С лета прошлого года Путин, не доверявший Министерству обороны и Генштабу, начал накачивать ЧВК «Вагнер» как альтернативу официальным военным структурам. Уже осенью Пригожин и та партия в окружении Путина, которая поддерживала пригожинский проект, боролись за влияние в вопросе назначения главы воюющей в Украине группировки.
С декабря прошлого года конфликт вагнеровцев с руководством Министерства обороны перешел в публичную сферу. Пригожин демонстрировал, что не подчиняется «Фрунзенской набережной», оскорблял и материл армейское руководство, зарабатывая на этом очки. В Кремле считали это выгодным для себя: Пригожин, таким образом, именно на армейском руководстве фокусировал ответственность за неудачи в ходе войны, выводя из-под удара Путина. Эта задача требовала сильных средств, потому что в начале войны Путин (уверенный в победе) принял на себя слишком большую за нее ответственность.
Всем казалось, что Пригожина в любой момент можно остановить. И это было правдой. Как всегда это бывает, что я и повторял многократно, создателю Голема всегда кажется, что его можно остановить, и поэтому он делает его все более и более убедительным, чтобы эффективнее пугать им других. До тех пор, пока по факту не выясняется, что Голем сам поверил в себя.
Но дело даже не в военном мятеже, а в мятеже риторическом. Пригожин нанес сокрушительный удар по путинской войне тем, что говорит не на языке либеральных противников войны, а на языке ее сторонников. Он выступает в том же риторическом регистре, что и сам Путин. И когда Путин произносит видеообращение с призывом к мятежникам остановиться, достаточно лишь капельки воображения, чтобы представить, что предатели в его речи — это руководство Министерства обороны, а силы патриотизма и сплочения — Пригожин и его армия.
Вся Россия увешана плакатами, призывающими россиян присоединяться к ЧВК «Вагнер», студентам и школьникам уже полгода рассказывают о них как об образце патриотизма в «Разговорах о важном». Слом картинки бьет по самому Путину. Так может и он — «оказался наш отец не отцом, а сукою»? Дискурс войны прорван изнутри. Настоящий патриот своей Родины — тот, кто материт тех, кто начал войну, бросал в мясорубку солдат как пушечное мясо (эту модель войны, кстати, в наиболее циничном виде использовал сам Пригожин) и убил 100 тысяч военнослужащих без всякой цели.
(Эти 100 тысяч убитых российских солдат, кстати, тоже являются информационным прорывом. Даже если фактические потери меньше, в чем я лично не уверен, заставить людей «развидеть» эту цифру будет уже не так просто.)
Именно в риторической плоскости происходит главный раскол и мятеж сегодня. Раньше патриоты были за войну, а отщепенцы — против. Теперь истинный патриот может быть и за войну, и против войны. Эту риторику Пригожин начал продвигать уже пару месяцев назад. И сегодня она стала общим достоянием нации.
Еще один важный эффект мятежа — телевизор перестал быть средством контроля информационного пространства. Мятеж развивался в социальных сетях, причем достаточно долго было не вполне понятно, есть он или является фейком. И в дальнейшем соцсети и распространяемые ими видео будут основным каналом информации о «том, что на самом деле». Но Кремль не контролирует эти каналы и механизмы распространения информации. А партия «свидетелей телевизора» будет теперь в гораздо большей степени подозревать, что ей чего-то не рассказывают.
Сейчас не ясно, чем кончится мятеж, как фактически будут устроены бои с вагнеровцами в глубине России. Однако кризис фронта не ограничивается «проблемой „Вагнера“». Есть потенциал и для второго кризиса — для второго мятежа. Это мобилизованные. Захваченные в сентябре–октябре 2022 года в ходе военкомовских облав, они находятся «на войне» восемь месяцев, но никакой механизм их ротации, кажется, не предусмотрен. Для этого нужно проводить новую мобилизацию. Сегодня это будет еще труднее, чем вчера. А значит, мобилизованные должны будут в конце концов сами о себе позаботиться. Но теперь им будет обеспечена гораздо большая общественная поддержка. Мятеж законен.
Кажется, Путин терпит второе крупнейшее поражение в нынешней войне после разгрома российских войск под Киевом. Аналогии с 1917 годом, брезжившие уже давно, теперь поднимаются перед наблюдателями в полный свой рост. Искусственный патриотический ажиотаж крайне опасен, потому что в условиях военных неудач грозит полным развалом фронта и военной машины. Украинское контрнаступление удалось.
Кроме того, одним из краткосрочных последствий мятежа может стать новый репрессивный сдвиг, в том числе возвращение смертной казни, о чем, впрочем, мечтали обе стороны противостояния.