Трофеи ненадежного союзничества: в чем Россия выиграла от ирано-израильского конфликта и что она может проиграть

Бенефиты «ненадежного союзничества»

В первом приближении ирано-израильская война несет для Кремля несколько очевидных плюсов.

Во-первых, это рост цен на нефть. Впервые за последние месяцы нефтяные котировки хотя бы приблизились к зоне, в которой российское правительство надеялось видеть их, готовя бюджет-2025. Уже несколько дней Brent стоит выше $70 за баррель. И хотя цены уже несколько сдали назад, июнь определенно улучшит показатели российских бюджетных доходов. 

Во-вторых, эскалация ведет к переброске оружия, ранее предназначавшегося для Украины, на Ближний Восток. Еще в самом начале июня стало известно, что американские соединения в регионе получат взрыватели для антидроновых ракет, предназначавшиеся ВСУ.

В-третьих, перенос внимания на ирано-израильский конфликт и происходящие там события снижает чувствительность мира к тому, что происходит в Украине. Эффект российского удара крылатыми ракетами и «шахедами» по Киеву вчерашней ночью, в результате которого погибли 15 человек, а российская баллистическая ракета разрушила целый подъезд жилого дома, будет размыт для мира взаимными ракетными атаками Ирана и Израиля.

Наконец — и на данный момент это выглядит самой существенной выгодой, которую Кремль извлек из ирано-израильского конфликта, — Владимир Путин предложил себя в качестве посредника в усилиях по его деэскалации. Так следует из слов Трампа, который это посредничество как будто одобрил. Вряд ли, впрочем, оно сулит Путину слишком значительные лавры: нет сомнения, что, если сделка с Ираном состоится, эти лавры Трамп оставит за собой. Скорее, с точки зрения Кремля, это возможность выстраивать диалог с Трампом, отодвинув украинскую проблему на задний план. А с точки зрения американской администрации и Израиля, участие Путина в качестве посредника должно гарантировать его нейтралитет в этом конфликте, то есть отказ от оказания какой-либо военной и политической помощи Ирану.

Действительно, Россия является единственной страной, которая могла бы помочь Тегерану со средствами ПВО и самолетами. Вопросы поставок в Иран российских С-400 и СУ-35 вплоть до начала конфликта оставались на столе переговоров между двумя странами, которые, кстати, не далее как в январе 2025 года заключили договор о стратегическом и всеобъемлющем партнерстве. На ранних стадиях российско-украинской войны иранские поставки «шахедов» спасали Россию, отставшую от Украины в «дроновой гонке», и теоретически Тегеран мог бы рассчитывать на обратную помощь в критической для себя ситуации. Однако почетная роль посредника, которую ищет теперь Путин, исключает поставки оружия одной из сторон конфликта. В будущем же Москва рассчитывает сыграть еще одну выгодную для себя роль в иранской сделке: Россия не раз предлагала себя в качестве страны, которая будет поставлять Ирану обогащенный уран для гражданской ядерной энергетики после того, как тот откажется от его производства.

В любом случае признание особой роли России в деэскалации ирано-израильского конфликта — гигантский шаг для Путина, который при помощи Трампа не просто избавляется от имиджа нерукопожатного агрессора, но даже возвращается в высшую лигу мировой realpolitik. (После начала обстрелов Путин успел, помимо Трампа, созвониться с президентом Ирана, Нетаньяху и Эрдоганом.) Эта аморальная трансформация уже вызвала протесты европейских лидеров — Эммануэля Макрона и Фридриха Мерца, однако с точки зрения Вашингтона их голос не имеет значения. Досрочный отъезд Трампа со встречи G7 в Кананаскисе под туманным и, вероятно, надуманным предлогом — вполне ясное указание на этот факт. (До этого в ходе саммита Трамп сетовал, что Путин был исключен из «восьмерки», и эта ремарка была явным выпадом в адрес прочих участников встречи, считающих изоляцию и сдерживание Путина важнейшей политической задачей.)

Так или иначе, позиция «ненадежного союзника» Ирана, готового оказать ему моральную поддержку заявлениями, осуждающими израильские удары, но не технологическую, политическую или тем более военную помощь, — сегодня главный трофей Кремля в этом военном конфликте.

«Добрый коп» для Путина?

Впрочем, помимо всех этих плюсов, существует и обратная сторона медали. 

Эффект ирано-израильского конфликта для нефтяных цен, скорее всего, будет ограниченным и не повлияет на глобальный тренд их снижения. На нефтяном рынке наблюдается профицит, а страны ОПЕК+, и прежде всего Саудовская Аравия, спешат расширить предложение, чтобы вернуть себе долю рынка, сократившуюся в период добровольных ограничений (→ Re: Russia: Развилка трех дорог). Поэтому эффект скорее всего будет быстро исчерпан и цены вернутся к тренду умеренного снижения. Такого же мнения придерживается аналитик по энергетическому рынку Bloomberg Хавьер Блас и аналитики Goldman Sachs.

Серьезной угрозой мировому энергетическому рынку стала бы попытка Ирана перекрыть Ормузский пролив, по которому движется к портам назначения порядка 25% всего мирового экспорта нефти и сжиженного газа. Перекрытие пролива на продолжительный период станет в моменте большой драмой для мирового энергетического рынка. В этом случае цены на нефть взлетят до $100 или даже до $130 за баррель, в наиболее алармистском сценарии JP Morgan. Хотя некоторые иранские политики не первого эшелона выступили с намеками на возможность перекрытия Ормуза, реализация этой угрозы выглядит не слишком вероятной. Если Иран решится атаковать нефтяные танкеры в заливе, это скорее даст повод нанести удары по его нефтяной инфраструктуре, что на фоне ослабления иранских ПВО и воздушных сил выглядит несложной задачей. В свою очередь даже частичное разрушение нефтяной инфраструктуры грозит Ирану дальнейшим ростом внутренней напряженности в тот момент, когда режим аятолл и без того выглядит критически ослабленным и деморализованным.

Что касается, нефтяной индустрии самого Ирана, то на страну приходится 3,3 млн из примерно 102 млн баррелей ежедневного мирового производства нефти, из которых Иран поставляет 1,3–1,6 млн баррелей Китаю, единственному официальному покупателю иранской нефти. Даже если эти объемы выпадут с рынка, они будут относительно быстро замещены другими поставщиками (в том числе и Россией). Но для самого Ирана по этим причинам такое развитие событий выглядит тупиковым.

На фоне незначительного выигрыша от роста цен на нефть, в благоприятном для мира сценарии деэскалации конфликта для России, между тем, возникают более широкие «нефтяные» угрозы. Когда и если иранский кризис будет разрешен, это может ослабить позиции России в отношениях с американской администрацией. В отличие от администрации Байдена, Трамп и его советники рассматривали проблему Ирана как первоочередную и более важную по сравнению с российско-украинской. И это, вероятно, играло значительную роль в их прагматическом подходе к отношениям с Кремлем. Контакты с Путиным по поводу урегулирования в Украине, не дав практически ничего для разрешения российско-украинского конфликта, позволили подготовить почву для фактического нейтралитета Путина в ирано-израильской войне.

В течение последних трех месяцев Трамп использовал все возможные предлоги, чтобы не ужесточать санкции в отношении России (→ Re: Russia: Триста дней в поисках серебряной пули). В последние недели, когда никаких аргументов уже не оставалось, Трамп просто попросил Сенат не рассматривать законопроект Грэма–Блюменталя об ужесточении санкций в отношении российского нефтяного экспорта. Параллельно США заблокировали предложение партнеров по G7 о снижении «ценового потолка» для России до $45 за баррель. Атака Израиля на Иран проливает дополнительный свет на причины такой тактики. Одновременный натиск на двух крупных поставщиков нефти был чреват действительно масштабной дестабилизацией рынка, и в качестве последствий — скачком цен на бензин и инфляции в США.

Пока ситуация вокруг Ирана остается напряженной, Москва может не беспокоиться о введении новых инструментов давления против ее нефтяного экспорта. Однако, если нефтяные рынки «переварят» Иран и вернутся к понижательному тренду, законопроекту Грэма–Блюменталя может быть дан зеленый свет. В этом случае Трамп, вероятно, вернется к той роли «доброго копа», которую он разыгрывает сейчас в ирано-израильском конфликте. События вряд ли будут развиваться по жесткому сценарию, которого желали бы европейские лидеры и «ястребы» в американском Сенате, но возможности давления на Кремль у американской администрации расширятся. Другой вопрос — будет ли она использовать их в интересах Украины или для каких-то иных целей.

Таким образом, на фоне краткосрочных нефтяных выгод от ирано-израильской войны долгосрочные позиции России на нефтяном рынке выглядят уязвимыми и, возможно, даже более уязвимыми, чем в предыдущий период, когда задачи принуждения Ирана к «сделке» повышали интерес Вашингтона к неформальному сближению с Москвой.

Новый облик войны: может ли Украина использовать израильский опыт?

Существует, впрочем, еще одно следствие необъявленной войны между Израилем и Ираном. Фактически Израиль продемонстрировал всему миру то, как будет выглядеть новый тип военного конфликта. Четырьмя его основными столпами являются дальнобойные высокоточные и баллистические ракеты, дроны, системы ПВО и разведка. Эффект достигается благодаря их сочетанию, пишет в Atlantic Council военный эксперт Дуг Ливермор. Это позволяет ослабить систему ПВО противника, нанеся по ней первый удар, затем обезглавить военное руководство, атаковать основные цели и снизить за счет собственной системы ПВО разрушительный эффект ответного удара. Комбинация четырех компонентов позволяют нанести неприемлемый урон или частично разоружить противника, даже не вступая с ним в противостояние «на земле». По этой причине такой конфликт в значительной мере нивелирует преимущества более крупной сухопутной армии.

Тот факт, что израильская операция против Ирана частично использовала те же методы, которые украинские силы использовали для нападения на российскую стратегическую авиацию, отнюдь не случаен. Израильская бесконтактная война с Ираном продемонстрировала те стратегии, которые являются наиболее перспективным вектором развития украинской армии и тактики сдерживания России. Аналитики также отмечают, что именно способность Украины сохранить систему ПВО на первом этапе конфликта и не дать в результате России достичь превосходства в воздухе, позволила Киеву избежать поражения и втянуть российскую армию в изнурительный позиционный конфликт, в котором она продвигается минимальными темпами и с огромными потерями. С другой стороны, за последние год-полтора Украина последовательно наращивала масштаб своих воздушных операций в российском тылу, которые уже стали новым фронтом российско-украинской войны. И угрозы для России с этой стороны могут расширяться.

С этой точки зрения, не такое большое значение имеет, сумеет ли российская армия захватить за оставшиеся до зимы месяцы 4 тыс., как в прошлом году, или 8 тыс. кв. км украинской территории, — значение имеет то, насколько Украина сможет за это время продвинуться в создании и развитии компонентов войны нового типа. Хотя ее возможности в этом отношении ограничены политическими решениями, принимаемыми в Вашингтоне и европейских столицах относительно поставок Киеву ракет и систем ПВО, определенные пути наращивания собственного арсенала все же остаются открытыми. Это, в частности, организация и расширение совместного с европейскими партнерами или самостоятельного производства ракет и развитие инновационных систем дронов и противодроновой защиты. По утверждениям президента Зеленского, Украина также близка к серийному производству баллистических ракет. Разумеется, возможности российской экономики существенно превосходят украинские, что будет сказываться в том числе на ракетном противостоянии и противостоянии дроновых армий, однако сохранение режима санкций в отношении России будет сдерживать ее потенциал в высокотехнологичной сфере. В то время как Украина располагает возможностями расширения военной кооперации с европейскими союзниками.

***

В конечном итоге баланс плюсов и минусов для России от ирано-израильской войны будет зависеть от того, ослаблен ли Иран в достаточной степени, чтобы согласиться на сделку, или изыщет возможности для эскалации конфликта. В первом случае после стабилизации нефтяных рынков Россия вновь окажется уязвима со стороны своих экспортных доходов, во втором она постарается извлечь максимум выгод из своего положения «ненадежного союзника» Тегерана.