиной российских областей. Оно показало, что у российской армии нет никакого резерва и Кремль стоит перед дилеммой: либо перебрасывать войска из-под Покровска, либо временно смириться с захватом собственной территории. Иными словами, ресурсное преимущество России незначительно и достигается лишь полной концентрацией сил на направлении основного удара.

Спешные объявления о двукратном увеличении выплат за подписание контракта, которые последовали в России за началом курского прорыва, лишь подтверждают эту картину. Российская армия в ходе наступления, по всей видимости, теряет в месяц ранеными и убитыми не меньше, чем успевает привлечь с помощью контрактного набора. Весеннее увеличение выплат не изменило этой траектории, а сработает ли новое повышение — пока неизвестно.

Эти обстоятельства, в свою очередь, возвращают дискуссию в начальную точку: если Запад продолжит энергично поддерживать Украину ресурсами, то Россия, вероятно, не сможет добиться решающего преимущества. В этом случае высокие потери России в живой силе и военных ресурсах в ходе наступательной кампании 2024 года не приведут к ее военно-дипломатической победе. А ее способность предпринять в следующем году еще одно такое же наступление не очевидна. В таком случае и вопрос целесообразности военной помощи Украине, и контекст, в котором может начаться подготовка переговоров, выглядят совсем иначе.

Курская информационная битва

В первые же дни украинского прорыва в Курской области Кремль принял принципиальное решение не останавливать и не замедлять наступление на Покровск. А на курском направлении — перенести поле боя в информационно-пропагандистскую сферу. То есть всеми возможными средствами снижать значимость случившегося. Отсюда происходит и знаменитая «ситуация», как обозначил Путин захват российской территории, и вся система эвфемизмов, которую используют официальные лица. Так, в своих последних комментариях Путин рассуждает о «бандитах», «которые забрались на территорию Российской Федерации… в Курскую область», намеренно деформируя картину случившегося.

Если Покровск не будет взят, это позволит Украине и Западу заявить о провале всего летнего наступления 2024 года. А если будет взят, то это позволит Кремлю заявить о своем успехе, несмотря на «ситуацию» в Курской области, которая в этом случае не получит дальнейшего развития и потеряет свою информационную значимость на фоне «прохладной» реакции на нее внутри России. Девальвируя эффект курского прорыва внутри России, Кремль девальвирует значимость и стратегическую ценность самого украинского прорыва.

Как показывает предпринятый проектом OpenMinds анализ публикаций и комментариев в социальных сетях, вторжение ВСУ на территорию России моментально стало главной темой российского сегмента интернета, а количество связанного с войной контента после 6 августа выросло втрое по сравнению с предыдущей неделей. При этом сразу после вторжения официальная пропаганда и z-военкоры следовали в освещении событий различным стратегиям: в то время как первая стремилась снизить значимость события, вторые пытались удержать наплыв аудитории за счет нагнетания «патриотической» паники. Количество «позитивных» высказываний о войне резко уменьшилось, а количество критических высказываний в адрес российских властей выросло, в результате чего сконструированный аналитиками проекта индекс отношения к войне в соцсетях достиг самой низкой отметки за последние 70 дней, следует из анализа более 750 различных российских аккаунтов и каналов в VK, Telegram, «Одноклассниках» и YouTube и почти 500 тыс. опубликованных в них текстов и комментариев. 

12% от числа всех касающихся войны комментариев в Telegram содержали прямую критику российского руководства (плохая подготовка российской армии, недостаточная или ничтожная поддержка населения в зоне боевых действий и пр.). Заметным и сознательно продвигаемым нарративом стала резкая критика Министерства обороны, на которое возлагалась ответственность за украинский прорыв и которое обвинялось в коррупции и «предательстве» (наиболее активно эта тема продвигалась в VK). Согласно исследованию контента соцсетей, подготовленному проектом FilterLabs, вторжение повлияло и на тон комментариев в отношении Путина. С 6 по 16 августа в регионах с высоким показателем набора контрактников тональность комментариев в отношении Путина ухудшилась более чем на 0,3 пункта (на шкале от 1,0 до –1,0), а в регионах с высокой долей военного производства — почти на 0,4.

В целом, анализ OpenMinds демонстрирует, что российские власти полностью отказались от тех возможностей, которые предоставляла ситуация для патриотической мобилизации («враг вторгся на нашу землю»), стремясь представить событие как чрезвычайную, но управляемую и не слишком значимую «ситуацию». Нормализация нарративов происходила несколькими путями: за счет более слаженных объяснений бесполезности украинского вторжения, которое не способно остановить российское наступление, туманного описания подробностей действий российских войск, «деловых» комментариев чиновников о ходе плановой эвакуации жителей и оказываемой им помощи и пр.

Подавленный эффект и обманутые ожидания

Насколько удалось российским властям убедить российское население в том, что «курской битвы» на этот раз не было? Российские опросы общественного мнения дают важные, но смещенные данные об эффекте тех или иных событий, в том числе и курского вторжения.

Прежде всего можно сказать, что осведомленность о нем находится на почти максимальном уровне, что само по себе свидетельствует о сильном первичном эффекте происходящего. По данным «Левада-центра», 94% опрошенных знают о вторжении: 51% внимательно следят за развитием событий, 43% слышали о них (осведомленность о мятеже Пригожина была даже чуть ниже: тогда «следили» 52%, а «что-то слышали» 40%). 91% опрошенных выражают обеспокоенность по поводу происходящего (атака ВСУ «очень беспокоит» 63% респондентов и «скорее беспокоит» — 28%). Больше всего россиян волнуют «жертвы среди мирного населения» (41%), меньше — сам факт «нападения на территорию России» (25%) и «слабость и неподготовленность властей» (11%). В еженедельных замерах Фонда «Общественное мнение» (ФОМ) число упоминающих войну в Украине среди главных событий недели подскочило втрое: с 20% до почти 60%. Однако последний замер демонстрирует некоторое угасание «курского эффекта».

Какие события прошедшей недели, о которых сообщалось в средствах массовой информации, больше всего заинтересовали вас, привлекли ваше внимание?, июль–август 2024 года, % от числа опрошенных

Однако содержательно оценить социальный и политический эффект события по российским опросам общественного мнения непросто в силу вероятного смещения выборки (→ Re: Russia: Провоенная весна). Это смещение, в частности, выпукло проявляет себя в инфляции положительных оценок социально-политической ситуации в стране. Так, например, по данным «Левада-центра», о том, что страна движется в правильном направлении, в последние полтора года в среднем заявляли 68% опрошенных, а в последние полгода — и вовсе 73%. При этом в «золотой период» путинизма, в 2007–2008 годах, после почти 10 лет высоких темпов роста экономики и доходов, такую оценку ситуации давали в среднем только 53% респондентов, в 2014–2015-м (после Крыма) — 59%, в 2018–2021-м — 48%. Тот факт, что после начала войны и введения санкций позитивные оценки ситуации подскочили на 20 процентных пунктов и достигли абсолютных максимумов, выглядит достаточно абсурдным, но объяснимым, если предположить, что в репрессивном климате мнений готовность критически настроенных граждан участвовать в опросах резко снизилась. В результате чего позитивные оценки достигли столь ошеломляющего большинства.

В августе, на фоне захвата части Курской области, о движении страны в правильном направлении заявили 67%, что на 6 п. п. ниже среднего значения за последние полгода. Схожий не слишком значительный сдвиг можно наблюдать и в другом подверженном инфляции показателе — рейтингах одобрения Путина и доверия ему. По данным ФОМ, в течение августа они снизились на 5 п. п., до 76–78%. Такое же незначительное снижение фиксировалось в двух предыдущих кризисных эпизодах войны — после объявления мобилизации (до 74%) и во время «пригожинского мятежа» (до 73%).

Несколько более показательными выглядят ответы на вопросы, касающиеся эмоционального фона жизни респондентов, и «размытые» политические индикаторы. Так, по данным ФОМ, доля тех, кто считает, что среди окружающих их людей преобладает спокойное настроение, снизилась со средних в июне–июле 56% (в конце июля — 59%) до 47% в период с 11 по 25 августа, а доля тех, кого в основном окружают люди в тревожном настроении, выросла с 38% в среднем за два месяца (33% в конце июля) до 46%. Таким образом, смещения в этом показателе составили порядка 6–13 п. п. Это, впрочем, далеко от показателей тревожности 2022 года, когда в среднем около 60% опрошенных были окружены людьми, испытывающими в основном тревогу. 

Распределение ответов на еще один вопрос ФОМ («Действия российских властей за последний месяц у вас лично вызывали недовольство, возмущение или не вызывали?») демонстрирует, что в последние полгода недовольство и возмущение действиями властей испытывали 21%, в конце июля — 18%, а в конце августа — 28% (на фоне мобилизации в сентябре–октябре 2022 года такие чувства испытывали 42%). В опросе «Левада-центра» (последняя неделя нынешнего августа) каждый четвертый респондент (24%) заявил, что в последние дни испытывает напряжение, раздражение, страх, тоску, — это плюс 6 п. п. к июлю.

Эти данные отражают эффект курского вторжения в выборке, скорее всего смещенной в пользу более лояльных властям контингентов. И если бы не это смещение, эффект был бы более значительным. Можно достаточно уверенно сказать, что вторжение воспринимается как своего рода кризис, однако масштаб его выглядит существенно меньшим, чем в случае с российским отступлением летом 2022 года и объявлением «частичной» мобилизации, и сопоставимым с эффектом мятежа Пригожина в августе 2023-го.

Политический эффект вторжения ВСУ подавлен в репрессированном общественном мнении так же, как он приглушен в опросах смещением выборки. В определенной мере российским властям удалось сбить поднимавшуюся волну шока подчеркнуто спокойным и отчасти безразличным отношением к «ситуации». Однако долгосрочный ее эффект, скорее всего, будет связан с обманутыми ожиданиями. Дело в том, что в опросных данных начала лета наблюдался рост доли тех, кто считает, что «специальная военная операция» развивается успешно, приближая окончание войны. В опросе Russian Field это мнение высказывали 69% (на 12 п. п. больше, чем в среднем в 2023 году). Опрос «Левада-центра» зафиксировал рост доли респондентов, считающих, что война закончится в течение года (40% вместо трети в среднем в предыдущих опросах). В то же время опросы «Левада-центра» демонстрировали рост доли высказывающихся в пользу начала мирных переговоров, а не продолжения военных действий: 58% против 36% при среднем соотношении 52% против 39% в течение предыдущего года.

Таким образом, массовый взгляд на войну летом этого года во многом следовал за представлениями российского руководства: преимущество на стороне России, и, когда она сумеет его реализовать, это приведет к окончанию войны путем заключения соглашений, вполне устраивающих российскую сторону. По этим ожиданиям курское вторжение ВСУ нанесло существенный удар. Как и по представлению, что Россия сумела решить проблемы обеспеченности ресурсами, прежде всего живой силой, которые остро стояли перед ней в предыдущие годы.

OpenMinds отмечает, что одной из тем комментариев по поводу событий в Курской области, хотя и не слишком заметной в этой выборке, стало обсуждение новой волны мобилизации. По данным «Левада-центра», доля тех, кто ожидает в ближайшие месяцы объявления второй волны мобилизации, выросла по сравнению с февральским замером с 18 до 24%, а доля опасающихся всеобщей мобилизации подскочила с 34 до 46%.

В целом, как и на большом театре геополитики, в общественном мнении итоги курского контрнаступления Украины еще не определились окончательно. В новый рабочий год оно вступает встревоженным, а укреплявшаяся летом уверенность в скором и благополучном для России окончании войны вновь поставлена под сомнение. Как и на театре геополитики, перед российским общественным мнением вновь встает вопрос о ресурсной недостаточности российской армии, то есть о том, что достижение победы может потребовать от него больших жертв, в частности новой волны мобилизации. Такой поворот событий вызовет в России новый шок.

Но сегодня комплекс этих опасений несколько приглушен информационно-пропагандистскими усилиями Кремля и затухающим информационным фоном: поток травмирующих военных новостей из Курской области исчерпался. Многие военные аналитики ждут в сентябре–октябре кульминации российского наступления под Покровском и скептически оценивают способность украинской стороны защищать город. Если российской армии удастся успешный прорыв, это практически нейтрализует эффект курского вторжения. Если она окажется втянутой в затяжной штурм на несколько месяцев, как в Бахмуте, российское наступление 2024 года будет расценено как неудача и мировым сообществом, и россиянами.