В первые месяцы 2024 года уровень политически мотивированных репрессий в России незначительно снизился по сравнению с концом 2023-го. Число административных преследований за антивоенную позицию продолжало сокращаться. Интенсивность возбуждения политически мотивированных уголовных дел осталась на уровне 2023 года. Этому способствовало, в частности, «баймакское дело» по следам массовых протестов в Башкортостане, на которое пришлось до 30% всех возбужденных политических дел в январе–мае 2024 года.
Число приговоров по политическим делам в 2022 — начале 2024 года в расчете на год в несколько раз превосходит число политических приговоров в позднем СССР. Вместе с тем охват репрессий существенно ниже. В 2022 году общее число политически мотивированных уголовных и административных дел составило около 6,5 тыс., в 2023-м — около 3,5 тыс., за пять месяцев 2024-го — 1,2 тыс. В позднем Советском Союзе на фоне незначительного числа осужденных по политическим статьям (около 90 человек в год) «профилактированию» (мягкие формы репрессий) ежегодно подвергались около 19 тыс. человек.
Профиль репрессивности в сегодняшней России характеризуется признаками «молодого», не вполне устоявшегося репрессивного режима. Он отличается некоторой хаотичностью, неопределенностью «красных линий», нацеленностью на демонстрационный эффект, символической мобилизованностью и высоким уровнем нерегулируемого физического насилия со стороны полицейских и работников ФСИН.
Сводка «антивоенных репрессий» ОВД-Инфо за январь–май нынешнего года подтверждает, что со второй половины прошлого года интенсивность репрессий в России несколько снизилась (→ Re: Russia: От войны до тюрьмы). В то же время продолжения этого тренда, то есть снижения масштабов репрессий по сравнению с концом 2023 года, почти не наблюдается. Более того, снижение интенсивности репрессий в конце 2023 — начале 2024 года к предыдущему периоду не свидетельствует о снижении уровня репрессивности режима.
Интенсивность репрессий — это показатель, измеряющий их непосредственный масштаб (количество), в то время как уровень репрессивности — это ожидания граждан относительно вероятности и строгости наказания в случае проявления нелояльности и пересечения «красных линий». Имеет значение и сам характер «красных линий» — тех форм проявления нелояльности, которые режим считает необходимым преследовать. Они могут сдвигаться в ту или иную сторону, что также влияет на уровень репрессивности.
Так, например, в 1970-х — начале 1980-х годов политические преследования в СССР носили почти «штучный» характер. По политическим 70-й и 190-й статьям УК СССР в 1975–1985 годах, по официальным данным, осуждались около 90 человек в год (Справка 5-го управления КГБ СССР № 5/5-167 от 4 марта 1988 года). Однако режим оставался вполне диктаторским в смысле неотвратимости кары за пересечение «красных линий». Кроме того, на одного осужденного приходилось до 200 человек «профилактированных», с которыми проводились беседы в КГБ и к которым применялись разные формы «предупредительного» давления (увольнение с работы и пр.), отмечает председатель совета Правозащитного центра «Мемориал» (ликвидированного российскими властями) Александр Черкасов. В среднем профилактике подвергались около 19 тыс. человек в год, следует из ежегодных записок председателя КГБ в Политбюро (→ Власть и диссиденты. Из документов КГБ и ЦК КПСС). В то же время сами «красные линии» позднесоветской эпохи несколько отодвинулись: в отличие от времен сталинской диктатуры, наказывались публичная нелояльность или «распространение» нежелательных взглядов и информации, но «за анекдоты» не сажали, то есть проявление нелояльности в частном кругу не каралось.
В динамике репрессий января–мая 2024 года можно выделить несколько тенденций. Так, число задержаний за публичное проявление антивоенной позиции в 2024 году стало совсем незначительным — всего 41 случай, по данным ОВД-Инфо. В 2022 году было задержано около 20 тыс. человек (19 682), в 2023-м — 381. Это означает, что ввиду высоких рисков граждане практически перестали прибегать к такой форме протеста, как коллективные акции, индивидуальные пикеты и проч.
Как показывает анализ ОВД-Инфо и «Медиазоны», уголовным преследованиям в связи с участием в массовых акциях протеста и одиночных пикетах подверглись в 2019 году 96 человек (протесты, связанные с выборами в Мосгордуму), в 2020-м — 69, в 2021-м — 184 (массовые акции в поддержку Навального), в 2022-м — 91. В 2023 году наступил резкий спад как протестных выступлений, так и преследований по ним (34 уголовных дела).
Редкие задержания 2024 года связаны, как правило, не с целенаправленными акциями протеста, а с полупубличным проявлением нелояльности войне (например, с беседой во дворе многоквартирного дома, произнесением фразы «нет войне» вблизи Красной площади и проч.). Иными словами, граждане усвоили навязанную репрессиями новую норму — запрет на целенаправленные публичные акции несогласия (протесты), однако «красные линии» сдвинулись, и поводом для задержания может стать подслушанный соседями громкий разговор.
Динамика административных дел по статье 20.3.3 («дискредитация армии») имеет схожую нисходящую, но гораздо менее выраженную динамику. В 2022 году было заведено 5600 дел, в 2023-м — около 3000, а за пять месяцев 2024-го — 917. Таким образом, интенсивность использования этой формы преследования в 2022 году (март–декабрь) составляла 18 дел в день, в 2023-м — восемь дел в день и в первые пять месяцев 2024-го — шесть дел в день.
Административное преследование практикуется как за полупубличные и непубличные высказывания против войны или в поддержку Украины, так и за различные способы выражения подобных мнений в социальных сетях. Снижение числа дел в 2023 году связано с сокращением числа публичных выступлений (демонстраций, пикетов), в то время как преследования за высказывания в соцсетях имеют, наоборот, вполне систематический характер. Причем практика таких дел также указывает на смещение «красных линий»: получить административное дело можно даже за лайк, а поводом для него часто становятся посты или реакции 2022–2023 годов. Последнее обстоятельство указывает на то, что у правоохранителей, по всей видимости, существуют нормативные показатели по составлению подобных протоколов.
Наконец, число фигурантов уголовных дел за антивоенную позицию, о которых стало известно ОВД-Инфо с начала вторжения, составило к июню 2024 года 935 человек. При этом в 2022 году по таким делам было вынесено 495 приговоров (чуть больше половины от общего количества), в 2023-м — 365, а в январе–мае 2024-го — 75. Если нормировать эту статистику, то можно сказать, что в 2022 году выносилось 1,6 приговоров в день, в 2023-м — один, а в начале 2024-го — 0,5. Впрочем, данные за последние месяцы почти наверняка неполны и число приговоров по мере пополнения статистики увеличится, а разница с интенсивностью вынесения приговоров в 2023 году уменьшится. Из приговоров 2024 года 31 предполагает лишение свободы, еще восемь — лишение свободы заочно (речь идет о покинувших страну). Таким образом, пропорция та же, что и в 2023 году, — чуть более половины приговоров предполагают лишение свободы.
Однако данная статистика охватывает только преследования антивоенной позиции и вынесенные приговоры; статистика же политически мотивированных преследований (подробнее о том, какие дела считаются таковыми, см. здесь), отраженная в базе данных ОВД-Инфо, гораздо шире. В 2022 году здесь зафиксировано 775 уголовных преследований, в 2023-м — 624, а за пять месяцев 2024 года — 263. Нормируя эти цифры в целях сопоставления, можно сказать, что в 2022 году заводилось 2,1 политически мотивированное дело в день, в 2023-м — 1,7, а в начале 2024-го — 1,75 (причем эта цифра также еще вырастет по мере пополнения статистики). Для сравнения: в предшествующие войне три года в среднем заводилось 1,2 политически мотивированных дела в день.
Надо отметить, что на репрессивную статистику начала 2024 года существенное влияние оказало так называемое баймакское дело — массовые преследования участников протестов в Башкортостане. В базе данных ОВД-Инфо числятся 78 фигурантов соответствующего дела о «массовых беспорядках», что составляет почти 30% всех политических дел начала 2024 года. Второй по массовости в январе–мае 2024-го стала «террористическая» 205-я статья, по которой проходят 53 фигуранта. Причем 36 из них преследуются по статье 205.2 — «оправдание терроризма» (об особенностях преследований по террористическим статьям в сегодняшней России → Re: Russia: Индустрия фиктивного антитеррора). Еще 60 человек преследуются по экстремистским 280-й и 282-й статьям.
Таким образом, приговоры по политически мотивированным делам выносились в начале 2024 года по крайней мере в два раза, а в 2022–2023-м — в среднем в пять раз чаще, чем в позднесоветский период (1975–1985 — 0,25 приговоров в день). При этом общее число репрессий (административные и уголовные дела) в расчете на год составляло в 2022-м порядка 7 тыс., в 2023-м — 3,5 тыс., в 2024-м, предположительно, — около 3 тыс. (1200 случаев за пять месяцев). Это существенно меньше профилактического охвата позднесоветской эпохи (около 19 тыс. человек).
В то же время практика возбуждения уголовных дел сегодня гораздо шире, чем в позднесоветское время, а «красные линии» в большей степени захватывают частную сферу. И административные, и уголовные дела возбуждаются по фактам антивоенных высказываний в частных разговорах. Так, широкий резонанс в последние месяцы приобрело дело детского врача, 68-летней Надежды Буйновой, которую судят за то, что она якобы непочтительно высказалась о погибшем на войне отце пациента.
В целом, следует отметить также своеобразную символическую мобилизованность нынешнего репрессивного режима. В базе данных ОВД-Инфо можно найти, например, уголовное дело за плевок в российский флаг. В статистике уголовных преследований за первые месяцы 2024 года обнаруживаются 17 дел по статье 354.1 («реабилитация нацизма»); поводом к возбуждению такого дела может стать «прикуривание от вечного огня», «осквернение» «георгиевской ленточки» или поджог изображения буквы «Z». Такого рода уголовные дела в позднесоветский период были вряд ли возможны.
Впрочем, следует отметить, что далеко не все уголовные дела доходят до суда, а из дошедших (судя по всему, таких около 60–65%) лишение свободы предполагают лишь примерно половина приговоров. То есть практика возбуждения уголовных дел направлена на «профилактику» — устрашение и резонансность репрессий. Режим стремится не наполнить тюрьмы заключенными, а скорее, приучить население к новым нормам поведенческой лояльности.
Наконец, важной тенденцией 2023-го и первых месяцев 2024 года стало возвращение к позднесоветским практикам карательной медицины. Согласно подсчетам издания «Агентство», за период 2013–2022 годов известно 55 случаев направления в психиатрические лечебницы фигурантов политически мотивированных преследований. В 2023 году зафиксировано уже 25 таких случаев, а к концу мая 2024-го появилась информация еще о восьми подобных решениях. Как и в советское время, такая практика имеет двойственную цель: как устрашения, так и дегероизации оппозиционного поведения.
При этом, в отличие от позднесоветского репрессивного режима, нынешний отличается высоким уровнем нерегулируемого насилия со стороны полиции и сотрудников ФСИН. Обзор ОВД-Инфо упоминает 13 свидетельств о пытках и избиениях преследуемых, а из около 80 задержанных по «баймакскому» делу два человека скончались вскоре после задержания, еще один впал в кому.
В позднем СССР граждане имели дело с устоявшимся репрессивным режимом, его рутинными практиками и достаточно твердо установленными правилами. Режим выглядел стабильным и, поддерживая определенный (плановый) уровень репрессий, не стремился их популяризовать, скорее наоборот. Нынешняя репрессивность, наоборот, скорее находится в стадии становления. Она призвана приучить граждан к новым нормам поведения, поэтому во многом нацелена на демонстрационный эффект. Этот эффект достигается как за счет показательной жестокости (большие сроки, физическое насилие), так и за счет несоразмерности преследований и их повода. В значительной степени путинская репрессивность носит реактивный характер — это свидетельствует о том, что режим сталкивается с новыми вызовами и ощущает недостаточную безопасность.