Треугольник великодержавности: превратится ли российско-китайское сближение в полноценный военный союз?

Россия (наряду с США) обладает самым крупным в мире ядерным арсеналом (около 4,5 тыс. боеголовок), в то время как Китай — самой большой в мире армией и огромной технологической базой, которая способна обеспечить ее существенную модернизацию в обозримые сроки. Сложение двух этих составляющих формирует военную мощь, способную если не бросить вызов военной машине США, то во всяком случае стать для нее грозной проблемой.

Стратегический союз Китая и России, в котором многие на Западе все больше видят новую «ось зла», быстро укрепляется после нападения России на Украину и введения широких западных санкций, но прежде всего в политической и экономической областях, а не в военной. Смогут ли и захотят ли Китай и Россия выйти в своих отношениях на уровень полноценного военного союза? В каких ситуациях они могут решиться на прямую военную поддержку друг друга? И как скажется на этих перспективах длительная история недоверия и соперничества в отношениях двух гигантов?

На вопрос, сможет ли реализоваться эта угроза американскому военному доминированию, пытается ответить большой доклад RAND Corporation, рассматривающий различные факторы и сценарии военной кооперации России и Китая.

Альянс недоверия

Совсем недавно по историческим меркам, с начала 1960-х до середины 1980-х, разделенные общей границей протяженностью 4200 км КНР и СССР находились в состоянии противостояния и расходовали на него значительные военные ресурсы. Однако сегодня они выглядят естественными стратегическими партнерами, выстраивающими свою политику и целеполагание вокруг соперничества с США. Партнерство с Китаем является для Москвы безусловным приоритетом, позволяющим ей избежать изоляции и сохранить претензии на статус великой державы, отмечается в докладе RAND. Но и для Пекина это партнерство имеет решающее значение, поскольку повышает международный политический вес Китая, несет экономические выгоды и укрепляет его позиции в противостоянии с США.

Военное партнерство двух стран имеет определенную, хотя и не безоблачную историю. Россия играла существенную роль на первых этапах военной модернизации Китая: с 1999 по 2006 год Китай был крупнейшим клиентом российских производителей вооружений, на его долю приходилось от 34 до 60% российского оборонного экспорта, указывают авторы доклада. Впоследствии объемы торговли сократились — во многом потому, что копирование Китаем российских технологий и реэкспорт российского оружия оказались предметом постоянных претензий со стороны Москвы. Однако в период 2014–2018 годов российские поставки вновь выросли и достигли 70% импортируемого Китаем оружия. Пекин и Москва также объявили о совместных инициативах по разработке подводной лодки, вертолета, беспилотников, систем противоракетной обороны, навигационных спутников и систем раннего предупреждения о нападении баллистических ракет. C 2005 года Китай и Россия провели около 25 совместных военных учений.

Впрочем, эксперты RAND полагают, что глубина этого военного сотрудничества ограничена рядом факторов. Во-первых, между военными КНР и России нет достаточного доверия. Кроме того, недостаточно доверия и внутри каждой системы — между высшим политическим руководством и военной организацией. Руководство обеих стран похоже друг на друга в своей приверженности «религии недоверия» и опоре на сверхцентрализованное управление. Это сходство снижает потенциал кооперативности двух военных машин.

Во-вторых, потенциал военного сотрудничества зависит от степени совместимости вооруженных сил, которые, однако, на данный момент развиваются по разным трекам. В отличие от ситуации двадцатилетней давности, сейчас армия Китая двигается по пути создания высокотехнологичных сил, способных вести бесконтактную и асимметричную войну. В то время как руководство России вынуждено отложить задачи модернизации, сосредоточившись на затяжной войне в Украине, истощающей ее живую силу и военные производства.

В-третьих, Китай и Россия в принципе не могут похвастаться историей успешных равноправных альянсов. Даже когда они были на одной стороне конфликта (как, например, во время войн в Корее и во Вьетнаме), их интересы и амбиции мешали выработке совместной стратегии. А прошлая «дружба навек» в 1950-х годах обернулась бескомпромиссной враждой.

Четвертым негативным фактором является различие взглядов Москвы и Пекина на роль ядерного оружия. Слабость России в обычных вооружениях и технологиях при повышенной ядерной мощи контрастирует с большей конвенциональной мощью Китая и в 11 раз меньшим ядерным арсеналом (410 боеголовок в 2023 году, по данным SIPRI). Китайские лидеры, получившие ядерное оружие в 1960-е годы, признавали, что не могут себе позволить дорогостоящую гонку ядерных вооружений и придерживаются скептического взгляда на эффективность ядерного оружия как инструмента сдерживания и принуждения, отмечают эксперты. Реакция Си Цзиньпина на ядерный шантаж Путина в ходе российско-украинской войны отражает дискомфорт, который испытывает Пекин по поводу подобных угроз.

Наконец, еще одним негативным фактором формирования полноценного военного альянса стала сама российская военная кампания в Украине. Хотя китайская пропагандистская машина воспроизводит ключевые тезисы Кремля, а расширяющаяся взаимная торговля становится ключевым фактором устойчивости российской экономики, фактическая поддержка российской агрессии со стороны Китая имеет жесткие пределы. Китай и китайский бизнес не готовы нести экономический ущерб вследствие своей поддержки и в основном соблюдают прямые американские запреты, в том числе в сфере военного сотрудничества. 

Очевидный для китайского руководства стратегический просчет российского лидера — переоценка собственных возможностей и недооценка противника, — вероятно, укрепил бытующие в Пекине представления о том, что продвижение к полноценному альянсу с Россией влечет слишком высокие затраты, намного превышающие его потенциальную отдачу, резюмируют авторы доклада.

Сценарии трех малых войн

Аналитики RAND моделируют три сценария, в которых союзнические действия российских и китайских сил разыграны на конкретных театрах конфликтов: вокруг Японии, Северной Кореи и Ирана.

В первом Китай и Япония вступают в конфронтацию из-за малозначимых островов Сенкаку/Дяоюйдао. Расчет Пекина, что США не станут вмешиваться в незначительный спор, не оправдывается, Китай терпит поражение в конвенциональных военных действиях, а Россия вступает в конфликт, чтобы поддержать союзника. Спустя несколько недель боевых действий стороны начинают переговоры, опасаясь рисков ядерной эскалации. Конфликт приводит к формированию полноценного оборонного альянса между КНР и Россией, формат которого определяет Москва, поскольку Китай ослаблен потерями, а Москва доказала значимость ядерной составляющей.

Второй сценарий разворачивается вокруг аварии на северокорейском ядерном реакторе. Воображаемый корейский «Чернобыль» ведет к политическому кризису в Северной Корее и параличу центрального правительства. В ответ на переброску американских военно-морских сил в Желтое море Китай, заручившись поддержкой Москвы и игнорируя протесты Южной Кореи и США, вводит войска в КНДР, чтобы обеспечить безопасность ядерных и ракетных объектов. В этом сценарии Пекин играет в разрешении конфликта первую скрипку, а России приходится принимать некоторый уровень главенства Китая в обмен на обещания экономических дивидендов. Участие Москвы сводится к передаче разведданных, логистическим, гуманитарным и другим поддерживающим операциям.

В третьем сценарии милитаризация ядерной программы Ирана ведет к серии ударов по его объектам со стороны Израиля. Иран мобилизует свои силы и прокси-режимы на Ближнем Востоке для действий против американских и израильских военных сил. Москва и Пекин, не вступая в конфликт открыто, организуют меры поддержки Ирана. В этом сценарии Россия и Китай оказываются равноправными партнерами и демонстрируют более высокую координацию именно в силу меньшей степени участия в конфликте.

Моделируемые сценарии помогают выявить сложности, с которыми, вероятно, столкнутся обе армии в ходе совместного политического и военного планирования. Чтобы добиться подлинной совместимости, России и Китаю придется пойти по пути США и их союзников, которые десятилетиями вкладывали время и ресурсы в создание инфраструктуры совместимости на уровне командования и управления в рамках НАТО и в союзе США и Южной Кореи, считают в RAND. Готовность к реальной взаимопомощи требует высокого доверия, закрепленного в обязывающих договорах. Все три сценария высвечивают высокий уровень политического соперничества между потенциальными союзниками.

Треугольник великодержавности

Вашингтону не стоит делать ставку на возможность вбить клин между Китаем и Россией — сегодня их взаимный интерес в контексте противостояния с США слишком велик. Но в то же время американцам следует уделять внимание источникам противоречий и трений между двумя странами, которые имеют весьма различное понимание своего лидерства и своих рисков, делают вывод эксперты RAND.

Действительно, история российско-китайского союзничества середины прошлого века, закончившаяся переходом к острой вражде, может оказаться отнюдь не казусом личных амбиций тогдашних лидеров Китая и СССР. После периода «вечной дружбы» 1950-х накал конфронтации и взаимной враждебности двух стран ко второй половине 1960-х достиг такого уровня, что стал одним из ключевых факторов, подтолкнувших советских лидеров к выбору курса «разрядки» в отношениях с Западом. Положение «младшего партнера» оказалось неприемлемым для Китая, несмотря на значительную разницу экономического и военного потенциала с Советским Союзом. И наоборот, в начале 1980-х, на фоне нового раунда обострения холодной войны между СССР и США, Китай пошел на деидеологизацию отношений с американцами в рамках «политики реформ и открытости».

В отличие от Запада, являвшегося главным направлением внешних коммуникаций российских лидеров и элит на протяжении нескольких столетий, коммуникации Москвы с Пекином всегда оставались фрагментарными, а почвой для сближения становился исключительно общий враг. При этом статус великой державы для обеих стран остается чем-то вроде сверхидеи собственного существования, требующей постоянного подтверждения, по крайней мере в перспективе «внутренней оптики».

На протяжении нескольких столетий Россия доказывала свой статус сверхдержавы перед лицом Запада. И, как показывают исследования холодной войны, советские лидеры также были сфокусированы на таком признании, а Владимир Путин во многом унаследовал их представления и стратегии (→ Сергей Радченко: Комплекс ядерной неполноценности). Именно в борьбе за признание конфронтация с Западом периодически становится в России ориентиром внешней и внутренней политики. И наоборот, эта конфронтация практически теряет смысл, если не ведет к такому признанию, как это случится, если Россия окажется младшим партнером в своем союзе с Китаем.

В 2002 году году россияне, согласно опросам «Левада-центра», в большей степени были уверены в «величии» США, чем собственной страны. В середине 2010-х Россия и США поменялись местами на лестнице «великодержавности», а Китай предстал для жителей России восходящей силой, сравнявшейся с США. В 2023 году, в разгар новой конфронтации с Западом, статус великой державы за своей страной готовы признать 80% участников российского опроса, и это гораздо больше доли тех, кто готов признать статус великой державы за Китаем. Китай, судя по всему, пока не занял в национальном воображении россиян такого же места, какое занимали когда-то США и Запад в целом. Но будут ли готовы россияне признать Китай великой державой номер один в следующем цикле и сохранится ли в этом случае смысл в союзе России с Китаем, главным резоном которого для нее является соперничество с США?

«Великие страны» в представлениях россиян, 2002–2023, % от числа опрошенных