Бойкот Шредингера: почему исход западного бизнеса из России толком не состоялся

Споры об исходе

Масштаб исхода зарубежных брендов в начале 2023 года стал предметом острого спора. Самый цитируемый реестр международных компаний, порвавших (или рвущих) с Россией, ведет группа экономистов под руководством Джеффри Зонненфельда, профессора Йельской школы менеджмента (Re: Russia уже рассказывала о нем, например здесь). Всего в этом реестре почти 1400 компаний. Из них ушли с рынка или как минимум снизили свою активность в России более тысячи. Участникам реестра присваиваются грейды от A (полное прекращение работы) до F (работа без изменений). Составители используют как информацию от инсайдеров и топ-менеджеров, так и официальные заявления и публикации в качественных СМИ. 

Похожим образом устроен реестр Leave Russia Киевской школы экономики. В нем более трех тысяч компаний — в два раза больше, чем у экономистов из Йеля. По данным этого реестра, из них только 7% ушли полностью, менее 40% готовятся уйти и 15% снизили активность. Таким образом, доля тех, кто не уходит и уходить не собирается, по подсчетам Leave Russia, весьма значительна. 

Наконец, в январе вышла статья швейцарских экономистов Никколо Пизани (IMD) и Саймона Эвенетта (Университет Санкт-Галлена). Они обратились к базе Orbis, которая содержит сведения о 400 млн юридических лиц со всего мира, и обнаружили, что спустя почти год после начала войны только 8,5% (всего 120!) западных компаний продали или закрыли свои дочерние предприятия в России. Авторы заявили, что хотели бросить вызов популяризаторам «нарратива о массовом исходе западных компаний с российского рынка». Зонненфельд назвал работу Пизани и Эвенетта «фейковой» и «пропутинской». Спорные места в ней и правда есть. Так, IKEA экономисты из Йеля давно присвоили грейд A, потому что компания не только закрыла магазины, но и уволила 10 тыс. своих работников. Но Пизани и Эвенетту этого оказалось мало: на момент составления их реестра некоторые российские активы IKEA еще не были проданы. Кроме того, к числу иностранных компаний, отказывающихся свернуть деятельность в России, Пизани и Эвенетт относят, например, «Яндекс» и X5 Group, так как их штаб-квартиры зарегистрированы в Нидерландах. 

Впрочем, швейцарские экономисты правы в том, что заявления компаний могут быть лживыми или лукавыми. А их американские и украинские коллеги справедливо принимают во внимание то, что не все компании, пожелавшие уйти, могли сделать это быстро в силу разных причин. Недавно метод Пизани и Эвенетта использовало издание «Важные истории» — только не с базой Orbis, а с Единым государственным реестром юридических лиц. Оказалось, что число юрлиц с собственниками из США, ЕС, Соединенного Королевства и других «недружественных стран» к апрелю 2023 года в реестре уменьшилось на 20%, или на 2600 организаций. 

Метод бутылочного горлышка

Исход западного бизнеса мог оказаться более значительным, если бы власти не чинили ему препоны. Очередь на выход насчитывает порядка двух тысяч компаний, пишет The Financial Times со ссылкой на источники. Таким образом, в этой очереди находится где-то около 18% западных компаний, помимо посчитанных «Важными историями», что дает уже совершенно другую общую цифру. Однако правительственная комиссия по контролю за осуществлением иностранных инвестиций, которая одобряет такие сделки, собирается всего три раза в месяц и рассматривает за одно заседание не более семи заявок. Например, испанская компания Inditex, которой принадлежат бренды Zara, Bershka, Massimo Dutti и др., нашла покупателя в октябре, а одобрение на сделку получила в апреле, то есть спустя почти полгода. 

Иногда сделки не одобряют. Министр финансов Антон Силуанов заявлял, что необходимо выполнение двух условий: у профильного ведомства не должно быть возражений, а сумма сделки должна быть минимум на 50% ниже последней оценки стоимости компании или не должна превышать трех годовых показателей EBITDA (прибыль до вычета процентов, налогов и амортизации). Помимо этого, с конца прошлого года от продавца требуют заплатить 10% суммы сделки в бюджет. По данным РБК, из-за слишком высокой цены в конце 2022 года сорвалась продажа Сыктывкарского ЛПК, основного актива австрийской компании Mondi в России, совладельцу «Фармстандарта» Виктору Харитонину. Сумма сделки должна была составить 1,5 млрд евро, но не получила правительственного разрешения: в 2021 году EBITDA Сыктывкарского ЛПК равнялась 334 млн евро, то есть его цена, по мнению чиновников, не должна была превышать 1 млрд евро.   

Зарубежные банки в принципе не могут продать свои российские активы без личного одобрения Владимира Путина. Такое распоряжение он выпустил в октябре, и с тех пор сделок не было. Собеседники The Financial Times среди участников переговоров, которые сейчас ведут зарубежные банки, рассказывают, что покупатели, способные заручиться поддержкой Путина, якобы стали предлагать продавцам цены, на которые те не могли согласиться.

Другое дело, что, оказавшись в такой ситуации, банки ведут себя по-разному: «Ситибанк» практически свернул деятельность, «Юникредит» заметно сократил ее, а «Райффайзенбанк» воспользовался тем, что против него не вводились санкции, и многократно увеличил доход от валютных операций. В том числе благодаря этому он заработал австрийской группе, в которую входит, половину ее прибыли за 2022 год. Критику, которая звучит в адрес головного Raiffeisen Bank на Западе, его топ-менеджмент называет «морализаторством, раздающимся из зоны комфорта», однако переговоры о продаже российского бизнеса вести обещает. Этот пример также показывает, что чем крупнее было российское подразделение компании, тем сложнее ему уйти, не создав рисков для материнской компании. 

Мечтатели, партизаны и штрейкбрехеры

Компании, которые уже ушли с российского рынка или готовятся это сделать, зачастую предусматривают варианты быстрого возвращения «в случае изменения ситуации». Так поступил, например, McDonald’s, заведения которого, сменив вывески, но в основном сохранив меню, теперь работают под управлением одного из бывших франчайзи американской сети. Точно так же поступили ушедшие из России автоконцерны Ford, Renault, Mercedes-Benz и Mazda. 

Изучая ЕГРЮЛ, «Важные истории» заметили, что некоторые иностранные компании, по сути, инсценировали свой уход, сменив «недружественную» юрисдикцию на «дружественную»: среди новых собственников российских офисов западных компаний появились юрлица из ОАЭ, Турции, Казахстана и Китая. Кто за ними стоит и являются ли эти сделки реальными — неизвестно. 

Некоторые компании, которые громко анонсировали прекращение работы или, например, отказ от инвестиций, позднее передумали. Такие кейсы время от времени находят СМИ. 

Американская SLB (старое название — Schlumberger), одна из крупнейших нефтесервисных компаний в мире, год назад пообещала «немедленно приостановить новые инвестиции и развертывание технологий» — одновременно с Halliburton, Baker Hughes и Weatherford. В итоге последние действительно ушли, а SLB осталась и даже увеличила бизнес — за счет заказов, оставленных конкурентами. Доля российского бизнеса в ее общей выручке по итогам девяти месяцев 2022 года, по данным Reuters, выросла с 5 до 6%. В конце прошлого года компания наняла в российский офис около 70 сотрудников для работы со своими ключевыми клиентами — «Газпромом» и «Роснефтью». 

В ограниченном режиме, по данным СМИ, в России недавно начала работать Microsoft. Летом 2022 года ее президент Брэд Смит обещал «сокращать бизнес, пока от него почти ничего не останется». В апреле 2023-го «Коммерсантъ» узнал, что компания предлагает корпоративным клиентам продлить лицензии на ранее установленный софт. Одновременно появились сообщения о том, что поддержку в России возобновляет Intel. По существу представители обоих компаний свои действия не комментируют. 

Производитель алкогольных напитков № 2 в мире Pernod Ricard, которому принадлежат такие бренды, как Absolut, Chivas Regal, Perrier Jouët и другие, месяц назад объявил о возобновлении поставок в Россию водки Absolut, объяснив это необходимостью защитить сотрудников российского офиса от обвинений в преднамеренном банкротстве бизнеса. Столкнувшись с критикой на Западе, компания отменила это решение. Вскоре после этого издание The Bell выяснило, что на самом деле Pernod Ricard поставляла в Россию водку, виски, джин, текилу, коньяк и шампанское на протяжении всего 2022 года. Выручка российского юрлица по сравнению с 2021 годом хоть и снизилась, но не драматически. Более того, Pernod Ricard даже не свернула свою маркетинговую активность, хоть и утверждала, что сделала это. 

Выгорание и приспособление 

Год назад заявления популярных мировых брендов о бойкоте российского рынка имели мощный символический эффект, они сложились в целый хор, целую политическую кампанию. Им удалось продемонстрировать степень возмущения Запада действиями России и указать ей, в какой глубокой изоляции она может оказаться. 

В течение нескольких месяцев заметное число брендов свои обещания реализовали. Закрылись магазины популярных марок одежды, с полок супермаркетов пропали некоторые привычные продукты, косметика и бытовая химия, остановились поставки автомобилей и запчастей, а кинотеатры прекратили показывать голливудские фильмы. Но затем большая часть исчезнувшей было продукции благополучно вернулась благодаря параллельному импорту. Цены, конечно, выросли, но не на все. Например, смартфоны Apple в российских интернет-магазинах сейчас могут стоить дешевле, чем в Европе, потому что их везут из Азии, где ниже налоги. Кинотеатры начали показывать американские блокбастеры уже не пиратским образом, а вполне официально. 

Бойкот не сработал на 100%, а эффект политической кампании себя исчерпал. Новости об очередных бизнесах, закрывающих для себя российский рынок, еще поступают. Из недавнего: Match Group, владелец дейтингового сервиса Tinder, и Mercedes-Benz (обе компании долго готовились). Однако сообщения о том, как кто-то возобновляет деятельность, появляются не реже. 

Вероятно, как минимум частично правы эксперты московского Центра стратегических разработок, которые полагают, что во многих случаях работа иностранных компаний останавливалась не только из моральных соображений, но и в силу объективных факторов: высокой неопределенности, рисков, санкционных запретов, мешающих ввозить продукцию, сложностей с проведением расчетов, волатильностью курса, логистических сбоев, дефицита сырья и комплектующих. Аналогичная ситуация наблюдалась в 2014–2015 годах. На первом этапе эффект санкций был значительным именно в силу неопределенности рисков, однако по мере того как их границы стали ясны, эффект от санкций, которые никто не отменял, стал быстро снижаться.