Последнее лето: может ли война в Украине завершиться в этом году, чем и почему?

Обмен посланиями

Примерно неделю назад, 23 июня, пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил, что встреча Владимира Путина и Дональда Трампа возможна «только после того, как в результате переговоров будут наработаны решения и договоренности» в рамках стамбульского формата. Фактически такая формулировка означала, что Россия продолжает настаивать на своем ультимативном и заведомо неприемлемом списке требований и не видит нужды во встрече с Трампом в случае его отклонения украинской стороной.

Через два дня, на саммите НАТО в Гааге, после встречи с Владимиром Зеленским Трамп заявил, что хочет поговорить с Путиным о завершении войны в Украине. Там же, на закрытой встрече с лидерами стран НАТО, он сказал, что ситуация в Украине вышла из-под контроля и с этим надо что-то делать, а затем, отвечая на вопрос о возможности поставок Украине систем Patriot, поинтересовался у задававшей его украинской журналистки, где находится ее муж, и, узнав, что он на фронте, с явным сочувствием просил передать ему привет. Еще через два дня в Минске Путин долго хвалил Трампа и сказал, что открыт к контактам, но «такие встречи нужно готовить», то есть подтвердил выраженную Песковым позицию: сначала — достижение принципиальной договоренности, потом — встреча.

Еще через два дня сенатор Линдси Грэм сообщил ABC News, что во время игры в гольф Трамп одобрил продвижение его законопроекта о драконовских санкциях против покупателей российской нефти. И в тот же день помощник Путина по внешнеполитическим вопросам Юрий Ушаков заявил, что вообще возможны два формата встреч на высшем уровне: «длительно подготовленная встреча» или другой формат, когда «лидеры условятся о том, что давай просто повидаемся сейчас и сами обо всем поговорим, так сказать, а потом раздадим команды своим подчиненным». Таким образом, Кремль скорректировал свою первоначальную позицию (сначала договоренность, потом встреча).

Как мы и предполагали, после успешного (во всяком случае, на этом настаивает Трамп) завершения кризиса вокруг Ирана и снижения угрозы затяжных военных действий в регионе, способных дестабилизировать мировые энергетические рынки, риторика Трампа и его администрации в отношении Москвы стала несколько ужесточаться (→ Re: Russia: Трофеи ненадежного союзничества). И, как видно, Кремль оперативно отреагировал на это изменение, почувствовав «отдаление» Трампа и допустив встречу лидеров без предварительно достигнутых договоренностей.

Формула Кремля: «суверенитет или территория»

Но о каких договоренностях идет речь? Прямые переговоры между Москвой и Вашингтоном о формуле украинского урегулирования были прерваны в конце апреля, когда Кремль отверг сформулированный в Вашингтоне компромисс. Через две недели после этого Путин не прилетел в Стамбул, где Трамп готов был провести с ним встречу, а приехавшая российская делегация привезла с собой обычный ультиматум, больше похожий на соглашение о капитуляции Украины, чем на сделку.

Как мы писали ранее, замораживание ситуации по линии соприкосновения и фактическое, но не юридическое признание российской оккупации части украинской территории являются базовой рамкой соглашения, и можно говорить о том, что украинское общественное мнение смирилось с этой перспективой. Хотя Россия в «стамбульском формате» продолжает настаивать на передаче ей еще не завоеванных территорий Донецкой и Запорожской областей, это требование выглядит скорее переговорной позицией, чем реальной целью. Главный же вопрос, который делает взгляды России, с одной стороны, и Украины и Европы, с другой, на условия завершения войны непримиримыми, — это вопрос об ограничении численности и вооруженности украинской армии в будущем и ее военного сотрудничества с Европой (→ Re: Russia: По сценарию Кремля). Именно ограничение возможности Украины вооружаться и гарантировать таким образом свою безопасность является тем, что в Кремле принято называть эвфемизмом «устранение первоначальных причин конфликта». Кремль требует гарантий уязвимости Украины, которая стала бы гарантией ее лояльности российским интересам.

Для Украины и Европы такое требование является неприемлемым, так как его удовлетворение не только будет означать, что Украина останется уязвимой в военном отношении, но и станет препятствием для эффективного экономического восстановления страны. Обеспечить частные инвестиции в украинскую экономику даже под европейские гарантии при отсутствии «зонтика безопасности» будет крайне сложно. Кстати, американский вариант соглашения также не содержал упоминаний об ограничениях для украинской армии, предлагая взамен полное снятие всех санкций в отношении России, введенных с 2014 года.

Настаивая весной на своих требованиях, и прежде всего на ограничениях украинской армии, Кремль имел в виду, что альтернативой их принятию станет новое наступление российской армии, которое может оказаться более успешным и сокрушительным для Украины, чем прошлогоднее. Таким образом, Путин предлагал Зеленскому альтернативу: либо отказаться от части суверенитета на той территории, которую Украина за собой сохранила (согласие на ограничение военных возможностей и есть отказ от важнейшей части суверенитета), но таким образом предотвратить российское наступление, либо оказаться перед угрозой новых территориальных потерь в результате наступления, что в конце концов может вынудить Украину согласиться и на ограничения для ее армии тоже. На возможность серьезного ухудшения положения Украины в результате нового российского наступления, кстати, намекал в интервью The Atlantic и Трамп, критикуя неуступчивость Зеленского.

Решающее преимущество: условия и ожидания

Для того чтобы формула Путина «суверенитет или территории» сработала, Путину необходимо в ходе нынешнего наступления продемонстрировать решающее преимущество российской армии на поле боя, доказав таким образом, что дальнейшее сопротивление будет лишь ухудшать положение Украины. Прошлогоднее наступление решающего преимущества не продемонстрировало: понеся колоссальные потери, российская армия сумела захватить 0,5% украинской территории.

Надеяться на успех нового наступления Путину позволяли несколько обстоятельств и предположений. Во-первых, его военная машина в этом году лучше подготовлена к наступлению, чем в прошлом, в частности со стороны дроновой поддержки, а его коммерческая мобилизация успешно работает и поставляет «пушечное мясо» для кровавых штурмов украинских позиций. Во-вторых, украинская армия измождена и испытывает нехватку людей. В-третьих, Украина будет политически уязвима во время наступления, в частности, в связи с сопротивлением внутри страны новому закону о призыве. В-четвертых, но совсем не в последнюю очередь, в 2025 году Украина получает гораздо меньше военной и не получает никакой финансовой помощи от США. В то время как политически нестабильная Европа, по расчетам Путина, вряд ли сможет ее заместить.

На настоящий момент эти предположения оправдываются лишь частично. Как мы писали ранее, основываясь на данных Ukraine Support Tracker, по итогам января–апреля 2025 года Европа сумела фактически полностью компенсировать отсутствие американского финансирования, предоставив Киеву порядка €27 млрд (→ Re: Russia: Смена плеча). Впрочем, остаются еще два четырехмесячных периода в этом году. И пока подтверждений того, что помощь в сопоставимом масштабе согласована, не прозвучало.

Более того, на полях саммита НАТО его генеральный секретарь Марк Рютте сообщил, что за полгода Европа и Канада предоставили Украине более €35 млрд, и это более высокий темп, чем в прошлом году, когда за весь год помощь составила €50 млрд. Однако это заявление в действительности является гораздо менее оптимистическим, чем Рютте пытается его представить. В прошлом году европейская помощь составляла лишь половину от общего объема международной поддержки Украины, вторая приходилась на США. Если темпы предоставления помощи от Европы и Канады опережают прошлогодние так, как об этом говорит Рютте, и такая динамика сохранится во второй половине года, Украина получит по итогам года в лучшем случае около 70% от прошлогодней помощи.

Группа европейских дипломатов и политиков, побывавшая недавно в Киеве, сообщает, что боевой дух в Украине упал, система украинской ПВО в значительной мере истощена массированными российскими атаками, высокопоставленные украинские чиновники говорят о необходимости перемирия и жалуются на нехватку вооружений. Обо всем этом в достаточно паническом тоне пишет ведущий колумнист Financial Times Гидеон Рахман. Впрочем, главный посыл его колонки — необходимость срочного увеличения масштабов финансовой и военной помощи Украине.

Сами побывавшие в Украине европейские политики также пишут о том, что Украине требуется немедленная дополнительная помощь в размере $10–15 млрд для развертывания военных производств внутри страны и общая помощь в размере примерно $110–120 млрд в течение года. Это означает, что Европа должна будет в оставшиеся шесть месяцев выделить порядка €60 млрд на поддержку Украины, что выглядит не слишком правдоподобным сценарием. Таким образом, объемы финансовой помощи во второй половине года с высокой вероятностью снизятся, что осложнит ситуацию как на фронте, так и в тылу.

Наступление: показатели успеха

Если суммировать военные сводки и обзоры из различных источников (в том числе ISW, Deepstate, The Insider, блог Яна Матвеева), можно сказать, что российское наступление этого года пока не демонстрирует признаков прорыва украинской обороны. Россияне атакуют по многим направлениям, растягивая линию боевых действий и украинские силы. На многих участках ситуация выглядит тревожной и украинская оборона «продавливается» российскими войсками. Но в общем фронт пока остается стабильным. Наиболее драматическая ситуация складывается под Купянском, где российским войскам удалось добиться значительного тактического успеха, меняющего ситуацию с обороной города. Существенным событием также стала потеря Украиной крупного месторождения лития.

В целом, темпы наступления превышают прошлогодние и ускорились в мае и первой половине июня, но затормозились во второй половине месяца. Российская армия захватила с марта немногим более чем полторы тысячи квадратных километров, причем около тысячи километров — в мае–июне. Но, по сути, такие темпы наступления не меняют принципиально ситуацию по сравнению с прошлым годом. Даже если российским войскам удастся захватить по итогам кампании 2025 года не 4, как в прошлом году, а 6 или 7 тыс. квадратных километров, это все равно составит около 1% украинской территории и не станет демонстрацией решающего преимущества. Впрочем, российское наступление еще не достигло кульминации, а пик истощения украинских сил, в том числе и с точки зрения поставок вооружений, придется на осень.

Таким образом, именно ситуация на линии фронта в ближайшие три-четыре месяца продемонстрирует, насколько состоятельны претензии Путина по формуле «суверенитет или территории». Если успехи российской армии останутся в пределах 1–2% захваченной украинской территории, переговорная позиция Украины укрепится. Если признаки обрушения фронта на тех или иных участках станут очевидными, а продвижение российских сил будет куда более значительным, вероятность ограничений украинского суверенитета в будущей формуле прекращения войны станет максимальной.

Война последнего лета?

Российские власти заявляют, что готовы сражаться столько, сколько потребуется ради достижения целей своего ультиматума. Однако эти заявления — скорее пропагандистская психологическая атака. Война становится все более тяжелой ношей в экономическом, политическом и психологическом плане в том числе и для Кремля.

Анонимные источники Би-би-си в НАТО полагают, что с экономической точки зрения Россия сможет продолжать активные боевые действия в Украине до 2027 года. Возможно, это так. Хотя в случае, если цена на нефть во второй половине 2025-го и в 2026 году будет находиться ближе скорее к порогу в $50 за баррель, чем к рубежу $60, социально-экономические издержки войны возрастут для Кремля столь значительно, что станут во всяком случае весомым аргументом в пользу пересмотра ожидаемых «параметров победы» и решения о замораживании конфликта.

Однако, как представляется, не менее важную роль будут играть политические факторы и издержки. Если нынешнее, уже второе российское наступление не достигнет существенных результатов и не продемонстрирует решающего преимущества российской армии, то решиться на третье наступление в следующем году Кремлю будет не так просто. Ожидания окончания войны в России достигли пика: по данным «Левада-центра», около двух третей российских респондентов высказываются за то, чтобы перейти к мирным переговорам, и меньше 30% считают нужным продолжать военные действия (в первой половине 2024 года размер этой группы в среднем составлял 40%, во второй — 37%). Однако наиболее весомым аргументом является даже не это, а то, что масштабные наступления российской армии, из года в год достигающие при столь значительных потерях незначительных успехов, и во внутренней перспективе, и во внешней становятся демонстрацией не силы, но, наоборот, слабости российской военной машины. И в результате не увеличивают, а подрывают политический потенциал Путина, который не любит выглядеть неудачником и постарается избежать этой роли, «уступив» уговорам Трампа и посулам освобождения от санкций.

Так или иначе, возрастающие издержки войны на всех сторонах — украинской, российской и европейской — и давление со стороны Вашингтона, которое скорее всего усилится в ближайшие месяцы, делают — впервые за три с половиной года — вероятность завершения острой фазы военного конфликта этой осенью достаточно высокой. Однако формула его завершения или остановки и объем украинского суверенитета, который удастся сохранить, непосредственно зависят от хода боевых действий в ближайшие месяцы.

Современная теория военных конфликтов говорит, что их содержанием является обмен информацией относительно фактических возможностей сторон (→ Re: Russia: Уравнение войны). Затяжная война в Украине во многом была обусловлена тем, что эта «информация» оказалась недостоверной в начале конфликта, а затем «менялась» несколько раз по его ходу в связи с появлением новых факторов: широкой поддержки Украины Западом, восстановления российской военной машины. Кампания 2025 года призвана продемонстрировать новый баланс сил: добился ли Кремль на второй половине четвертого года войны достаточного военного преимущества, которое позволит ему диктовать Украине свои условия мира и ограничения для ее суверенитета?