Террористы, поджигатели и диверсанты: как правоприменительные практики нормализуют логику государственного террора

Дела по новым административным и уголовным составам о дискредитации армии и распространении заведомо ложной информации о ней оставались главным инструментом преследования антивоенных выступлений в 2022 году. Поток репрессий по этим составам планомерно нарастал. По административной статье (20.3.3 КоАП), по подсчетам «Медиазоны», в суды поступило около 6 тыс. дел, а фигурантами уголовных преследований за антивоенную позицию, по подсчетам ОВД-Инфо, уже стали 528 человек. При этом более 40% дел было заведено именно по ст. 207.3 (158 фигурантов) и ст. 280.3 (71 фигурант) УК. Еще 71 человек проходит по статье о «вандализме» (ст. 214 УК), которая использовалась против авторов антивоенных надписей в публичных местах и за порчу объектов с провоенной Z-символикой.

Однако параллельно с этим с конца прошлого года нарастает поток дел по более «тяжелым» — террористическим и диверсионным — статьям, связанным с выражением антивоенной позиции. Анализ практики возбуждения такого рода дел указывает на то, что они стали возможны благодаря расширению соответствующих составов, а активность силовиков в переквалификации более «легких» составов на более «тяжелые» указывает на вероятное наличие плана по возбуждению террористических и диверсионных дел. В результате, судя по сводкам правоохранителей, страна наполняется диверсантами, террористами и вредителями в масштабах, не виданных с начала 1930-х годов, когда органы ГПУ–НКВД также получили политический заказ на выявление вредителей и диверсантов и в ответ на него разрабатывали те практики, которые легли впоследствии в основу механизмов Большого террора.

Кого и как производят в «террористы»

Рост числа осужденных за терроризм при отсутствии самих террористических актов стал важнейшим трендом российского правоприменения в 2010-е годы. Число осужденных за терроризм, по данным Судебного департамента, выросло с 10 человек в 2010 году до 103 в 2019-м, затем до 199 в 2021-м и до 274 в 2022-м. За 12 лет число ежегодно осуждаемых за терроризм выросло, таким образом, в 27 раз. Однако основной категорией лиц, подвергавшихся репрессиям по террористическим статьям, были члены и активисты мусульманских организаций и крымские татары. Использование террористических статей в отношении противников войны с Украиной стало нарастать в конце прошлого и особенно в начале нынешнего года: в августе 2022-го ОВД-Инфо знало о 12 таких случаях, в декабре — о 24, а на данный момент в их базе данных — 46 таких случаев.

Фигуранты этих дел представлены разношерстной палитрой людей самых разных взглядов и профессий. Имена некоторых хорошо известны: например, это сотрудники ФБК и соратники Навального — Леонид Волков, Руслан Шаведдинов, Анна Бирюкова и Иван Жданов. Другие известны только правозащитникам и тем немногим, кто пристально следит за динамикой репрессивного правоприменения. Как, например, руководительница художественной студии в Петрозаводске Ирина Быстрова, разместившая в соцсетях пост с призывом прекратить несправедливую войну с Украиной и обратить оружие «против шайки, засевшей в Кремле». Или 18-летний житель Перми Иван Леготкин, пожелавший в онлайн-комментарии, чтобы «русский народ восстал против власти». Но все они очень мало похожи на «террористов», а предъявленные им обвинения выглядят очевидно умышленной подтасовкой понятий.

Анализ профилей фигурантов дел по ст. 205.2 ч. 2 УК указывает, что зачастую человек попадает в поле зрения правоохранительных органов по более «легким», в том числе административным статьям, однако в процессе расследования силовики расширяют обвинение. Так произошло с бывшим сотрудником Казанского федерального университета Андреем Бояршиновым, которого сначала задержали по делу о вовлечении в массовые беспорядки и затем отпустили, чтобы вскоре задержать снова, на этот раз — вменяя ему публичное оправдание терроризма в казанских чатах. 19-летний Александр Снежков и 16-летняя Любовь Лизунова также стали жертвами этих «объятий питона»: изначально на них обратили внимание из-за граффити «Смерть режиму», однако затем возбудили два дополнительных уголовных дела по статьям о призывах к экстремизму (ст. 280 УК) и оправдании терроризма.

Число подобных случаев, когда силовики «навешивают» на более «легкие» статьи более «тяжелые» составы в процессе следствия, становится все больше, что может указывать на существование плана или своего рода заказа сверху в отношении дел по террористическим статьям, который силовики отрабатывают на тех, кто уже попал в их поле зрения и находится под следствием.

Поджигатели: пламя протеста

По наблюдениям адвоката Павла Чикова, составы в делах о поджогах военкоматов стали квалифицировать как терроризм примерно с начала осени 2022 года — до этого их квалифицировали как порчу имущества. Теперь новые дела заводят практически исключительно по террористической статье. Месяц назад суд приговорил к 13 годам колонии строгого режима 22-летнего Кирилла Бутылина, который в феврале 2022 года бросил в здание военкомата бутылки с «коктейлем Молотова» (нанесенный ущерб был оценен в 12 тыс. рублей). Изначально Бутылину вменили вандализм (ст. 214 УК), потом добавили к этому повреждение имущества в форме поджога (ч. 2 ст. 167 УК), которое затем переквалифицировали на совершение террористического акта, а опубликованный им в день поджога манифест стал поводом для обвинения в публичном оправдании терроризма (ч. 2 ст. 205.2 УК).

Аналитики ОВД-Инфо зафиксировали с начала войны более 50 случаев поджогов и попыток поджогов зданий военкоматов и других силовых ведомств. Однако судья Центрального окружного военного суда Артем Макаров говорил о 77 случаях поджогов только в 2022 году. В этих кейсах иногда фигурируют коммерческие мотивы, то есть поджоги совершались по заказу за вознаграждение, утверждается в обзоре дел «поджигателей», опубликованном проектом «Кавказ.Реалии». Однако в большинстве случаев речь идет о выражении протеста против войны. Впрочем, как отмечается в обзоре поджогов, опубликованных «Новой газетой», в некоторых случаях к ним оказываются причастны представители радикальных крайне правых и крайне левых групп (так, представители запрещенной в России экстремистской организации NS/WP взяли на себя ответственность за пять подобных атак).

При этом большинство атак на военкоматы не причинили никому сколько-нибудь существенного ущерба. В основном дело касается повреждения оконных рам, входных дверей, возгорания в одном или двух помещениях здания, говорит адвокат правозащитного проекта Avtozak Live Дмитрий Захватов. По его мнению, относить большинство таких случаев к терактам неправомерно, поскольку «теракт посягает на жизнь, здоровье, личную неприкосновенность граждан и совершается с умыслом дестабилизации деятельности органов власти». Поджоги, скорее, представляют собой «особый вид выражения мнения посредством порчи государственного имущества», считает он.

Первоначально правоохранители именно так и преследовали «поджигателей»: ч. 2 ст. 167 УК (уничтожение или повреждение чужого имущества путем поджога), ч. 2 ст. 213 УК (повреждение или уничтожение имущества), ч. 2 ст. 213 УК (хулиганство). Однако осенью произошел резкий дрифт в интерпретации поджогов — они стали квалифицироваться как теракты и диверсии. При этом во время следственных действий обвинение зачастую пересматривается в сторону ужесточения, даже если бутылка с зажигательной смесью не достигла своей цели, как это произошло с Олегом Важдаевым, которому, несмотря на это, сначала вменили умышленное уничтожение имущества (ст. 167 УК), а затем переквалифицировали обвинение на теракт. (Первый приговор по ст. 205 за поджог военкомата был вынесен в конце января, обвиняемого приговорили к 12 годам колонии строгого режима.)

Дорожные «диверсанты»

С начала осени силовики, журналисты и провластные Telegram-каналы опубликовали десятки сообщений о задержаниях и даже убийствах подозреваемых в диверсиях на железных дорогах по всей России, пишет «Медиазона» в специальном обзоре дел этого типа «Шкаф в огне». Всего аналитики издания насчитали 66 задержанных по таким делам; почти все они младше 25 лет, а 20 из них и вовсе не достигли совершеннолетия.

Здесь также первоначально дело, как правило, заводится по ст. 167 УК (умышленное повреждение имущества), однако потом его переквалифицируют в более «тяжелые» ст. 205 УК (теракт) или ст. 281 (диверсия). Ответственность за диверсию в конце прошлого года существенно расширили по той же модели, по которой раньше расширяли террористические составы: теперь в Уголовном кодексе есть статьи о содействии диверсионной деятельности (281.1 УК), прохождении соответствующего обучения (281.2 УК) и организации диверсионного сообщества (281.3 УК). Почти все новые статьи предполагают наказание вплоть до пожизненного лишения свободы. После их принятия и начался основной «вал» задержаний по поджогам: уже в январе 2023-го, непосредственно после «правки» законодательства, их было более 50.

Чаще всего целью «диверсантов» становится релейный шкаф, с помощью которого регулируется движение поездов: он фигурирует в 19 из 27 известных «Медиазоне» уголовных дел. Поломка шкафа замедляет движение поездов на участке на то время, пока шкаф не починят. Предложения о поджогах появляются в социальных сетях с обещанием вознаграждения. Так, в феврале калининградские медиа написали о восьмерых школьниках, поджегших релейный шкаф, после того как 15-летний подросток «получил инструкции» — за работу ему пообещали денежное вознаграждение. В Кемерове 16-летний подросток якобы получил за поджог 5 тыс. рублей.

Другой тип «диверсии» несет еще меньший фактический ущерб, так как не требует даже замены оборудования. В Иркутске 18-летний Илья Подкаменный был арестован за замыкание рельсов. По версии следствия, он «обмотал рельсы медной проволокой» и «прикрепил к путям листы из школьной тетрадки с посланием экстремистского содержания». В случае замыкания рельсов светофор воспринимает путь как занятый; это не останавливает движения, но поезда идут на участке с минимальной скоростью. Юношу обвиняют по четырем статьям — в частности, об экстремизме (за тетрадный лист), а также об обучении и приготовлении к теракту (якобы он собирался поджечь военкомат). В Свердловской области 29-летний Владлен Меньшиков оставил на въездной стеле города Реж надписи «Азов», «ВСУ», «Нет войне», а затем натянул проволоку между двумя рельсами. На допросе он заявил, что «отрицательно относится к специальной военной операции», а потом говорил, что у него появились мысли о «захвате власти военным путем», «смещении правительства» и «устранении президента». Его обвинили по трем статьям: покушение на диверсию, оправдание терроризма и конфиденциальное сотрудничество с иностранной организацией.

Всего в России действует несколько публичных анонимных организаций, которые публикуют отчеты о совершенных диверсиях, однако эти отчеты и отчеты силовиков о задержанных за диверсии почти никак не пересекаются, отмечают аналитики «Медиазоны». Поскольку большая часть дел приходится на  январь–март 2023 года, приговоры по ним еще не вынесены. Пока что известно об одном приговоре в Белгородской области (двум обвиняемым дали 3,5 года лишения свободы) и в Крыму (10 лет колонии). Еще одно дело прекратили из-за смерти обвиняемого.

Как видно из этих примеров, на протяжении года интерпретация однотипных деяний, не связанных со значительным фактическим ущербом, но несущих большую эмоциональную и символическую нагрузку, постепенно переосмыслялась правоприменителями, стремившимися придать этим деяниям вид максимальной общественной опасности и подвести таким образом базу под максимально жестокие приговоры. Такая стратегия направлена на формирование атмосферы государственного террора, когда обществу, с одной стороны, внушается мысль о повсеместном присутствии «террористов», «диверсантов» и «вредителей», а с другой — демонстрируется жестокость наказания, явно несоразмерная тяжести конкретного деяния и призванная тем самым внушить «нормативный» страх перед государственной машиной.