Пространство недостижимости: что могло бы быть предметом переговоров Украины и России и почему они никак не начинаются

Две партии мира и три экзистенциальных вопроса

На полях предстоящей сессии Генассамблеи ООН Владимир Зеленский намерен представить уходящему президенту Джо Байдену свой «план победы». Тем временем в неофициальных беседах с Bloomberg анонимные высокопоставленные источники говорят, что среди союзников Украины растет число тех, кто выступает за компромисс с Россией, который должен быть достигнут за столом переговоров. Разговоры о сценарии «мирного соглашения» идут на протяжении всех двух с половиной лет конфликта, однако их инициаторами обычно выступают страны глобального Юга. В последний год число желающих принять участие в «мирном процессе» возрастало с особенной интенсивностью: Китай и Бразилия, ОАЭ, Турция, Венгрия в лице Виктора Орбана, Австрия, Дональд Трамп, а теперь и канцлер Германии Олаф Шольц имеют свои «мирные планы», не говоря уже о «формуле Зеленского» и «условиях Путина». Но если положение на полях сражений постоянно освещается журналистами и анализируется экспертами, то «мирный процесс» скорее покрыт пеленой общих фраз и абстрактных призывов. 

Анализ 25 предложений по мирному урегулированию войны, проделанный политологом Машей Хедберг (→ Russia Matters: Comparing Pathways to Peace in Ukraine), позволяет различить основные направления поисков мира и сделать предположения, почему бо́льшая часть из них нереалистична и где все же зарыто рациональное зерно.

Маша Хедберг разделила существующие мирные планы на две группы. Ключевую идею проектов из первой можно описать как «мир с позиций силы». Сюда входят максималистский план самой Украины и планы тех ее союзников, которые считают, что российской агрессии должен быть дан полноценный отпор. Сторонников этого подхода политологи Иван Крастев и Марк Леонард когда-то назвали «партией справедливости» (→ Re: Russia: Мир против справедливости). К партии «мира с позиций силы», впрочем, следует отнести и Владимира Путина, считающего, что путь к миру — это удовлетворение претензий России. Вторая группа исповедует подход «мир путем переговоров». В нее входят проекты, предполагающие, что так как Украина не способна добиться возврата оккупированных Россией территорий военным путем, для прекращения кровопролития ей придется пойти на компромиссы. Эту партию принято называть «партией мира», хотя это явно неточное название. Речь в большей мере идет о вынужденных уступках и признании сложившегося положения. Скорее это «партия реализма», которая ищет формулу «замирения» за счет тех или иных уступок со стороны Украины.

В целом же все «мирные» предложения располагаются в пространстве, заданном двумя осями: «прагматизм / справедливость» и «быстрое / отложенное прекращение огня». Предложения, которые нацелены на скорое прекращение конфликта, требуют значительных уступок со стороны Украины, а предложения, которые могли бы привести к более справедливому урегулированию, требуют продолжения военных действий и дополнительных ресурсов, которые Украине может предоставить только Запад. 

Впрочем, самой первой попыткой нащупать формулу мира, или «замирения», стали переговоры марта–апреля 2022 года, которые начались поиском компромиссов (неизвестно, насколько искренним) и закончились провалом. За неимением других, эти переговоры можно рассматривать как модельные. Хедберг проанализировала пять раундов консультаций сторон, чтобы выявить их реальные интересы и карту возможных уступок. Обсуждавшиеся весной 2022 года проекты документов, в том числе так называемое Стамбульское коммюнике, одна из версий которого была опубликована New York Times, позволяют говорить о том, что стороны вышли на обсуждение экзистенциальных для Киева и Москвы вопросов.

Опубликованный текст коммюнике остается не вполне ясным в отношении вопроса территорий: документ отсылает к карте, которая осталась неопубликованной. В коммюнике оговаривается, что его действие не распространяется на Крым и Севастополь, а также на обозначенные на карте неназванные территории (предположительно — Донбасс и Луганскую область). Прочие территории, видимо, должны были быть возвращены под контроль Украины. Украина в свою очередь в обмен на это должна была согласиться со статусом «постоянно нейтрального» и «безъядерного» государства, однако Россия не должна была препятствовать ее вступлению в ЕС. Взамен нейтралитета Киев хотел надежных гарантий безопасности. В качестве гарантов безопасности «нейтральной» Украины предполагались Великобритания, Китай, США, Франция, Турция, Германия, Канада, Италия, Польша и Израиль (которые, впрочем, не давали на это согласия). В круг гарантов также вошла и Россия. Позже в повестку переговоров российской стороной были включены еще несколько вопросов, в том числе будущая численность и оснащение украинской армии, экономические санкции, статус русского языка в Украине и пр. И пункт, согласно которому в случае нападения на Украину «гаранты» принимают меры к ее защите на основе согласия всех участников соглашения, то есть России в том числе. В результате переговоры были прерваны.

Ход переговоров и проект договора определенно указывают на экзистенциальные вопросы формулы мира: 1) судьбу оккупированных территорий, 2) будущий («нейтральный») статус Украины, 3) гарантии безопасности Украины в случае ее нейтралитета. Проект договора, сколько можно судить, предполагал возвращение Украине оккупированных после 24 февраля 2022 года территорий в обмен на нейтралитет, но уперся в проблему гарантий.

Мир с позиции силы/справедливости

Наиболее чистым примером этого подхода является состоящий из десяти пунктов мирный план Зеленского, который требует «безусловного и не подлежащего обсуждению» восстановления территориальной целостности Украины, выплаты репараций, создания трибунала для расследования преступлений российских военных и гарантий безопасности для Украины со стороны ведущих стран. В нем также подчеркивается решимость Украины «в итоге присоединиться к НАТО». На самом деле, как и встречные «условия Путина», это не столько план мира, сколько план войны до победы, а по сути — максимальная заявленная позиция. Очевидно, что при определенных условиях и Киев, и Запад готовы будут «разменять» отдельные его пункты при готовности Путина изменить свои «условия». Однако пока с обеих сторон никаких сигналов в этом направлении не поступает.

В многочисленных планах различных аналитиков и аналитических центров можно различить некоторые более реалистичные трактовки той же позиции. К лагерю «борьбы (Украины) до победы» в частности относятся предложения, опубликованные Chatham House и National Interest. Их позиция предполагает, что Запад должен не просто продолжать поддерживать Украину, но и увеличить свою вовлеченность в конфликт. В статье «Как убедить Путина, что он проиграет», опубликованной в Foreign Affairs, Дэн Альтман утверждает, что «лучший способ как можно скорее добиться прекращения огня» — это вложение союзниками Украины очень значительных средств в производство вооружений. Такой шаг убедит Путина, что «Запад превзойдет Россию в производстве оружия в ближайшие годы» и не позволит ему выиграть в «войне на истощение». Согласно этой логике, недостаточно вооружить Украину: «ключ к прекращению войны — это изменение ожиданий Москвы относительно того, как ее военные усилия будут развиваться через три, пять и даже восемь лет». При этом долгосрочные обязательства по производству вооружений, по мнению Альтмана, должна взять на себя Европа, создавая таким образом собственную архитектуру безопасности и снижая свою зависимость от США. 

Другое «силовое» предложение, выдвинутое в Politico Тимо Малиновски, бывшим членом американского Конгресса, предполагает, что Россию можно заставить заключить мир, приняв Украину в НАТО еще до окончания войны. Членство в альянсе гарантировало бы безопасность любой территории, которую Украина контролирует на момент вступления, и сдерживало бы дальнейшую российскую агрессию. По сути, это план заморозки территориального статус-кво по модели того, как это произошло с разделенной Германией и разделенной Кореей. Условием вступления в НАТО является отказ Украины добиваться возвращения оккупированных территорий военным путем. Гипотетически у Украины останется возможность в будущем добиться восстановления своих границ 1991 года невоенными средствами, поскольку Россия будет по-прежнему находиться под санкционным давлением. 

Сегодня эти сценарии выглядят даже менее правдоподобными, чем в начале конфликта, отмечает Маша Хедберг. Россия пока успешно справляется с адаптацией экономики к условиям войны и санкций, а Запад проявляет еще меньше решимости в поддержке Украины, чем в первый год войны (хотя фактически помогает в бо́льших масштабах). Причем отсутствие решимости демонстрируют не только западные политики, но прежде всего их избиратели. Программа наращивания производства вооружений западными союзниками в нынешних условиях также скорее всего обернется «долгостроем». Угроза, исходящая от России, не рассматривается европейскими избирателями и политиками как экзистенциальная, а потому перераспределение средств в пользу военного сектора будет постепенным и растянутым во времени.

Иными словами, «мир с позиций силы/справедливости» — это не слишком рабочий сценарий. Он наталкивается на нежелание западных союзников увеличивать риски (при опережающем принятии Украины в НАТО) или наращивать ресурсы, направляемые на помощь Украине и на адаптацию собственных экономик к новым военным реалиям. Скорее, на данный момент на первый план выходят риски обратного движения — сокращения масштабов помощи в случае прихода к власти Дональда Трампа в США или дальнейшего усиления крайне правых в Европе.

Козырь Трампа: мир на неизвестных условиях

Дональд Трамп многократно, в том числе в ходе недавних дебатов с Камалой Харрис, говорил, что прекратит войну сразу после победы на выборах. При этом он ни разу не раскрывал деталей своего плана, объясняя, что тот не сработает, если станет публичным. «Обе стороны хотят сохранить лицо, они хотят найти выход», — цитирует Washington Post слова Трампа, сказанные в частной беседе. По данным репортеров газеты, говоривших с советниками экс-президента и кандидата, он намерен принудить украинские власти к отказу от претензий на Крым и Донбасс. Однако возвращение к статус-кво, существовавшему на февраль 2022 года, вряд ли устроит Путина, и какие рычаги предполагается задействовать в этом случае для достижения результата — неизвестно. Публично Трамп и кандидат в вице-президенты Джей-Ди Вэнс неоднократно выступали против поддержки Украины, а непублично Трамп оказывал давление на республиканцев в Конгрессе, чтобы те голосовали против выделения дополнительной помощи Украине. Такой сценарий вел к поражению Киева, после чего хоть как-то устраивающий Украину компромисс был бы вовсе невозможен.

В статье «План Трампа для Украины» в Wall Street Journal Майк Помпео, бывший госсекретарь США, работавший в этой должности на протяжении двух последних лет президентства Трампа, среди прочего предлагает усилить санкции против России, попытаться выдавить ее с мирового энергетического рынка и переквалифицировать помощь Украине в программу ленд-лиза. Ни сам Трамп, ни его представители публично не прореагировали на эти предложения. Скорее всего, «план Помпео» — это попытка примирить позиции Трампа с убеждениями других республиканцев, не готовых «сдавать» Украину Кремлю.

Теоретически можно предположить, что Трамп имеет в виду поставить стороны перед двусторонней угрозой: сокращения помощи Украине (если она не согласится на его формулу компромисса) или ее наращивания (если не согласится Россия). Но сама формула урегулирования в голове Трампа остается при этом неизвестной. Причем Украина более уязвима перед таким ультиматумом, чем Россия, а потому, чтобы достичь успеха, Трампу придется сдвинуть свою формулу ближе к российским интересам.

«Мир путем переговоров», или формула «замирения»

Большинство «компромиссных» предложений, по мнению Хедберг, больше похожи на дипломатические жесты, чем на содержательные планы, учитывающие интересы обеих сторон. Они едины в своих призывах к России и Украине возобновить прямые переговоры как можно быстрее. «Диалог и переговоры — единственное жизнеспособное решение украинского кризиса», — гласит пункт 4 китайского плана, впервые обнародованного в феврале 2023 года. Практически идентичные формулировки можно найти в совместном предложении Китая и Бразилии, а также в рамочном плане министра обороны Индонезии и Африканской мирной инициативе. Главный прием такой дипломатии — интерпретация того, что «партия мира с позиций силы/справедливости» считает односторонней российской агрессией, как «кризиса», то есть ситуации, ответственность за которую лежит на обеих сторонах.

При переходе от деклараций к деталям весь комплекс подобных «переговорных» мирных инициатив обнаруживает различия по четырем вопросам. Во-первых, по вопросу о том, как следует распорядиться территориями, которые сейчас контролирует Россия, включая Крым. Во-вторых, по вопросу о том, нужно ли Украине принимать постоянный и официальный нейтралитет. В-третьих, по вопросу, следует ли просто заморозить конфликт или необходимо непременно добиваться мирного соглашения. И, наконец, по все тому же вопросу об архитектуре безопасности, которая могла бы гарантировать мир Украине в будущем. 

Так, в докладе «Дипломатический путь к защищенной Украине» Джордж Биби и Анатоль Ливен рекомендуют двойной подход к прекращению конфликта: продолжая предоставлять Украине столько оборонительной помощи, сколько ей необходимо, США должны также предпринять дипломатические усилия по вовлечению России в мирный процесс. Как пишут авторы, «помощь должна быть не средством обеспечения победы, а рычагом в ходе переговоров». По их мнению, Украине придется согласиться на нейтралитет и ограничения размеров вооруженных сил, получив в обмен гарантии безопасности от группы стран. Россия откажется от любых дальнейших территориальных амбиций и согласится на «ограничения на количество российских войск и ракет, развернутых в Калининграде, Беларуси и в российских регионах, граничащих с Украиной». Этот план в целом повторяет проект Стамбульского коммюнике, однако предполагает, что Украине придется смириться с оккупацией захваченных Россией территорий.

С этим соглашаются почетный президент американского Совета по международным отношениям (СFR) Ричард Хаас и сотрудник того же аналитического центра Чарльз Купчан, которые в то же время отмечают, что Запад «продолжит использовать санкции и дипломатические рычаги для восстановления территориальной целостности Украины, но за столом переговоров, а не на поле боя». В то же время, например, Майкл О’Хэнлон из Института Брукингса предполагает, что в обмен на нейтралитет Украины Москва выведет войска с украинской территории, включая Донбасс, однако Крым останется под российской юрисдикцией — хотя впоследствии его статус может быть пересмотрен.

Нет согласия между различными «переговорными» планами и в вопросе архитектуры безопасности и гарантий для Украины. Бо́льшая часть предложений подразумевают расширение роли уже существующих организаций (НАТО, ЕС или ООН) или гарантии «группы стран». Определенной оригинальностью на этом фоне отличается идея Майкла О’Хэнлона и его коллеги Лизы Ховард о создании новой организации безопасности, которая включала бы как европейские, так и азиатские государства, — Atlantic-Asian Security Community (AASC). Членами-учредителями могут стать США, несколько крупных европейских держав и государств, граничащих с Россией или Украиной. Ближайшей и среднесрочной целями организации будет сдерживание России с помощью развертывания военных миссий, которые в том числе будут заниматься обучением украинской армии и мониторингом. Однако в будущем AASC может превратиться в институт глобальной безопасности, отдельный от НАТО и способный в отдаленной перспективе включить в себя даже Россию.

Матрица «мирных сценариев» и ее узкие места

Если попытаться суммировать основные предложения по трем экзистенциальным вопросам, то по каждому из них мы будем иметь дело со шкалой вариантов от решения, максимально устраивающего Киев, до решения, максимально устраивающего Кремль. В таблице ниже они сведены к трем позициям, маркирующим полюса и промежуточное решение. 

Очевидно, что формула компромисса должна быть контаминацией вариантов из разных колонок. И таблица дает представление о спектре теоретически возможных решений. Например, сценарий 1: Россия сохраняет контроль над оккупированными территориями (А3), но «урезанная» Украина вступает в НАТО (В1) и западная коалиция становится гарантом этого компромисса (С1; как член НАТО Украина отказывается от намерений вернуть оккупированные территории военным путем по модели Западной Германии, гарантии НАТО распространяются только на территорию Украины, не контролируемую российскими войсками). Или сценарий 2: Россия уходит с территорий, захваченных после 24 февраля (А2), Украина соглашается на жестко нейтральный статус (В3), гарантом соглашения становится либо западная коалиция, либо компромиссная группа стран (С1 или С2). Или сценарий 3: Россия сохраняет контроль над оккупированными территориями (А3), Украина соглашается на жестко нейтральный статус (В3), в качестве гаранта выступает либо западная коалиция, которая гарантирует имеющей ограниченную армию Украине военную защиту ее нейтралитета в случае нападения (С1), или компромиссная коалиция стран — но гарантии в этом случае оказываются, таким образом, гораздо более слабыми (С2).

В каждом из сценариев компромисса сумма числовых значений (баллов) указывает на его близость к «полюсу Украины» (оптимум — три балла) или к «полюсу России» (оптимум — девять баллов). То, что ниже шести, скорее в пользу Украины; то, что выше, — в пользу России. Так, первый сценарий имеет пять баллов, второй — шесть или семь баллов, третий — семь или восемь баллов.

Однако переходя от набора теоретически возможных компромиссных решений к практически возможным, мы сталкиваемся с двумя фундаментальными проблемами любого плана «мира путем переговоров»: первый — это стимулы сторон пойти на компромисс, второй — это гарантии его исполнения.

Проблема гарантий для Украины выглядит крайне серьезной. В 1994 году страна уже получала со стороны США, Великобритании и России нетвердые гарантии территориальной целостности в обмен на отказ от ядерного оружия. Через 20 лет они были нарушены Россией в первый раз, а еще через восемь — во второй. Другие гаранты не смогли этого предотвратить, а для давления на них Россия активно использовала свой ядерный статус. Таким образом, вопрос состоит не только в том, кто именно будет гарантом возможного «нейтралитета» и невооружения Украины, но и в самом характере этих гарантий. Сегодня в мире, в том числе среди членов западной коалиции, нет стран, готовых предоставить Украине «щит» перед лицом возможной российской агрессии. Никто из стран-гарантов, упоминаемых в «мирных планах», не давал на это согласия. Более того, страны, получавшие подобные «полные» гарантии от США, сегодня сомневаются в их надежности в условиях вероятного конфликта с ядерной державой. Перед лицом таких сомнений стоит сегодня Южная Корея (→ Re: Russia: Оборона Юга).

Второй, столь же серьезной проблемой является проблема стимулов к компромиссу. Такими стимулами обычно являются угрозы для сторон в случае его отсутствия. Российская сторона опирается на угрозу того, что она продолжит продвигаться, захватывая новые территории и разрушая украинскую инфраструктуру, в то время как Запад будет не наращивать, а скорее сокращать помощь Украине. Это приведет Киев к гораздо более тяжелым последствиям для украинского суверенитета, чем его ограничение по формуле «фактическая утрата оккупированных территорий плюс нейтралитет». Запад опирается на угрозу продолжения военной помощи Украине и расширения ее военных возможностей (в частности, за счет разрешения на удары высокоточными ракетами по российской территории). Это потребует еще одного года военного противостояния, что приведет к постепенному накоплению тяжелых экономических и социальных последствий внутри России.

Очевидно, что на сегодняшний день первая (российская) угроза выглядит более весомой. Прорыв ВСУ в Курской области и постоянные и все более успешные дроновые атаки Украины обнажают уязвимость России. Однако пока потенциал взаимного ущерба все равно складывается в пользу России, в то время как готовность Запада оказывать Украине помощь снижается. Именно из этой калькуляции, по всей видимости, исходит Владимир Путин, и потому он не склонен рассматривать варианты мира за исключением тех, которые обозначены в нашей таблице в колонке 3 — на «полюсе России».