Дональду Трампу так и не удалось сделать решительный шаг к мирному урегулированию в российско-украинской войне не только за один, но и за сто дней президентства. Более того, весьма похоже, что переговорный трек, на котором находилась администрация Трампа в течение последних трех месяцев, привел ее в тупик.
После того как Вашингтон представил Украине и Европе свой план соглашения о прекращении огня, который и без того был расценен многими как капитуляция перед Москвой, с российской стороны последовал ряд заявлений, свидетельствующих об ужесточении позиции Кремля и подрывающих уже преданный огласке «мирный план».
Стратегия Трампа на переговорах с Кремлем круто изменилась в феврале 2025 года. Вместо «плана Келлога», предполагавшего давление как на Киев, так и на Москву, на вооружение был взят план «большой сделки», который подразумевал, что прекращение войны в Украине станет также стартовой точкой расширенного российского-американского сотрудничества. Такое сотрудничество должно было одновременно служить стимулом к уступкам Кремля в украинском вопросе и невоенной гарантией безопасности для Украины в будущем.
Однако жесткая позиция Кремля показывает, что «большая сделка» не имеет в его глазах столь большой ценности, как это полагали в Вашингтоне. Кремль не отказывается от своих максималистских требований, включающих демилитаризацию Украины. А перспектива выхода США из переговорного процесса вполне его устраивает.
В реальности Трампу вряд ли удастся выйти из переговоров. Это нанесет сокрушительный урон его имиджу и станет повторением «афганского» сценария. Неудача переговорного трека «большой сделки» подталкивает Вашингтон к тому, чтобы вернуться к доктрине двустороннего давления Кита Келлога, которая подразумевает продолжение военной помощи Украине вплоть до достижения прогресса в переговорах.
После того как Вашингтон представил Украине и Европе свой план соглашения о прекращении огня, который и без того был расценен многими как капитуляция перед Москвой, с российской стороны последовал ряд заявлений, свидетельствующих об ужесточении позиции Кремля и подрывающих уже преданный огласке «мирный план». В конце прошлой недели секретарь Совета безопасности Шойгу вернулся к риторике ядерного шантажа, пригрозив Западу непредсказуемыми последствиями в случае появления в Украине европейских сил сдерживания, а министр иностранных дел Лавров сначала отверг возможность совместного использования Запорожской АЭС под контролем США, а затем заявил, что для прекращения огня необходимо признание не только США, но и всеми сторонами принадлежности России не только Крыма, но и прочих оккупированных территорий Украины. Наконец, еще один ястреб путинского ближнего круга Николай Патрушев заявил, что Россия не откажется от претензий на Одессу, которую она считает русским городом.
Чтобы осознать, в какой точке переговорного процесса мы находимся, стоит вспомнить, что работа над планом завершения войны в Украине была начата командой Трампа даже не сто, а примерно триста дней назад. Первый план Кита Келлога и Фреда Флейтца был представлен Трампу еще в июне 2024 года. Главная идея его состояла в том, что дальнейшая военная помощь Киеву со стороны США будет обусловлена готовностью Украины вступить в мирные переговоры с Москвой, в то же время в случае отказа Москвы от переговоров Вашингтон грозил еще более увеличить и расширить военную помощь Киеву. Эта концепция в целом оставалась базовой для Трампа после его победы на выборах и вплоть до конца 2024 года, о чем свидетельствовало назначение Келлога спецпосланником по мирному урегулированию в конце ноября.
Однако позиция Трампа и его команды в вопросе украинского урегулирования изменилась в феврале 2025 года. Знаками этого изменения стали телефонный разговор Трампа и Путина, отстранение Келлога от переговоров, объявление, что Вашингтон намерен вести переговоры с Москвой без участия Украины и европейских стран, а затем первая встреча представителей Кремля с командой Трампа в Эр-Рияде. При этом стало очевидно, что изменился не только базовый план, но и сам предмет переговоров.
Американскую сторону представлял теперь Стив Уиткофф, а в российскую делегацию вошел спецпосланник Путина по вопросам зарубежных инвестиций Кирилл Дмитриев. Два этих джентльмена олицетворяли новый формат сделки между Трампом и Путиным, в которой урегулирование в Украине рассматривалось как часть и условие более широкой программы партнерства Москвы и Вашингтона — «большой сделки». А сама «большая сделка» мыслилась как часть стратегии Вашингтона, направленной на ослабление союза между Россией и Китаем.
Общий вид нового переговорного трека состоял в том, что Россия и Украина соглашаются на прекращение огня, после которого продолжат переговоры по мирному урегулированию, США прекращают военную помощь Киеву и подтверждают, что Украина не станет членом НАТО, а также ослабляют санкции в отношении России, после чего Москва и Вашингтон приступают к переговорам по программе широкого экономического сотрудничества в энергетической сфере, Арктике и т.д. (→ Re: Russia: Искушение газом).
Кульминацией разворота администрации Трампа в сторону Москвы стала выволочка Зеленскому в Овальном кабинете 28 февраля 2025 года. В итоге под угрозой прекращения американской помощи Киев согласился на американский план 30-дневного прекращения огня без каких-либо гарантий безопасности со стороны Вашингтона. Однако этот план был отвергнут Кремлем, заявившим, что прекращение огня невозможно без обсуждения «нюансов», которые, по объяснениям российской стороны, должны гарантировать «устранение причин конфликта».
В начале апреля Трамп проявлял раздражение отказом Москвы от соглашения о прекращении огня и требованиями дальнейших уступок до его подписания. Он пригрозил России «вторичными пошлинами», а в публичном пространстве впервые за полтора месяца вновь появился Кит Келлог с жесткими высказываниями в адрес Кремля. Источники сообщали о разногласиях в команде Трампа, часть которой предлагала оказать давление на Москву. Однако вместо этого в Россию вновь был отправлен «мистер Да» команды Трампа, пророссийски настроенный Стив Уиткофф: его фактической миссией стало согласование уступок, которые Кремль требовал в качестве условий перемирия (→ Re: Russia: Апрельский марафон).
По всей видимости, очередной разворот Вашингтона от угроз к уступкам был связан с желанием заключить соглашение к ста дням президентства Трампа или до его поездки в Эр-Рияд. В этом случае в Эр-Рияде Трамп мог бы встретиться также с Владимиром Путиным и заявить о выполнении своей миротворческой миссии по Украине. На фоне снижения рейтингов Трампа в США (→ Re: Russia: Непопулярный популизм), отсутствия успехов на прочих направлениях и многочисленных скандалов вокруг его администрации прекращение огня в Украине могло быть объявлено историческим достижением, резонанс которого уравновесил бы шквал критики, приуроченной к ста дням президентства.
На протяжении второй половины апреля Трамп каждую неделю упоминал, что ожидает решительного ответа из Москвы в ближайшие дни или на следующей неделе, а также повторял свою угрозу, что если стороны не продемонстрируют готовности пойти на уступки, то США могут выйти из переговоров.
Ужесточение риторики со стороны Кремля последовало после второй в течение апреля поездки Уиткоффа в Россию. Накануне поездки агентство Bloomberg сообщило, что США намерены требовать от Кремля признать право Украины иметь собственную армию и оборонную промышленность. Сам по себе такой предмет переговоров выглядел странно. Украина уже имеет армию и военную промышленность, которые все еще слабее российских, но на порядки превосходят то, что она имела на момент начала российской агрессии. Как и в предыдущем эпизоде, когда Кремль требовал в качестве условия прекращения огня передачу еще не завоеванных украинских территорий Украины, новым условием прекращения огня стало требование, выполнения которого Путин не сумел добиться военным путем, — «демилитаризация Украины». Такое требование со стороны Кремля выглядело бы логично в условиях ее военного поражения и установления в Киеве марионеточного правительства. Однако пока ситуация очень далека от этого.
В то же время Трамп, согласившийся на прекращение военной помощи Киеву со стороны США, много раз подчеркивал, что не имеет ничего против продолжения военной помощи Украине со стороны Европы. Более того, подталкивал Европу к тому, чтобы она приняла на себя ответственность по сдерживанию России на своих восточных границах, в то время как США сосредоточатся на Тихоокеанском регионе и сдерживании Китая.
Объявление Путиным одностороннего трехдневного перемирия вместо согласия на план Трампа по прекращению огня символически указывает, что он считает себя не объектом миротворческих усилий Трампа, но самостоятельным субъектом, который намерен сам определять условия войны и мира. А шквал жестких заявлений со стороны Кремля по сути является объявленной угрозой нового военного наступления, если максималистские условия подписания соглашения о прекращении огня, более похожие на капитуляцию, не будут приняты.
В значительной степени Трамп и его администрация сами загнали себя в ловушку, отказавшись от стратегии давления на Москву и сделав ставку на стратегию «большой сделки». Судя по всему, в их представлении выгоды будущего российско-американского сотрудничества должны были подтолкнуть Кремль к уступкам на переговорах по Украине, которые позволят Трампу представить соглашение как свой успех. Заинтересованность в этом сотрудничестве в представлении Трампа должна была стать фактором сдерживания Москвы и своего рода невоенной гарантией безопасности для Киева. В какой-то момент своих апрельских ожиданий Трамп почти восторженно написал в своем блоге: «Надеюсь, Россия и Украина заключат соглашение на следующей неделе. После этого обе страны начнут вести большой бизнес с США, которые процветают, и обе заработают много денег!»
Однако в глазах Москвы ценность предложенного российско-американского сотрудничества может выглядеть существенно ниже, чем это представляют себе в Вашингтоне. Революционный внешнеполитический разворот Трампа, опрокидывающий долгосрочные принципы американской внешней политики, подвергается острой критике в Америке и является не результатом двухпартийного консенсуса, но скорее, наоборот, фактором внутриполитического раскола. В этом смысле предложенный Трампом России альянс выглядит не слишком надежной и достоверной ставкой.
Транзакционистские «сделки», о которых так любит рассуждать Трамп, как правило, предполагают разовый размен уступок и бонусов. Стратегические партнерства во многом противоположны им по своей природе: они опираются на уверенность, что приоритеты и интересы партнера носят долгосрочный характер и не изменятся в обозримом будущем, в частности при следующей смене правительства. Именно поэтому революционный внешнеполитический рейд Трампа вряд ли заставит Кремль пересмотреть свой долгосрочный курс на конфронтацию с Западом в союзничестве с Китаем и в партнерстве со странами глобального Юга.
Предложенная командой Трампа–Уиткоффа «сделка» выглядит для Кремля не как стратегический долгосрочный выбор США, а как тактический ход команды Трампа. К тому же у администрации Трампа нет реалистичной концепции того, что она может предложить России в экономической сфере. Эта проблема не нова. Еще во времена попытки «перезагрузки» российско-американских отношений в начале 2010-х годов эксперты с обеих сторон искали экономическую почву для такой стратегии и обнаружили, что пространство взаимных экономических интересов России и США является крайне узким. Если в отношениях России и Европы в позднесоветском и постсоветском периодах сложился своего рода симбиоз, основанный на обмене ресурсов на технологии и инвестиции, то в случае с США такие отношения оказались невозможны в силу незаинтересованности Штатов в российских ресурсах. Теперь, когда США из импортера ископаемого топлива превратились в его крупнейшего экспортера, это пространство стало еще более узким.
Любые возможные совместные российско-американские проекты, вроде освоения Арктики, относятся к сфере неопределенного будущего, носят гипотетический характер и не затрагивают жизненно важных интересов обеих стран. В особенности если потепление в отношениях с США не означает восстановления торговых потоков между Россией и Европой, которые и являются единственной реальной альтернативой российской торговой зависимости от Китая.
В результате американское предложение о сотрудничестве имеет, скорее всего, в глазах Москвы не слишком большую ценность, тем более что его следствием может оказаться осложнение отношений с Китаем. В то время как уступки по Украине, утверждение своей сферы влияния на постсоветском пространстве, унижение Запада и углубление конфликта между США и Европой являются более значимым и реальным геополитическим трофеем.
По сути, это означает, что переговорный трек Уиткоффа–Дмитриева, концепция «большой сделки», которой администрация Трампа была увлечена с февраля и которой она заменила классическую схему «двусторонней угрозы» Кита Келлога, оказалась наживкой не столько для Кремля, сколько для самого Трампа.
Дональд Трамп угрожает Москве и Киеву выходом из переговоров, если не увидит прогресса в ближайшее время. Однако ему, скорее всего, не удастся реализовать свою угрозу. С высокой вероятностью выход Трампа из переговоров без какого-либо результата будет воспринят как его фиаско и повторение трека переговоров с талибами в Афганистане. А возможно, приведет к схожим последствиям. В этом случае высока вероятность, что именно этот паттерн переговорных неудач «прилипнет» к имени Трампа в качестве главного исторического бренда, окончательно разрушив его имидж успешного переговорщика.
Дело в том, что угроза Трампа только на первый взгляд выглядит двусторонней. По всей видимости, угроза выхода из переговоров подразумевает также прекращение военной помощи Украине. Но такой сценарий вполне устраивает Кремль и выглядит для него даже более предпочтительным, нежели уступки, которые требует от него Вашингтон. В Кремле уверены, что без американской помощи Украина не сможет сдержать военный натиск России или во всяком случае проиграет в войне на истощение.
В перспективе Киева, впрочем, угроза Трампа также звучит двусмысленно. Если выход из переговоров означает прекращение военной помощи, то Украина должна стремиться такой выход предотвратить. Однако не менее важным для нее является вопрос, что произойдет в случае заключения соглашения о прекращении огня. Судя по всему, в Вашингтоне подразумевают, что военная помощь также будет свернута, потому что миротворческая миссия Трампа будет выполнена. Но так как ни Украина, ни Европа не считают, что война будет на этом завершена, а Путин не отказался от своих максималистских требований, то у Киева нет никаких резонов соглашаться на какие-то ограничения и уступки, которые предполагает «мирный план» Трампа.
Если Трамп намерен в любом случае прекратить военную помощь Украине, его посредничество лишается смысла для обеих сторон. Этот план работал только в случае, если бы перспектива «большой сделки» действительно соблазнила Путина и заставила отказаться от максималистских требований в отношении Украины. Но если этого не случилось, то переговорный трек неминуемо возвращается на рельсы плана Кита Келлога. Американская военная помощь, а точнее, совместная американо-европейская военная помощь Украине — единственный сдерживающий фактор, способный заставить Кремль пойти на уступки.
В рамках идеологии «большой сделки» администрация Трампа не только предполагала не возобновлять военную помощь Украине, но и отказалась от планов экономического давления на Кремль. Действительно, хотя условия для такого давления сегодня складываются максимально благоприятные, оно не имеет смысла, если Украина лишится военной помощи уже в этом году. Эффект такого давления в любом случае проявит себя не сразу. И наоборот, если Украина получит достаточную военную помощь, то усиленное экономическое давление на Москву станет более действенным фактором, чем прежде.
В условиях сложившегося на нефтяном рынке профицита снижение ценового потолка для российской нефти до $50 или $45 за баррель вынудит Россию продавать нефть со значительным дисконтом в условиях, когда страны ОПЕК расширяют поставки и начали борьбу за возврат своей доли рынка. Падение российских экспортных доходов примерно на 25–30% войдет в резонанс с накопившимися структурными дисбалансами в российской экономике. Это не приведет к кризису путинского режима в краткосрочной перспективе, но подорвет способность Москвы провести еще одну наступательную кампанию в Украине, сопоставимую по интенсивности с прошлогодней.
Нет сомнений, что в этом случае основные финансовые издержки должна будет на себя взять Европа, но при значительном инфраструктурном участии США и демонстрации политического единства. В то же время «уход» США из Украины спровоцирует не только новое наступление России, но и эскалацию конфронтации между Россией и Европой, которая в свою очередь будет углублять раскол в евроатлантическом партнерстве. То, что Москва делает ставку на этот сценарий, вполне заметно уже сегодня. И США не удастся остаться ведущей мировой державой, просто делая вид, что этот конфликт ее не касается.