«Возможно, он дед, который не  выпил таблетки»

Противники военной агрессии России против Украины считают эту войну бессмысленной и преступной. С их точки зрения, за вторжением не стояло никаких легитимных мотивов, а его агрессивный характер настолько очевиден, что не может иметь оправданий. Однако многие люди в России в той или иной степени поддерживают войну. Как они объясняют и защищают свою позицию?

Аргументы и оправдания

Анализировать поддержку войны можно в разных ракурсах. Например, в одной из публикаций мы показывали, что эта поддержка в российском обществе не монолитна — существуют разные типы поддерживающих: те, кто верит официальной пропаганде, те, кто опирается на собственную историческую экспертизу и взгляды, те, кто мотивирован личным опытом или опытом близких, например жителей Донбасса, переживших войну 2014 года, и т. д. Здесь же мы описываем не типы людей, а типы оправданий, которые они приводят, объясняя свою позицию.

Исследователи (например, здесь или здесь) и активисты (например, здесь или здесь) уже описывали разные аргументы в поддержку военных действий России, с которыми соглашаются (в опросах) и которые воспроизводят (в спорах) сторонники войны. За прошедшие четыре месяца эти аргументы стали всем знакомы. Противники войны не верят в их истинность, оттачивают навыки по их оспариванию (поэтому, например, в сети появляется все больше памяток о том, что отвечать сторонникам войны на те или иные аргументы).

Однако качественные социологические исследования позволяют увидеть, что оправдание войны — это не просто набор логических аргументов. Используя типичные аргументы «за войну», люди наделяют их субъективным смыслом, укорененным в их мировоззрении и опыте. Таким образом, аргументы, то есть логические конструкции, оправдывающие войну, не то же самое, что конкретные оправдания войны. Оправдание войны — это практическое использование тех или иных аргументов в коммуникации, заданное ее контекстом и ситуацией, биографическим опытом, взглядами и чувствами человека.

С конца февраля и до начала июня 2022 года Лаборатория публичной социологии вместе с командой волонтеров провела около двухсот глубинных интервью с россиянами разных взглядов и позиций в отношении военной агрессии России в Украине. В среднем интервью длились около пятидесяти минут. Подробнее наши методология и данные описаны здесь. Во время интервью мы обсуждали с информантами как то, за что они критикуют или поддерживают войну (или не хотят занимать позицию в отношении нее), так и ряд связанных тем: изменение повседневности, эмоциональные состояния, переживание последствий войны, особенности общения с близкими, интерес к политике и особенности потребления информации, биографические детали. Расшифровки разговоров дают возможность посмотреть на аргументы, приводимые информантами, как в контексте их жизненного опыта и обстоятельств, так и в контексте разговора — других аргументов, модальности высказываний, их эмоциональной нагрузки.

Эта статья опирается на 57 глубинных интервью с россиянами, которые в той или иной степени поддерживают войну, то есть говорят, что война была необходима или, по крайней мере, неизбежна. Среди наших информантов (и в российском обществе в целом) есть те, кто уверенно и безапелляционно поддерживает введение российских войск на территорию Украины, «партия войны», как называет их социолог Наталья Савельева; и есть, напротив, те, кто находит оправдания войне неуверенно и с трудом — и сомневается в них. Сама реальность войны, ее символы и понятия — «НАТО», «Донбасс», «фашисты» и т. п. — распадаются для информантов на постигаемое (конкретное, знакомое) и непостигаемое (абстрактное, далекое). Они наполняют эти понятия различным смыслом, по-разному контекстуализируя одни и те же аргументы. Именно такое наполнение смыслом находится в центре нашего анализа. Кроме того, мы не просто описываем сами оправдания, мы также делаем предположения о механизмах их усвоения, то есть о том, почему те или иные люди склонны прибегать к специфическим стратегиям оправдания войны.

Однако прежде всего — о самих аргументах. В наших интервью регулярно встречаются шесть таких аргументов в пользу войны:

1. России (давно) угрожают силы НАТО/Запада, а Украина — их союзник («плацдарм»): мы защищаемся/показываем, что с нами нужно считаться.

2. Украина (подталкиваемая Западом) готовилась напасть на Донбасс/на Крым/на Россию; мы просто их опередили.

3. Русскоязычный Донбасс живет в условиях агрессии Украины уже восемь лет — мы защищаем этот регион и его жителей.

4. Мы воюем против фашистов/нацистов или фашистского/нацистского государства.

5. Какими бы ни были ее причины и последствия, во время войны нужно быть со своей страной.

6. Раз наше государство начало войну, на то были причины. Возможно, непонятные рядовым гражданам, но хорошо известные президенту/политическим элитам.

Чтобы лучше понять, как мыслится война ее сторонниками и симпатизантами, ниже мы покажем, как эти аргументы по-разному усваиваются и осмысляются, наполняются смыслом и пафосом, становятся объектом страстной веры или, скорее, риторическими фигурами.

«Угроза НАТО»: освоение геополитики

Одно из самых распространенных оправданий войны строится на известном аргументе: «НАТО угрожает России, его инфраструктура приближается к ее границам, военные действия в Украине — противодействие этому движению». Впрочем, в разных оправданиях этот аргумент имеет разный смысл. Один из них — геополитический. В этом случае он означает, что «освоение территории Украины» структурами НАТО было бы поражением России в геополитической схватке.

Как-никак это два противоборствующих лагеря, и военные базы НАТО — вокруг России. Мы и так потеряли много дружественных стран в этом вопросе. Украину еще потеряли. Я считаю, что именно спецоперация имеет место быть для обеспечения безопасности в Российской Федерации (мужчина, 27 лет, высшее образование, делопроизводитель).

Справедливость войны в Украине в этом случае вытекает из самого наличия противостояния: оно есть, значит, в нем нужно победить. Осталось лишь убедиться в том, что угроза действительно реальна. Но убедиться в этом не так-то просто. Проблема «справедливости» здесь превращается в проблему «достоверности».

Многие уже писали (например, здесь, здесь и здесь), что свойственная постсоветской России «деполитизация» — это не только отказ от политического участия, но еще и укорененность представлений о том, что политика, в отличие от частной жизни, — это дело грязное, темное и непонятное, где господствуют закулисные интриги, ложь и обман. С началом войны политика коснулась всех, и теперь уже сама «политика-война» разделилась на более и менее понятные области. Самой непрозрачной территорией политики-войны стала геополитика, далекая от обыденной жизни. Вместе с тем, несмотря на ее непрозрачность, аргумент об угрозе НАТО является очень распространенным. Поэтому, оправдывая войну необходимостью противостоять угрозе НАТО, информанты встают и перед познавательной проблемой — сделать непрозрачную область геополитики чем-то познаваемым.

Те, кто уверенно заявляет о том, что военный отпор силам НАТО справедлив, настаивают на том, что угроза НАТО реальна:

И конечно же, угроза НАТО, она существует, безусловно. Как-никак — это два противоборствующих лагеря и военные базы НАТО вокруг России (мужчина, 27 лет, высшее образование, госслужащий).

Часто такие информанты предвосхищают сомнение в реальности угрозы и в упреждающем режиме отвечают на него:

И я знаю, что сейчас, в данной ситуации, это уже звучит как параноидальная шиза, но это не так. Потому что ракеты правда ставили (мужчина, 28 лет, высшее образование, дизайнер).

Эти информанты, подчеркивая свою компетентность в вопросе, усваивают знание об абстрактной геополитической реальности из нескольких источников: чтения книг по истории, внимательного просмотра телевизионных передач начиная с 2014 года, разговоров с информированными знакомыми из военной и политической среды. Обычно они — убежденные сторонники «спецоперации» с уже сформированными на начало войны политическими взглядами. Итак, смысл аргумента — геополитический, мотив — не проиграть в стратегическом противостоянии с Западом, стратегия оправдания — использование «специальных знаний» и в целом культурного багажа.

Аргумент о защите от угрозы НАТО может иметь и другой смысл, когда геополитический аргумент используется для коммуникации эмоциональных переживаний. В некоторых оправданиях угроза НАТО присутствует в виде опасности не до конца осознаваемой, но от того не менее значимой. В этом случае «угроза НАТО» превращается в слух, вера в который мотивирована страхом:

Ну, я представляю себе, что вокруг нашей границы — как наши все говорят, — вокруг наших границ появилось очень много натовских баз, и поэтому мы ощутили угрозу (женщина, 75 лет, высшее образование, пенсионерка).

Или же в смутное опасение, адекватность которого может подкрепляться личным опытом — собственным или близких людей:

Моя мама отработала больше двадцати лет в статусе топ-менеджера <…> объездила большую часть Европы, то есть это предполагает большое количество командировок, а она была руководителем обучения долгие годы <…> У нее достаточно трезвое отношение в плане понимания ситуации <…> сейчас она очень боится действий со стороны НАТО. Не сказать, что она приветствует действия по убийствам мирных жителей вследствие боевых действий. Но тот факт, что она реально боится НАТО и что это будет прессинговать нас, — это прямо действительно есть (мужчина, около 30 лет, неоконченное высшее образование, IT-специалист).

Мы видим, что и здесь оправдание войны строится на тезисе о том, что нечто действительно существует, только это уже не сама угроза НАТО, а чувство страха — мама «реально боится». Механизмом убеждения в оправданности войны является в данном случае знание, почерпнутое из личного опыта близкого человека, причем опыта, связанного с «Европой». Итак, смысл аргумента — защита от смутной угрозы, мотив — страх, а стратегия оправдания — доверие к личному опыту близких.

«Либо они, либо мы»: нападение как защита

Еще одним распространенным аргументом является тезис «если бы не мы на них, то они на нас». Чтобы показать, сколь разными могут быть смыслы оправданий, опирающихся на этот аргумент, рассмотрим для начала тех, кто целиком и полностью убежден в неизбежности атаки на Россию, для кого грядущее нападение — неоспоримый факт*.*

Достоверность этого факта устанавливается по-разному, а уверенность в нем, соответственно, — очень разного свойства. Так, одна из наших собеседниц рассказала, что ничего не понимает в политике, но знает от серьезных людей о документе, в котором содержится детальный план нападения на Россию в течение 2022 года. Отсылка к подлинности документа компенсирует нехватку «понимания» политики.

Другой информант, напротив, считающий себя крайне осведомленным политическим экспертом, описывает процесс собственного анализа военной динамики последних лет:

Последние военные приготовления киевского режима с поддержкой НАТО говорят о том, что у них была намечена какая-то своя операция. То есть 100–120-тысячную группировку держать в районе Донбасса, укрепляться, логистику военную наращивать, постоянно оружие, ротация кадров и прочее — это говорит о том, что шло приготовление к решению донбасского вопроса в радикальном спектре. <…> А  мы опередили, начали боевые действия раньше и сейчас они продолжаются какое-то время (мужчина, 42 года, высшее образование, профессия неизвестна).

Итак, смысл аргумента — неоспоримый факт грядущего вторжения в Россию или Донбасс, мотив — предупреждение вторжения, а стратегия оправдания — ссылка на подлинность «тайного» документа или аналитический вывод.

Впрочем, среди информантов были те, кто оправдывал вторжение необходимостью предупредить нападение, но был не до конца уверен в том, что оно обязательно бы случилось. Для них надвигающееся вторжение — не факт, а угроза, риск, достоверность и вероятность которого может устанавливаться разными способами. Интересно, что если первая информантка говорила о том, что не компетентна в понимании политической ситуации, но про готовящуюся атаку знает наверняка, потому что видела документ, то следующая, наоборот, описывает общую тенденцию, а вот право судить о фактах делегирует экспертам:

Информантка: Из информационных источников я слышала о том, что вроде бы Россия, совершив спецоперацию, она предотвратила нападение украинской стороны. Интервьюер: На Россию? Информантка: Возможно, это была вынужденная мера. Но я не политолог, поэтому я не знаю (женщина, 30 лет, высшее образование, преподаватель колледжа).

Для многих информантов угроза вторжения в Россию — это не факт, а проекция некой тенденции, которая может описываться как в терминах закономерности («рано или поздно это должно было произойти», женщина, 20 лет, студентка), так и в терминах ощущений («все, кто там, этого ждали, потому что было понятно то, что творилось в Краматорске, что Украина по любому сотрет Донбасс с земли», женщина, 59 лет, высшее образование, пенсионерка). Иными словами, мы не знаем, напала бы Украина первой или нет, но сформировавшаяся тенденция развития ситуации вынудила Россию отреагировать. Оправдывая военные действия, такие информанты часто обращаются к медицинским метафорам:

Страшно и очень жаль людей, которые там находятся, но это необходимо. Это такая ассоциация, что когда хирургу надо отрубить конечность от гангрены или вскрыть какой-то нарыв (женщина, 36 лет, высшее образование, воспитатель-психолог).

Итак, смысл аргумента здесь — купирование потенциальной угрозы безопасности страны, а  механизм оправдания — погружение в тревожные слухи.

В приведенных цитатах оправдание войны как «опережающей» можно назвать защитным: Россия не агрессивная страна, она вынуждена себя защищать, применяя для этого силу. Однако это не всегда так, другие информанты вкладывают в аргумент опережения атакующий смысл. Они говорят: да, Россия — агрессивное государство, но ведь другие государства тоже агрессивные, уж лучше мы будем первыми! Например, один из информантов рисует картину перманентной войны, в которой страны постоянно друг на друга нападают, для него возможное нападение на Россию — это не факт и даже не проекция определенной тенденции, а закон жизни, который нужно принять, и атаковать на опережение:

Ничего удивительного [в том, что сейчас происходит,] нет. То, что это нужно было сделать, — да, это нужно было сделать. Кто-то должен был это сделать. Либо бы это сделали они, либо это сделали, не знаю, китайцы. Либо бы это сделали мы. Это сделали мы. И мы это делаем — где-то с XV века (мужчина, 21 год, студент).

Такие информанты, как правило, видят себя исключительно компетентными: и глубокими знатоками политики и истории, и хорошо осведомленными людьми. Итак, смысл аргумента — опережающая атака, мотив — преимущество в противостоянии, а стратегия оправдания — интеграция информации из разных источников и типов знаний.

«Защита Донбасса»: война ради мира

Утверждение, что цель войны — защитить русскоязычный Донбасс, содержится в большом количестве оправданий. Однако этот аргумент может иметь совершенно разные смыслы. Выше мы писали, что унаследованная от состояния деполитизации оппозиция постигаемого мира человеческих отношений и непостигаемого мира политики перенеслась с началом войны на саму политику-войну. Эта «война» состоит из непрозрачной области геополитики и более понятной области человеческих чувств и морали — страданий, эмоций, фактов. «Донбасс» может быть частью обеих этих областей. И его «защита», соответственно, будет иметь разный смысл.

Некоторые информанты в своих оправданиях говорят о Донбассе как о части геополитического пространства «русского мира». Этот Донбасс — не про людей, он про противостояние России и «украинского режима». Нелегитимность действий Киева в отношении Донбасса с 2014 года утверждается не через указание на страдания людей, а через определение Украины как враждебного России государства:

Украина начала военную операцию по силовому решению вопроса Донбасса. <…> Украина — это квазигосударство, несостоявшееся, террористическая какая-то, полумаргинальная структура наподобие ИГИЛ или «Талибана» — агрессивная, милитаристская, человеконенавистнической идеологией пропитанная (мужчина, 42 года, высшее образование, музыкант)

Этот информант в целом смотрит на войну с подчеркнуто антигуманистических позиций, он считает, что на жертвы можно не обращать внимания, они случаются на любой войне. Он продолжает:

Вся интеллигенция, вся интеллектуальная прослойка сейчас бредит этими идеями, что «Нет войне!», выходит на акции. Это нормально. Пускай они говорят то, что говорят, пускай проговаривают все свои переживания <…> Может быть, для гуманитарного человека это нужно говорить <…> Но это не должно наносить вреда политике и главное — [не мешать] людям, которые решают эти вопросы (он  же).

Цель войны, по мнению информанта, — это «установление мира и спокойствия на постсоветском пространстве». Мир и спокойствие понимаются как сохранение и развитие постсоветского региона: война приведет «к снятию напряженности, к снятию всех этих острых углов и просто будет возможность дальше спокойно развиваться». Этот информант подчеркивает, что пользуется «объективными» источниками информации о войне, тщательно отбирает их. По образованию он историк и имеет научную степень. Он уверенно и агрессивно отстаивает необходимость войны. Смысл аргумента здесь — геополитический, мотив — сохранить постсоветский регион, а стратегия оправдания — ссылка на специальные знания, позволяющие судить «объективно».

Но аргумент о защите Донбасса может иметь и противоположный, морально-гуманистический смысл. Так, одна из информанток оправдывает военные действия в Украине следующим образом:

Как можно людей убивать вообще за то, что они не хотят жить под фашистами? Как можно за это? То есть у них же есть свое самосознание и так далее и тому подобное (женщина, 72 года, высшее образование, пенсионерка).

В противоположность предыдущему информанту, она подчеркивает недопустимость убийства и страданий людей. Будучи убежденной сторонницей войны, она считает, что ее цель — мир, прекращение насилия в Донбассе и предотвращение страданий россиян: «Мы не хотим, чтобы этот нацизм потом обстреливал наши города». Главный источник информации, которым пользуется эта информантка, — российское телевидение, она давно следит за конфликтом в Донбассе и сопереживает мирным жителям. Итак, смысл аргумента — морально-гуманистический, мотив — прекращение насилия, а стратегия оправдания — погружение в состояние сочувствия через просмотр телевизионных передач.

«Война с фашизмом»: не самодостаточный аргумент

Исторический фашизм воспринимался как абсолютное зло, нечто, достойное уничтожения само по себе. Начиная с 1960-х в Западной Европе, а после распада СССР и в постсоветских республиках «фашизм» из исторического зла превратился в универсальную стигму. «Фашистскими» начали объявлять самые разные политические силы, чтобы подчеркнуть их недемократичность и нелегитимность. В случае войны в Украине референтами слова «фашизм» выступают политический режим в Киеве, Зеленский и его приближенные, жители Украины с определенными симпатиями («бандеровцы»), «националистические батальоны», правые партии и движения. В интервью мы встречаем эмблему «фашизма» как синоним всего антидемократического, античеловеческого, но также — антисоветского и антирусского.

Однако с размыванием конкретного значения термина «фашизм» аргумент о необходимости борьбы с ним, несмотря на свою популярность, перестает быть самодостаточным — в оправданиях войны он обычно дополняется какими-то другими аргументами или сам является дополнением к чему-то. Мы боремся с фашизмом, потому что фашисты убивают русскоязычное население Донбасса и/или проявляют агрессию к России; НАТО, наш главный враг, превращает режим в Украине в фашистский — и мы не можем остаться от этого в стороне. Как объяснила одна из наших информанток,

я считаю, что, когда твой сосед держит камень за спиной и плюет в тебя, — это неправильно. Наша страна очень долго боролась с фашизмом, и когда он расцветает под боком, то мне это совершенно не нравится (женщина, 60 лет, высшее образование, врач).

Иными словами, для этой информантки «фашизм» заслуживает уничтожения не только потому, что он «расцветает под боком», но и потому, что его носители проявляют агрессию. Таких примеров множество.

Однако поскольку этот аргумент не самодостаточен, а сама по себе тема «украинского фашизма» — предмет горячих публичных дискуссий, она заслуживает отдельного подробного рассмотрения.

«Во время войны нужно быть со своей страной»: аргумент идентичности

Информанты, которые приводят этот аргумент в интервью, часто вспоминают ставшее вирусным высказывание Сергея Бодрова о второй чеченской войне: «Во время войны нельзя говорить плохо о своих. Никогда. Даже если они неправы». При всей простоте аргумента он так же по-разному звучит в разных контекстах и обстоятельствах. Упрощая, можно сказать, что этот аргумент встраивается в два разных типа оправдания войны (с промежуточными вариантами): «даже если мы лично против войны, мы все равно будем поддерживать свою страну» (далекие от политики информанты) и «даже если мы против правительства, все равно в вопросе войны мы его поддерживаем» (политизированные информанты).

Первый тип оправданий — это «идентичность» вместо «справедливости». Часть наших информантов — это люди, которые, не интересуясь политикой и не справляясь с навигацией в информационных потоках, обнаруживают себя в травматичной ситуации общественной поляризации. Аргумент «надо быть со своими» позволяет им занять сторону, не участвуя в острой дискуссии и сохранив чувство причастности к стране. Например, одна из наших информанток, которая до войны следила за ситуацией в Украине совсем немного, только по новостям, сначала описывает сложившуюся ситуацию как ту, в которой никому нельзя верить:

У каждого своя правда. Я не верю ни тому, что говорят там Запад и Америка, я не верю тому, что говорят нам по телевизору. Это не истина в стопроцентной инстанции. Я знаю, как строится пропаганда, я работаю в этом. То есть я прекрасно знаю, что такое… как делают общественно мнение… ну правды нет нигде, и как я уже сказала, мы ее никогда не узнаем. Я знаю, что наши где-то укрывают, где-то преувеличивают, где-то откровенно. Точно так же и там (женщина, около 40 лет, высшее образование, руководитель среднего звена в госучреждении).

Но дальше оказывается, что в ситуации недоступной правды ей остается сделать единственный возможный выбор — поддерживать «своих» — «своего» президента, «своих ребят»:

Естественно, как любую войну, я не одобряю войну. Но я могу сказать, что я тоже, как и 80 процентов (усмехается), поддерживаю своего президента. Я, в принципе, так сложилось, что по жизни я патриот… Все равно мне кажется пока, что я буду поддерживать то, что делают наши ребята. У них выбора нет. Мы с ними (она же).

Это, кстати, наглядно демонстрирует, почему бесполезно объяснять сторонникам войны, что российское телевидение врет. Многие из них и так уверены, что «везде пропаганда». Это, однако, не превращает их в противников войны.

А вот еще один пример:

Нет, ну а как можно не поддержать свою страну сейчас, в трудную ситуацию? Ну, я патриот, я люблю свою страну, и в любом случае я буду ее поддерживать. Даже, может быть, если в чем-то она неправа. Но в любом случае я всегда буду на стороне своей страны. А там уже, наверное, потом когда-то что-то можно было бы как-то сделать по-другому, с осмыслением с этим всех исторических, политических каких-то, возможно, ошибок, не ошибок. Ну, мы же не знаем, что там действительно на Украине происходит. Были ли там биолаборатории, еще что-то? То есть средства массовой информации тоже преподносят одно, другое, ну, по факту я склоняюсь, что все-таки там все это есть. И вот эти тоже... Ну, не знаю (женщина, 20 лет, студентка).

И снова для этой информантки в ситуации «постправды», в которой она не может объяснить войну какими-то конкретными причинами вроде угрозы НАТО или защиты Донбасса, остается только один способ сохранить почву под ногами — поддержать свою страну. Итак, смысл аргумента — лояльность родине в ситуации неопределенности, мотив — сохранить причастность к стране, не участвуя в острой дискуссии, а стратегия оправдания — реактуализация «фонового», «холодного» патриотизма в горячей ситуации.

Вместе с тем аргумент «надо быть со своей страной» может быть частью другого рода оправданий: в этом случае люди не замещают патриотизмом (идентичностью) картину мира, но объединяют одно и другое. Часть наших информантов — это люди «со взглядами» или, по крайней мере, с политическими симпатиями, сформированными до войны, те, кто внимательно следил за происходящим в Украине в течение последних лет и уверенно рассуждает о политике. Они — убежденные сторонники войны, уверены, что она оправданна. Императив «во время войны нужно быть со своей страной» не столько помогает оправдать войну в отсутствие других аргументов, сколько указывает на расстановку их приоритетов.

Например, один из наших информантов, мужчина с левыми политическими симпатиями, бывший активистом нескольких политических организаций, — война, по его словам, «началась не вчера», конфликт Запада и Востока идет давно, а проактивная позиция России позволила ей сохранить контроль над ситуацией. В конце интервью он прибегает к интересующему нас аргументу — не столько для того, чтобы оправдать свою поддержку войны (она не нуждается в дополнительных оправданиях), сколько для того, чтобы объяснить, почему он, бывший оппозиционный активист, поддерживает сейчас режим:

Я ему [режиму] всегда оппонировал по ряду моментов. Но, извини, я тут с Сережей Бодровым, я к нему все претензии буду высказывать после войны. Сейчас все мои претензии — до «после войны» (мужчина, 58 лет, высшее образование, профессия неизвестна).

Еще один информант, на этот раз член КПРФ, тоже не сомневается в необходимости войны в связи с геополитической угрозой России и использует интересующий нас аргумент для «подвешивания» своей критической по отношению к власти позиции:

С экономической точки зрения я — оппозиционер и остаюсь оппозиционером. Я  убежден, что стране нужен левый поворот, именно социалистический путь для нашей страны необходим. В этом плане никогда не менялось… Но, скажу так, с момента начала войны я не считаю, что было бы очень правильно с моей стороны сейчас начинать какую-то такую деятельность, которая бы, допустим, создавала какую-то деэскалацию или что-то еще (мужчина, около 40 лет, среднее специальное образование, техник на железной дороге).

Итак, смысл аргумента — подтверждение идентичности, мотив — оправдание войны несмотря на критическое отношение к режиму, стратегия оправдания — ревизия приоритетов политического позиционирования.

«Раз наше государство начало войну — на это были причины»: делегирование ответственности

Обычно, когда информанты прибегают к этому аргументу, они или совсем не упоминают другие возможные мотивы вторжения (угроза НАТО, опережение, защита Донбасса, борьба с фашизмом), или делают это с долей неуверенности. Данный аргумент является для них способом снять с себя ответственность за какое-то «позитивное» оправдание военных действий, переложить ее на других.

Некоторые симпатизанты войны, люди образованные и сведущие, избегают тем не менее категоричных суждений, оправдывающих военные действия. Они не хотят выглядеть теми, кто вторит пропаганде. Делегируя властям право и даже обязанность судить о войне, они сохраняют за собой привилегию стороннего, объективного наблюдателя:

Опять же, мне не приносят какие-то разведданные, на стол не кладут. А  Путину, скорее всего, приносят. Я в этом не убежден. Возможно, он «дед, который не выпил таблетки», но, наверное, все-таки на это были причины (мужчина, 19 лет, студент).

Этот информант — студент элитного московского высшего учебного заведения (славящегося антивоенной позицией своих учащихся и сотрудников), выходец из образованной и обеспеченной семьи, окруженный людьми либеральных взглядов, читающий либеральные СМИ и одновременно симпатизирующий националистам. Он представляет себя как «полемиста», который ни с чем не склонен соглашаться — в том числе со своим либеральным антивоенным окружением. Защищая войну, он не хочет при этом выглядеть жертвой кремлевской пропаганды — и поэтому перекладывает ответственность за оправдание войны на других людей, по определению (и по должности) более осведомленных. Итак, смысл аргумента здесь — элита должна делать свою работу, мотив — сохранить привилегированную «объективную» позицию, одновременно поддержав войну, стратегия оправдания — умение поддерживать социальный статус с помощью дискурсивных практик.

Другие информанты, использующие этот аргумент, тяжело переживают российскую агрессию в Украине и опасаются ее последствий. Однако, будучи далекими от политики, они не видят возможности изменить ситуацию и, чтобы иметь возможность сохранить привычный образ жизни, делегируют бремя оправдания войны тем, кто ее начал.

Например, одна информантка, университетская преподавательница, была шокирована началом вторжения, продолжает переживать из-за его жертв и поэтому не может читать либеральные СМИ, рисующие ужасы войны, — она отдает предпочтение телевизору. Она чувствует, что не может влиять на решения политиков и брать за них ответственность. Одновременно она пытается найти оправдания войне: наверное, говорит она, «мы в чем-то правы, потому что как иначе жить дальше?». Проговаривание оправдания, делегирующего ответственность властям, имеет для нее терапевтический характер:

Я уже все стадии прошла. Первая — когда мы только все поняли. Для меня это была истерика, я ревела, как все нормальные люди, от осознания того, что вот оно вот так. Потом, как любой рациональный человек, я стала понимать, что, в общем-то, мне Путин не звонил, у меня разрешения не спрашивал и не спросит. Поэтому истерить смысла нет. <…> Я все-таки взрослый человек, я понимаю, что это поведение не конструктивное. <…> И  поэтому я просто стала перестраиваться, я пыталась не читать новости, ну чтобы сохранить какое-то равновесие. Затем была стадия, когда уже все неизбежно и все происходит и, в принципе, мы не знаем на самом деле, что это такое. Я понимаю, что это не то, что нам говорят. Я понимаю, что это какая-то другая история. Но какая, я не знаю. То есть настоящая большая цель вот этого всего это не это. А какая она? Мне непонятно, потому что я не политик, я не экономист и я не аналитик. И я понимаю, что за всем этим что-то стоит. Но что, я не знаю (женщина, 52 года, высшее образование, университетская преподавательница).

Такие информанты часто подчеркивают свою нейтральность, а также неосведомленность в делах политики. Для них рассудительность становится способом избежать рассуждения и в итоге суждения:

Мне не хватает многих исторических нюансов, чтобы реально сделать какое-то разумное умозаключение. Опять же, я недостаточно высоко сижу, чтобы знать ситуацию целиком (мужчина, 30 лет, незаконченное высшее образование, профессия неизвестна).

То есть смысл аргумента: информированность — добродетель власть имущих, в то время как нейтральность — добродетель простых людей, мотив — найти оправдание чувству безвластия, а стратегия оправдания — делегирование ответственности под предлогом недостаточной информированности.

Контексты и ситуации, в которых люди прибегают к аргументу о делегировании ответственности, могут быть разными. Скажем, еще одна информантка, последние годы проживающая в Германии, превратилась со временем из противницы войны в ее сторонницу. Она стала замечать русофобию в сети и чувствовать себя некомфортно как русская на Западе. Постепенно она стала окружать себя новыми знакомыми, сторонниками войны, вернувшими ей почву под ногами. Поменяв позицию, она не воспроизводит аргументы в поддержку войны, в которые не верила с самого начала, но перекладывает ответственность за решение о вторжении на российские политические элиты (раз наше государство начало войну — на это были причины). Или, например, мужчина из России, поддерживающий войну, но сохраняющий хорошие отношения с множеством украинских родственников и друзей, оправдывая свою позицию, избегает говорить от собственного имени — он ссылается на «официальную версию» событий и на причины, известные «наверху». Возможно, такой механизм переноса ответственности помогает ему оставаться на связи с близкими из Украины.

Некоторые выводы

В отличие от опросов, глубинные интервью позволяют увидеть не только собственно аргументы, но и конкретные оправдания, сообщающие смысл и легитимность вторжению российских войск в Украину. Изучение речи людей в контексте их биографического опыта, мировоззрения, эмоциональных состояний позволяет увидеть сложный и противоречивый процесс производства «поддержки войны». Эта «поддержка» далеко не всегда является прочным убеждением или, наоборот, пустой риторической фигурой. Она складывается из разных источников информации и форм знания, наполнена эмоциями, вдохновлена мотивами и желаниями, наконец, подвержена изменениям.

В редакционном предисловии к циклу публикаций «Риторики войны» говорится о трех ключевых аргументах оправдания войны: доктрине «responsibility to protect» (ввод войск оправдан, если происходит массовая гибель людей), превентивной войне (опережение нападения) и искусственности Украины как государства. Во множестве наших интервью мы встречаем вариации первых двух аргументов. А проводимое нами различие между аргументами и оправданиями позволяет уточнить картину их «освоения» информантами. Так, «геополитические» аргументы могут иметь разный смысл: и собственно геополитический, и защитно-гуманистический. И, наоборот, «гуманистические» аргументы (апеллирующие к доктрине «responsibility to protect») могут наполняться «геополитическим» смыслом.

В то же время наш материал говорит о том, что рядовые симпатизанты войны, как правило, не считают Украину ненастоящим государством. На уровне фонового знания они воспринимают ее как отдельную от России, самостоятельную страну, а украинцев — как отдельный народ. Кроме того, помимо перечисленных выше базовых аргументов, мы обнаруживаем еще две стратегии оправдания — через апелляцию к национальной идентичности и через делегирование ответственности за принятие решения о начале войны политическим элитам, у которых «были на то причины».

В целом наш материал позволяет сделать два общих вывода. Во-первых, те, кто оправдывает войну, не выглядят примитивными людьми с промытыми мозгами. Как и противники «специальной операции», они используют разнообразные аргументы, опыт и знания, чтобы осмыслить военный конфликт. Во-вторых, в их ответах мы видим влияние общего и долгого состояния общественной деполитизации. Неуверенность и растерянность, использование разнородных и часто не собственно политических, а скорее культурных пластов знаний и опыта для оправдания войны — все это демонстрирует драматическую ситуацию, когда по аполитичным людям прокатился каток политики в ее самой жестокой и шокирующей форме.