По сценарию Кремля: как устроены переговоры в Стамбуле и кто от них выигрывает?

Два меморандума и их логики

На переговорах в Стамбуле 2 июня Россия и Украина обменялись меморандумами, которые отражают их непримиримые позиции, и согласовали новый обмен пленными. По своему сюжету этот раунд переговоров практически ничем не отличался от предыдущего, состоявшегося 16 мая, на котором стороны уже представили друг другу те же самые непримиримые позиции. На этот раз они сделали это в формате ставших публичными документов.

Нынешний раунд, напомним, является инициативой президента Трампа, которую он выдвинул после своего телефонного разговора с Владимиром Путиным 19 мая. В ходе этого разговора Трамп неожиданно для союзников и Украины отступил от согласованной ранее позиции, что стартовой точкой для переговоров должно стать соглашение о 30-дневном прекращении огня. До этого американская сторона намекала, что может ввести дополнительные санкции против России в случае, если та не согласится на такую схему. Однако после разговора с Путиным Трамп потребовал, чтобы переговоры продолжились в Стамбуле без согласия России на перемирие и без участия США. Тот факт, что переговоры проходят в том формате, на котором настаивал Кремль, то есть без прекращения огня, российская пропаганда представляет как значительный успех Москвы, упоминая также при каждой возможности, что переговоры проходят по инициативе Путина.

Переданный в Стамбуле украинской стороне российский меморандум является перечнем хорошо известных ультимативных требований России, составленным по модели соглашений о капитуляции. Россия должна получить еще не завоеванные части территории Украины, на которые она претендует. Украина отказывается от перспективы вступления в какие-либо военные альянсы и создания ядерного оружия. На ее территории не должно быть иностранных войск. Вводятся ограничения на предельную численность украинских войск и вооружений. Украина отказывается от всяких претензий на возмещение ущерба, нанесенного российской агрессией. Украина отказывается от всех санкций в отношении России и обеспечивает восстановление российского транзита в европейском направлении, в том числе газового. Кроме того, Украина признает право вмешательства России во внутриполитическую жизнь Украины: она обязана принять удовлетворяющие Россию законы о статусе русского языка и «защите русскоязычного населения», а также о запрете пропаганды украинского национализма и роспуске украинских партий, которые в Москве считают националистическими.

Украинский меморандум, напротив, по своей идеологии является соглашением о замораживании конфликта, то есть о прекращении огня по линии противостояния и введении механизмов контроля за его соблюдением. При этом Украина упоминает, что должна получить гарантии безопасности от международного сообщества, хотя и не конкретизирует их. Меморандум также исходит из того, что Украина полностью сохраняет свой суверенитет, то есть отвергает возможность каких-либо ограничений в отношении украинских вооруженных сил и своего права на вступление в военные альянсы. Меморандум настаивает на официальном непризнании российской оккупации украинских территорий и предполагает использование российских замороженных активов для восстановления Украины, если репарации не будут выплачены. А также предполагает поэтапное снятие санкций с России с механизмом их автоматического возвращения, если Россия отступит от условий договора.

Таким образом, меморандумы исходят из двух противоположных презумпций. Украинский — из презумпции, как уже было сказано, замораживания конфликта, предполагающей, что Россия вряд ли способна добиться новых военных успехов и отказывается от таких попыток. Российский, наоборот, намеренно включает максимум требований и исходит из предположения, что Россия сможет реализовать свое преимущество на поле боя, что ухудшит положение Украины или даже приведет ее к военному поражению, итоги которого как бы уже «записаны» в предложенный меморандум-капитуляцию.

Российский меморандум намеренно завышает требования и включает положения, от которых Кремль на самом деле, по всей видимости, готов отказаться и не рассчитывает в реальности на их выполнение (передачу еще не завоеванных территорий, законы о русском языке и пр.). Принципиальным для Москвы является ограничение прав Украины на самооборону, перевооружение и международные альянсы, что должно обеспечить уязвимость Украины перед угрозой нового российского вторжения в будущем. Киевский меморандум ближе располагается к реальным «красным линиям» украинской стороны: ограничение ее права на самооборону, перевооружение и военные альянсы превратит угрозу нового российского вторжения в постоянно действующий фактор существования страны и не позволит Украине восстановиться как в политическом, так и в экономическом отношении. Постоянная угроза нового вторжения сделает фактически невозможным приток частных иностранных инвестиций в экономику и «законсервирует» Украину в состоянии послевоенной разрухи.

Хотя российский меморандум ни в чем не отступает от давних максималистских требований Кремля, его новое представление в виде «переговорной» платформы позволяет России поддерживать иллюзию, что переговорный процесс идет. А это в свою очередь является для президента Трампа аргументом, чтобы не вводить дополнительные санкции в отношении России, которыми он угрожал ей еще два месяца назад, и не обсуждать вопросы продолжения военной помощи Украине. Для России же такая пауза создает благоприятные условия для нового наступления, в ходе которого она надеется улучшить свое положение на поле боя и в результате повысить свои переговорные требования.

Как ожидания мира помогут России воевать

Имитация переговоров, помимо своей внешнеполитической задачи — поддержать тактику Трампа по откладыванию дополнительных санкций, — важна для Кремля и в контексте внутриполитических целей. Она должна продемонстрировать россиянам готовность Москвы к заключению мирного соглашения и поддержать в российском населении впечатление скорого завершения войны благоприятным для России образом.

В целом, ожидания скорого завершения конфликта в России очень велики, свидетельствует совсем недавний опрос «Левада-центра», проведенный в конце мая. В ответах на вопрос, стоит ли сейчас продолжать военные действия или приступить к мирным переговорам, доля поддерживающих первый вариант сократилась до 28% (в среднем с января по май — 31%), а второй — выросла до 64% (в среднем с января — 60%). Во второй половине 2024 года это соотношение составляло в среднем 37 против 55%. Также в конце мая 87% опрошенных заявили, что определенно или в основном поддерживают переговоры, состоявшиеся в Стамбуле 16 мая. Заявили, что не поддерживают, лишь 6%. При этом ожидаемо 73% опрошенных стоят на позициях Кремля, то есть считают, что прекращению огня должно предшествовать согласие Украины на основные пункты российского ультиматума, 18% — полагают, что начинать надо с прекращения огня.

Вообще, перспектива скорого завершения конфликта путем переговоров повысила требования россиян к условиям мира. До февраля 2025 года 48–49% опрошенных были готовы поддержать вывод российских войск и переход к мирным переговорам, несмотря на то что цели «СВО» не достигнуты, 31–33% не были готовы; в марте 2025-го готовность сократилась до 45%, а неготовность возросла до 42%, отмечает социолог и основатель проекта ExtremeScan Елена Конева, опираясь на опросы этого проекта и проекта «Хроники». В конце 2024-го, когда стало ясно, что успехи российского наступления по итогам года незначительны и даже до взятия под контроль всей территории Донецкой области еще далеко, война выглядела для россиян бесконечной и бесполезной и повышала долю готовых завершить ее на компромиссных или даже практически любых условиях. И наоборот, российско-американские консультации, в ходе которых Вашингтон демонстрировал понимание точки зрения Кремля и предлагал все новые уступки, повысили ожидания в отношении «результативности» войны. Доля считающих, что до ее завершения потребуется еще год и более, составляла в феврале 50%, а доля верящих в ее завершение в течение полугода — 30%. Но уже во второй половине марта доля скептиков сократилась почти в два раза — до 28%, а вторых — выросла до 43%, напоминает Конева данные «Хроник» и ExtremeScan.

Помимо того, ожидание относительно скорого завершения конфликта, по всей видимости, способствует более интенсивному набору контрактников в России. Если раньше такой контракт выглядел бессрочным, а вероятность гибели, соответственно, в случае его подписания — высокой, то теперь люди спешат заработать, полагая, что скорое окончание конфликта снижает вероятность гибели. Предположение о том, что рост притока желающих связан с «мирными» переговорами, сделали журналисты «Верстки», ознакомившиеся с закрытыми данными «Единого пункта отбора» в Москве и обнаружившие резкий рост желающих подписать контракт, начавшийся с середины марта. В свою очередь интенсивный приток «добровольцев-контрактников» в российскую армию усиливает позиции России на переговорах, делая более вероятными ее будущие успехи на поле боя.

Таким образом, навязанная Трампу Кремлем концепция «прямых переговоров» без посредников, никак не ограниченных по времени и результативности, не требует от Москвы никаких уступок, но позволяет ей избежать угрозы дополнительных санкций, притупляет тему срочной военной помощи Украине, ведет к улучшению социального климата в России, связанного с ожиданием благополучного для нее завершения войны, предположительно способствует увеличению набора контрактников и в целом создает максимально благоприятные условия для российского наступления этим летом.