Невегетарианский статус: расширив область применения статуса «иноагента» и связанные с ним ограничения, российские власти ищут надежный мостик для его криминализации

Российские власти готовятся к новой репрессивной кампании, которая будет направлена против лиц и организаций со статусом «иноагента» и предполагает массовое возбуждение уголовных преследований против них на основании постановлений «об уклонении от исполнения обязанностей иностранного агента» или механизма преюдиции, запускающего уголовные преследования повторных (в течение года) нарушений соответствующего законодательства, пишет «Медиазона». 

Издание изучило данные районных судов (именно они подтверждают протоколы и выносят решения о штрафах) и обнаружило, что с марта–апреля 2023 года наблюдается постепенный рост числа штрафов, налагаемых на нарушителей закона об «иноагентах», а на июль–октябрь 2023 года приходится их скачок. К осени 2023 года в суды приходило до 20 протоколов в неделю, за которыми следовали штрафы. А пик числа протоколов (26 штук) за непредоставление отчетов в Минюст или ошибки в них приходится на октябрь 2023-го, месяц сдачи обязательной квартальной отчетности «иноагента». В данный момент, считает «Медиазона», власти вплотную подвели к следующему шагу — уголовному преследованию 57 человек с «иноагентским» статусом на основании преюдиции — уголовной квалификации повторных нарушений законодательства.

Этот эффект можно было бы списать на общий рост численности «иноагентов» за последние два года, однако раньше составление протоколов об отсутствии «иноагентской» маркировки или о непредставлении отчета было сравнительно редким явлением. Теперь это приобрело характер кампании, направленной, в частности, против «иноагентов», находящихся за границей, вне зоны досягаемости российских правоохранительных органов. И в целом, такой поворот логично вписывается в эволюцию «иноагентства» — инновационного инструмента репрессий, взятого российскими властями на вооружение более десяти лет назад.

За это время институт «иностранного агентства», впервые появившийся в российском законодательстве в 2012 году, превратился в настоящую фабрику преследования инакомыслия. Специфика этой практики заключается в том, что она не выглядит как стандартная репрессия и предполагает лишь частичное (хотя с годами все более существенное) поражение в правах, но при этом применяется во внесудебном порядке. В качестве образца и прецедента российские власти и президент Владимир Путин любят ссылаться на американский закон FARA, но эти ссылки носят обманный характер: и с точки зрения легальной рамки, и с точки зрения практики применения российское и американское «иноагентства» имеют мало общего.

Другая особенность практики преследования «иноагентства» в России заключается в его «ползучем» ужесточении — в соответствии с эволюцией режима в направлении все более широкой репрессивности. В 2013 году, когда «иноагентские» поправки в законодательство впервые вступили в силу, они выглядели эксклюзивной мерой воздействия полуавторитарного государства на профессиональные некоммерческие организации. Но все равно стали вызовом для российских НКО, сильно изменив структуру гражданского сектора. Уже в 2013 году российские НКО совокупно получили по новым поправкам штраф размером 2 млн рублей. Часть организаций была вынуждена реструктурировать или свернуть свою деятельность, но бóльшая часть смогла адаптироваться к новым правилам. В этот период основной целью закона была монополизация финансирования гражданского сектора со стороны государства. Параллельно с его использованием в качестве ограничительной меры Кремль начал развивать систему грантов, призванную форматировать и контролировать направления деятельности некоммерческих организаций (подробнее об этом в обзоре Re: Russia «Диктатура негражданского общества»).

Помимо ужесточения правил и ограничений, связанных со статусом «иноагента», российские власти несколько раз расширяли область его применения, сначала распространив его с некоммерческих организаций на СМИ, а затем придумав статус «СМИ-иноагента» для физических лиц. Эти нововведения противоречили изначальной сущности законодательной нормы как инструмента регулирования деятельности НКО, превратив ее в инструмент внесудебного ограничения свободы слова. При этом в качестве более жесткого варианта преследования некоммерческих организаций и СМИ во второй половине 2010-х годов была разработана и введена практика — также внесудебного — признания НКО, СМИ или даже не существующей юридически организации «нежелательной». Отличие состояло в том, что присвоение такого статуса открывало перспективу немедленного уголовного преследования лиц, которые были ассоциированы с этой организацией.

Хотя давление на НКО с помощью присвоения статуса «иноагента» началось в 2013 году, а его использование для давления на свободу слова стало практиковаться с 2019 года, в настоящую фабрику преследований Минюст превратил «иноагентство» с началом войны. Сейчас список Минюста состоит из 858 позиций, из которых 737 — «иностранные агенты» различных категорий, а 121 — «нежелательные организации». В списке 383 физических и 475 юридических лиц. Треть из них (31%) — это СМИ, включая так называемые СМИ — физические лица, то есть случаи преследования свободы высказываний. Вторая по величине тематическая категория — это политические объединения (9,2%). По 6–7% от общего количества занимают исследовательские, просветительские, образовательные и правозащитные организации.

Первая крупная волна преследований некоммерческих организаций пришлась на 2015 год, когда в реестр были включены 86 НКО, затем активность Минюста даже пошла на спад и в 2018-м «черную метку» получили всего 12 новых организаций. Но после расширения «иноагентского» статуса на СМИ и физических лиц, то есть превращения его в инструмент преследования свободы слова, началось бурное расширение реестра: в 2020 году было выявлено 29 «иноагентов», а в 2021-м — сразу 128. На поток процедура была поставлена уже после начала войны: в 2022 году список пополнился на 211 позиций, а к середине декабря 2023-го — еще на 266. Таким образом, на сегодняшний день более половины (53%) списка «иноагентов» и «нежелательных организаций» — это субъекты, добавленные в него за время войны.

Пополнение реестра «иностранных агентов» и «нежелательных организаций», 2013–2023

Институт «иноагентства» действительно оказался успешной новацией и удобным инструментом автократизации. Он не только камуфлирует репрессию относительной «мягкостью» требований к «иноагентам», но и легимизирует борьбу с инакомыслием и нежелательной общественной деятельностью как борьбу с «иностранным влиянием». При этом, как видим, оставляет люфт для постепенного ужесточения репрессии и расширения области ее применения по мере «привыкания» общества и ужесточения режима. 

Не удивительно, что этот опыт получает международное распространение. Попытка введения статуса «иноагента» была предпринята режимом Януковича в Украине в начале 2014 года в ходе Евромайдана. С начала 2023 года, благодаря поправкам в Налоговом кодексе, соответствующий инструмент появился в Казахстане. Пытаются внедрить этот институт также власти Киргизии и Грузии, где схожие законопроекты вызвали массовые протесты и под их давлением были отложены. 

Как показывает российский кейс, в случае успеха автократизации дальнейшая эволюция этого инструмента включает как постепенное ужесточение ограничений для «иностранных агентов», так и расширение сферы применения этого статуса. А в случае консолидации авторитарного режима «иноагентство» становится инструментом уголовного преследования по «неуголовным», то есть отсутствующим в Уголовном кодексе составам преступления.