Борьба за мир: кейс Надеждина и расширение запроса на окончание войны могут повлиять на предвыборную риторику Владимира Путина

В консолидированных авторитарных режимах основная интрига выборов состоит не в том, кто победит, а в том, какими средствами и усилиями авторитарный режим добивается нужного результата. В «мягких» (их иногда называют конкурентными) авторитарных режимах инкумбент, то есть претендент, который уже находится во власти (действующий президент или его преемник), обычно набирает 60–70% голосов. Это связано с тем, что такой режим располагает реальной поддержкой, не нуждается в репрессиях и допускает нерадикальную оппозицию до выборов. Выборы в этом случае обычно несвободны от фальсификаций, но эти фальсификации имеют ограниченный масштаб. В «жестких» авторитарных режимах власти существенно больше контролируют общество, репрессируют своих противников, уничтожая организационный потенциал оппозиции, и последовательно цензурируют медиапространство. Инкумбент получает здесь 80–99% голосов, причем эти цифры не являются результатом подсчета бюллетеней «снизу», но подгоняются под запрос «сверху». 

На протяжении двух первых сроков президентства Владимира Путина и единственного срока президентства Дмитрия Медведева в России был режим первого типа. Инкумбент набирал 64–71% голосов, репрессии почти отсутствовали, а фальсификации преимущественно осуществлялись на местах. Выборы 2018 года носили переходный характер: Путин набрал 77% за счет широкого использования административного ресурса, принудительной явки и фальсификаций. Россия военного времени почти окончательно превратилась в режим второго типа, достигнув соответствующего уровня цензуры и репрессивности. Поэтому и в электоральном смысле задачей властей является обеспечение результата выше 80% (о такой задаче рассказывали и источники «Медузы» в российских органах власти).

Помешать режиму в этом ни оппозиция, ни избиратели не способны. Однако интрига состоит в том, насколько убедительно режим сумеет разыграть электоральный спектакль и в какой степени остаткам оппозиции удастся символически делегитимировать выборы или продемонстрировать их фиктивный характер. При этом некоторые исследования показывают, что слишком явные фальсификации могут оттолкнуть и демобилизовать не только лоялистов, считающих, что они присоединяются к большинству, но и ядерный электорат, который верил, что режим опирается на реальную поддержку.

Опросы общественного мнения не так много говорят о «предвыборных» настроениях граждан, которые при таких режимах, как правило, относятся к голосованию (и отчасти к самим опросам) как к ритуалу. Так, по данным проекта Russian Field от середины января, собираются пойти на выборы 87% опрошенных (65% — точно пойдут, 22% — скорее пойдут), ту же цифру, около 85%, получила группа ExtremeScan в опросах конца января и начала февраля. Причем, по данным ExtremeScan, среди тех, кто поддерживает «специальную операцию», планируют участвовать в выборах 92%, а среди тех, кто не поддерживает, — 68%. 

Столь высокий уровень готовности участвовать в выборах является совершенно противоестественным (на выборы никогда не приходит так много людей) и свидетельствует скорее о ритуальном характере ответов. При повсеместном намерении принять участие в выборах лишь 38% сказали, что обсуждают предстоящее голосование с родственниками, друзьями и коллегами. В наибольшей степени осведомлены о выборах и выражают намерение голосовать пожилые респонденты, получающие информацию из телевизора. 

В опросе ExtremeScan полстеры выясняли не намерение проголосовать, а рейтинг кандидатов. Для этого они задали вопрос «Если вы пойдете на выборы, то за какого кандидата проголосуете?», игнорируя тот факт, что часть избирателей на выборы не пойдет. 68% указали на Путина, 20% еще не определились с выбором, а 6% назвали Бориса Надеждина. Таким образом, малоизвестный политик с антивоенной программой набрал столько же, сколько все прочие «альтернативные» кандидаты (в этом списке было семь позиций). Февральский замер полстеры начинали, когда Надеждин еще не получил отказа в регистрации, а заканчивали уже после этого. В результате рейтинг Надеждина упал почти в два раза, и в итоге ему отдали свои предпочтения те же 6%, пишут исследователи. Таким образом, накануне отказа рейтинг Надеждина интенсивно рос.
Подписная кампания антивоенного кандидата Надеждина, собиравшая очереди у его штабов, оказалась пока главным информационным событием президентских выборов 2024 года и чуть не стала главной ошибкой Кремля. Если бы его допустили до выборов, его кампания стала бы ареной продвижения легального и даже системного антивоенного нарратива, что представляло для властей большую опасность.

На значимость повестки завершения войны, помимо неожиданного успеха Надеждина, указывают и ответы на заданный Russian Field вопрос «Какое первоочередное решение должен принять президент, избранный на выборах в 2024 году?» 26% респондентов дали ответ «Завершить СВО, установить мир». Этот результат упомянули многие российские СМИ, дав при этом ему в целом неверную интерпретацию. Во-первых, это был открытый вопрос, то есть респонденты формулировали пожелание в свободной форме, без подсказок, а полстеры затем объединили ответы в более широкие категории. При этом 36% опрошенных не смогли дать никакого ответа. И это означает, что из тех, кто сумел сформулировать пожелание будущему президенту (64%), 40% назвали в этом качестве окончание войны. Следующая категория, «Обеспечить повышение доходов и уровня жизни», аккумулировала в два с половиной раза меньше ответов (10% от всех или 15% от ответивших).

В то же время формула «Завершить СВО, установить мир» отнюдь не означает, что респонденты желают вывода российских войск из Украины и готовы признать вторжение ошибкой. Наоборот, многие из них, скорее всего, считают оптимальным исходом скорейшее достижение победы России. Поэтому здесь следует различать «стремление к окончанию войны» и «антивоенные настроения». Как отмечалось в недавнем исследовании Re: Russia, в доступных нам социологических данных (по всей видимости, смещенных в условиях войны и репрессий) доля сторонников первой позиции растет, а доля сторонников второй — нет (→ Re: Russia: Вторая демобилизация). Иными словами, ожидание окончания войны является наиболее широким артикулированным запросом среди россиян, однако сценарии достижения этого для них неясны и, вероятно, будут раскалывать единство желающих мира. В этой ситуации от президента Путина на последнем этапе кампании стоит ждать фиктивных и обтекаемых миролюбивых высказываний или даже инициатив. Таким образом он попытается апроприировать «запрос на мир», чтобы не отдать его антивоенной оппозиции. Это, разумеется, вовсе не будет означать изменения курса Кремля — в конце концов, в эпоху юности Владимира Путина гонка вооружений велась советским руководством под лозунгом «борьбы за мир».