Фиаско транзакционизма: как и почему Путин обыграл Дональда Трампа

Весьма похоже, что Дональд Трамп войдет в историю дипломатии вовсе не феерическим заключением мира в Украине, которое он обещал во время своей предвыборной кампании и за которое мечтал получить Нобелевскую премию, и даже не Авраамовыми соглашениями, которые выглядели настоящим прорывом его первого срока. Трамп войдет в нее своими противоречивыми, непоследовательными, а порой скандально-обескураживающими переговорами с Владимиром Путиным, в которых он сам, по всей видимости, стал объектом манипуляции и жертвой собственных амбиций.

Европейские лидеры были ошеломлены, когда созвонились с Трампом после его разговора с Путиным 19 мая, пишет Axios, ссылаясь на участников разговора. Трамп сообщил им, что только что договорился о немедленном начале прямых переговоров между Россией и Украиной. На изумленное замечание Зеленского, что такие переговоры уже начались, Трамп не нашел, что ответить, рассказал участник беседы. Также Трамп сообщил, что, вопреки прежней согласованной позиции, больше не настаивает на 30-дневном перемирии и не собирается оказывать на Путина дополнительное экономическое давление. 

Подростково-восторженный пост Трампа по поводу разговора с Путиным не много дает для понимания итога двухчасового разговора. Зато российское видение этого итога было подробно изложено в комментарии помощника Путина Юрия Ушакова: разговор был крайне конструктивным, стороны договорились об обмене заключенными, а также о развитии двусторонних, в том числе экономических отношений и о взаимодействии по разным аспектам международной повестки, в частности по иранской проблеме. Этот комментарий подчеркивает, что переговорный процесс между Вашингтоном и Москвой мыслится теперь как идущий отдельно от вопроса украинского урегулирования и развивается крайне конструктивно. В то время как переговоры между Москвой и Киевом должны идти без участия США — и увенчаться успехом, поскольку в отношениях Трампа с Кремлем царит полное взаимопонимание. За такое расщепление переговоров, отодвигающее вопрос о российской агрессии против Украины и остановке войны на их периферию, российская делегация выступала с первой российско-американской встречи в Эр-Рияде. Но активность Зеленского и европейской коалиции поддержки Украины в течение трех месяцев удерживала Трампа от этого шага.

В разговоре с европейскими лидерами Трамп также сообщил, что предложил Путину разработать «меморандум», на основе которого будет заключено мирное соглашение. И эта переуступка стороне-агрессору медиаторских функций в инициированном им самим мирном процессе, собственно, и может оказаться новым брендом Трампа в истории дипломатии.

Четыре попытки Трампа

Телефонный разговор с Путиным — это уже четвертая за четыре месяца попытка Трампа добиться прорыва в отношениях с российским диктатором. Старт первому переговорному треку дал состоявшийся по инициативе Трампа их первый телефонный разговор 12 февраля, после которого он написал, что российско-американские переговоры начинаются немедленно, и был полон надежд на скорые встречи с Путиным в Москве, Вашингтоне и Эр-Рияде. Эр-риядский переговорный трек продолжился встречей делегаций, возглавляемых министрами иностранных дел — Сергеем Лавровым и Марко Рубио, и зашел в тупик к концу марта после неудачного перемирия в воздухе, обернувшегося усиленными бомбардировками украинских городов со стороны России. 

30 марта Трамп пригрозил, что введет против России 25-процентные пошлины. Однако вместо этого уже 3 апреля встреча спецпосланников Стива Уиткоффа и Кирилла Дмитриева в Вашингтоне дала старт новому переговорному треку. От первого он отличался более высоким уровнем «интимности». Без помощников и даже без собственного переводчика Уиткофф превратился в прямого транслятора пожеланий Кремля непосредственно Трампу. Уиткофф дважды ездил к Путину на протяжении апреля, а Трамп вновь был полон надежд и писал в своей сети, что прорыв наступит со дня на день. Однако, несмотря на посулы и уступки Белого дома (официальное признание Крыма российским и отмена всех (!) санкций, введенных с 2014 года), этот трек также закончился провалом к концу месяца, когда Москва отвергла «окончательные мирные предложения» США. Представители администрации Трампа снова заговорили об изменении подхода к Москве, если она не согласится на 30-дневное перемирие.

10 мая европейские союзники Украины выдвинули России ультиматум о прекращении огня, отказ от выполнения которого должен был стать спусковым крючком для ужесточения санкций. Однако после ночной пресс-конференции Путина, в которой тот намекнул на возможность встречи с Трампом в Стамбуле, ультиматум был забыт, а Трамп заявил, что готов ехать на встречу, которая положит конец «кровавой бане». Но за 12 часов до начала переговоров Путин дал понять, что не собирается в Стамбул (→ Re: Russia: Американская мечта). Так провалилась третья попытка Трампа.

Тем не менее, подобно пылкому любовнику, который не может поверить, что отвергнут, и продолжает надеяться, что в следующий раз обязательно завоюет благосклонность предмета своей аддикции, Трамп уже на следующий день заговорил о том, что для достижения прогресса в переговорах по Украине (именно так!) ему необходимо встретиться с Путиным лично. Но опять получил вместо встречи лишь телефонный разговор, который тем не менее привел его в состояние юношеского восторга.

Повторяющийся паттерн четырех неудачных переговорных треков Трампа заметен невооруженным глазом. Каждый новый тур начинается по инициативе американского президента, в начале переговоров Вашингтон анонсирует новые уступки Москве и новые посулы в случае их успеха. Натолкнувшись на твердость Кремля, он начинает осторожно грозить санкциями. Переговоры прерываются, а Белый дом ищет дипломатические возможности для их возобновления в новом формате, более закрытом и личностном, чтобы избежать необходимости приступать к реализации собственных угроз. Это поведение категорически противоречит не только обычным переговорным стратегиям самого Трампа, в которых декларировалась важность выступления с позиций силы и последующей готовности к транзакции, но и вообще всем переговорным канонам, в которых последовательность позиции и достоверность угроз являются непреложным правилом.

Четыре версии

Существует несколько трактовок, претендующих на объяснение продемонстрированной Трампом дипломатической аномалии. Первая — конспирологическая. Согласно этой версии, все дело в зависимости Трампа от Путина, возникшей по итогам его многочисленных поездок в Советский Союз и Россию в допрезидентский, девелоперский период его жизни. Как всякая конспирологическая версия, она поддерживается аргументом о том, что отсутствие фактических подтверждений гипотезы отнюдь не означает ее несостоятельности. Скрытый рычаг влияния ценен именно тем, что он скрыт. Впрочем, причина существования конспирологической версии лежит в другой области: она убедительна, поскольку объяснить происходящее, исходя из известных предпосылок, условий и рациональной логики, оказывается слишком сложно. 

Вторая версия, напротив, исходит из предположения о «геополитической прозорливости». В ее основе также лежит конспирологическое предположение — о том, что конфликт с Западом, инспирированный Москвой, является ловушкой для США, расставленной Пекином. Целью ее является втягивание Запада и США в широкий конфликт с Россией. Бенефициаром же этого конфликта станет Китай, который, не участвуя в столкновении напрямую и не неся его колоссальных издержек, окажется ключевой геополитической силой на его финальном этапе. В известном смысле эта сюжетная арка повторяет сценарий укрепления США в роли главной мировой сверхдержавы в годы Второй мировой войны. Эту угрозу, широко обсуждавшуюся в экспертном сообществе в первые годы конфликта, соратники Трампа вновь начали педалировать в последний месяц.

Слабость этой версии состоит в том, что на протяжении 2023–2024 годов, на фоне ограниченных поставок оружия Украине, Путин не проявлял особых намерений к эскалации. Напротив, возражают оппоненты теории «китайского заговора», неспособность добиться военной победы и твердость западной коалиции сдерживали Путина и заставляли концентрироваться на украинском театре. В то время как переговорная стратегия Трампа позволила Москве превратить украинский вопрос в фактор раскола евроатлантического партнерства. В результате угрозы Путина в адрес Европы и знаки подготовки к войне с ней приобрели фактически демонстративный характер. Ослабляя трансатлантическое партнерство, Трамп поощряет Путина к угрозам эскалации. При этом в случае конфликта в Европе угроза втягивания США в него будет гораздо выше, чем сейчас. 

Кроме того, утверждают сторонники традиционной идеологии сдерживания, война в Украине — это репетиция нападения Китая на Тайвань, решение о котором будет принято в зависимости от того, насколько эффективным и сильным будет ответ Запада на атаку Путина против Украины. В этой логике проявленная Западом и Трампом слабость также приближает, а не отдаляет эскалацию.

Версия «китайского заговора» не объясняет и отказа Трампа даже от такого средства воздействия на Москву, как усиленные санкции, которое должно было выглядеть крайне желательным в качестве безопасного, но стратегически важного инструмента сдерживания России и демонстрации переговорной силы США. Эта стратегия выглядит тем более выигрышной, что текущая конъюнктура нефтяного рынка создает для нее благоприятные условия.

Третья версия — версия пресловутого «клина», который Трамп мечтает вбить между Китаем и Россией. Аргументы, доказывающие несостоятельность этой стратегии, были многократно повторены (→ Re: Russia: Хромой союз победы), а в Москве и Пекине она является предметом насмешек. Четыре месяца ведения Вашингтоном переговоров с позиций слабости скорее укрепили союз России и Китая, определенно указав Кремлю, на чьей стороне — Вашингтона или Пекина — лежат сила, стратегическая последовательность и надежность обещаний и угроз. По сути, стратегия «вбивания клина» из переговорного инструмента Трампа была обращена в инструмент манипулирования самим Трампом. Как отметили Майкл Макфол и Эван Медейрос, фактическим результатом этой стратегии пока стало вбивание клина между давними и надежными союзниками — США и Европой — ради химерических поисков благосклонности геополитического соперника.

Наконец, еще одна версия, объясняющая поведение Трампа, — «изоляционистская». С позиций изоляционистов, США должны выйти из всех конфликтов, в которых они защищают «чужие» интересы, в том числе из украинского и ближневосточного. Поскольку предпринятая попытка выйти из конфликта, остановив при этом войну, не удалась, Трампу следует просто отказаться от поддержки Украины. Хотя изоляционисты представлены в окружении Трампа, их стратегия вряд ли может быть реализована в современном мире хоть сколько-нибудь последовательно. То пространство, которое США будут освобождать своим «уходом», естественным образом займет Китай, перетягивая на себя систему международных альянсов и гарантий.

И украинский конфликт вполне может стать первым опытом такого рода. В случае реального ухода США из Украины и из переговорного процесса обращение европейских лидеров к Си Цзиньпину как посреднику и гаранту соглашения с Путиным, сохраняющего украинский суверенитет, выглядит не столько даже возможным, сколько естественным. А Пекин, в свою очередь, будет крайне заинтересован продемонстрировать свои посреднические возможности и потенциал китайского арбитража на кейсе, который оказался не по зубам Штатам, тем более что на данном этапе Си обладает бóльшими возможностями давления на Россию, нежели Трамп.

Трамп против Трампа: фиаско транзакционизма

Как мы писали ранее, еще в начале февраля Трамп отверг план Кита Келлога, предполагавший давление на обе стороны ради поиска компромисса. Киеву, согласно плану, Вашингтон должен был угрожать прекращением поставок оружия, а Москве, наоборот, наращиванием этих поставок и ужесточением санкций (→ Re: Russia: Триста дней в поисках серебряной пули). Еще 6 февраля Келлог излагал контуры этого плана в интервью New York Post, а уже 12 февраля по инициативе самого Трампа состоялся его первый разговор с Путиным. 

По всей видимости, в этот момент у американского президента созрела альтернативная концепция миротворчества. По сути, он предлагал обеим сторонам — и Киеву, и Москве — перспективу экономического сотрудничества с США, которая, по его замыслу, должна выглядеть для них столь заманчиво, что принудит обе стороны к компромиссу и заключению мира. Как следует из поста Трампа после разговора с Путиным 19 мая, он и сейчас пребывает — впрочем, видимо, скорее в показной, чем в реальной — уверенности, что эта стратегия состоятельна.

Такой план, несомненно, должен был импонировать Трампу своей полной ортогональностью стратегии Байдена, транзакционистским духом и тем, что исключал необходимость давления на Москву, в частности, разговоры о новом пакете военной помощи Киеву, после того как байденовский пакет будет исчерпан в середине года. С этого момента упоминания новой помощи Киеву становятся в администрации Трампа полным табу, а выступавший за использование этого рычага Келлог полностью отстранен от переговоров на три месяца.

Судя по всему, новый план разрабатывался очень узкой группой приближенных президента, что критически сказалось на его качестве. Во всяком случае, первый его шаг — проект соглашения с Украиной по редкоземельным металлам — обернулся конфузом: в Украине просто нет их сколько-нибудь значимых запасов (→ Re: Russia: Кабала, химера или план Маршалла?). Окончательное соглашение между США и Украиной, впрочем, хотя и не выглядит столь безграмотно-колониальным, также содержит мало конкретики. Про экономические предложения, которые должны были соблазнить Москву, нам известно меньше, но, судя по всему, они тоже носили достаточно химерический характер (→ Re: Russia: Арктический блиц; Re: Russia: Искушение газом). 

В то же время неизменная неуступчивость Москвы, на всех трех переговорных треках продолжавшей настаивать на своих максималистских требованиях, по сути означающих капитуляцию Украины, опиралась на демонстрируемую Кремлем уверенность, что российской армии удастся наконец переломить ситуацию на поле боя в 2025 году. Путин продавал Трампу свою будущую победу, а главным инструментом давления на Трампа становился при этом сам Трамп. Точнее, его нежелание предоставлять Украине новую военную помощь, которое и придавало реалистичность упованиям Путина на реализацию своего военного преимущества. 

Страх Трампа перед необходимостью новых военных поставок позволял Путину шаг за шагом превращать его из могущественного вершителя судеб, уверенно останавливающего войну, в просителя, выдвигающего угрозы только для того, чтобы на следующий день от них отказаться и предложить новые уступки, и сутками ожидающего ответа российского диктатора — приедет или не приедет он на встречу, — а затем получающего пренебрежительный отказ.

Имеющий широкое хождение миф утверждает, что тактику использования силы противника для достижения собственных целей Путин почерпнул в восточных единоборствах. Но более правдоподобной выглядит отсылка к его опыту сотрудника спецслужб, умеющего нащупать слабое место объекта оперативной разработки и давить на него, не позволяя ему увернуться, пока цель вербовки не будет достигнута. 

Так или иначе, пока новая военная помощь Украине оставалась для администрации Трампа табу, Путин оставался глух к транзакционистским посулам и просьбам американского президента, заставив его в конце концов признать свое бессилие, отказаться от хвастливых обещаний и почти буквально бросить Украину на произвол агрессора.

Одним из центральных, если не главным мотивом Трампа на протяжении последнего года была неистовая критика стратегии Байдена (и поддерживавших его европейцев) на украинском направлении. Мир, заключенный за один или хотя бы за сто дней, должен был стать доказательством ее полной несостоятельности и демонстрацией успеха трамповского транзакционизма. Однако четыре месяца потакания агрессору, подорванные альянсы, несостоятельные угрозы и уступки, не принесшие результатов, — все это выглядит сегодня элементами феерического фиаско этой попытки и полным триумфом стратегической дипломатии Кремля, отказавшегося принять «кота в мешке» за проявление силы и стратегическую прозорливость.