Убийственный нейтралитет: смерть Навального как политическое событие в отражении опросов общественного мнения

Смерть и ее интерпретация

Похороны Алексея Навального, убитого в колонии 16 февраля, стали значительным событием в российской политической жизни. Десятки тысяч людей пришли проститься с политиком в Москве, а по всей стране и по всему миру возникли стихийные мемориалы (→ Александра Архипова, Юрий Лапшин: Спонтанные святилища). Имя Навального вот уже больше двух недель не сходит со страниц международных изданий. В то же время российские подцензурные СМИ уделили как убийству, так и похоронам минимальное внимание. Например, в день погребения 1 марта в вечернем выпуске новостей на Первом канале похороны вообще не упоминались, а о гибели политика 16 февраля там рассказали лишь в седьмом по очередности блоке, то есть практически в самом конце программы. 

Несмотря на эти цензурные ограничения, смерть Алексея Навального стала вторым по упоминаемости событием февраля — ее отметили 13% респондентов (первым стало наступление российских войск и взятие Авдеевки — 21%), следует из результатов опроса «Левада-центра». Стоит оговориться, что 40% опрошенных не смогли назвать никакого события, то есть гибель Навального упомянул каждый пятый из содержательно ответивших. На прямой вопрос 78% россиян ответили, что слышали о смерти Навального; четверть (24%) — что «много» слышали. Среди тех, кто ориентируется на интернет в качестве источника информации, эта «слышимость» составляет 90%, но и у тех, кто ориентируется на телевизор, она очень высока (76%). В опросе проекта ExtremeScan, проведенном 19–22 февраля, похожие цифры: о смерти Навального знают 73%.

16 февраля группа исследователей проекта OpenMindInstitute (OMI) провела онлайн-опрос на своей платформе, а также проанализировала выборку из 8500 сообщений в соцсетях, в которых упоминался Навальный. По их данным, уже к вечеру 16 февраля о смерти политика были осведомлены 83% россиян, что вполне соответствует цифрам «Левада-центра» (для интернет-пользователей), но дает уточнение в отношении скорости распространения информации, косвенно указывающей на ее воспринимаемую значимость. 

При этом 69% ответивших «Левада-центру» заявили, что не испытали никаких особых чувств, узнав о случившемся, что слабо согласуется со скоростью распространения информации о смерти и скорее, на наш взгляд, указывает на скрытность респондентов, нежелание обсуждать тему. Сочувствие и сожаление испытали 17%, негативные эмоции (шок, возмущение, раздражение, гнев) — 9%. Среди молодых и оппозиционных респондентов эти эмоции встречаются чаще — в 28% и примерно в 50% случаев соответственно. Среди респондентов OMI через несколько часов после известия о смерти, впрочем, также значительная часть не высказала никаких эмоций, 44% сообщили об удивлении, 40% — о сожалении, 28% испытали злость, а 22% — страх. Близкие к этому цифры дает опрос ExtremeScan: 49% выразили равнодушие, 29% — в той или иной степени сочувствие или возмущение.

Большинство респондентов OMI (59%) считают, что официальным источникам о смерти Навального стоит доверять; не доверяет им 41%. Неудивительно, что среди этих двух групп мнения о причинах смерти Навального значительно разнятся. Около 70% респондентов первой группы (40% общей выборки) верят, что смерть наступила в результате проблем со здоровьем — как связанных, так и не связанных с пребыванием в тюрьме, — или несчастного случая. Во второй группе верила в смерть от естественных причин треть (14% от выборки). Четверть из них (10% от выборки) считали, что Навальный был убит российскими властями, еще одна группа предполагала убийство какими-то представителями российских элит, но без одобрения высшим руководством (3% от выборки). 

В целом по выборке в убийство российскими властями верили 12%, в смерть от естественных причин — около 55%, однако треть из этой группы (18% от полной выборки) считает, что проблемы со здоровьем были связаны с пребыванием в тюрьме. Таким образом, возложить в той или иной степени ответственность на власти за смерть политика готовы 30% опрошенных. При этом 31% выборки согласны с утверждением, что смерть Навального невыгодна Кремлю. Интересно также, что, несмотря на значительный негативный ореол пропаганды, окружавший фигуру Навального все годы его деятельности, почти половина (46% ответивших) согласны с тем, что в тюрьме он находился исключительно по политическим причинам.

Навальный: борьба нарративов

Социологи «Левада-центра» замеряли отношение к Навальному с 2013 года. Известность политика достигла пика в 2020–2021 годах: о том, что не знают о нем ничего, тогда заявляли лишь 12% респондентов. Одобряли его деятельность в конце 2020 — начале 2021 года 20% (в промежутке между отравлением и выходом фильма «Дворец Путина»). Однако уже в середине 2021 года уровень одобрения снизился до 13%. Впрочем, к этому моменту Навальный находился в тюрьме, Фонд борьбы с коррупцией был признан экстремистской (а затем и террористической) организацией, а среди активистов штабов Навального прошли аресты. Все это могло снизить готовность респондентов отвечать на этот вопрос. За два года войны в этой картине произошли важные изменения: если в феврале 2022 года ничего не знали о Навальном 12%, то в январе 2023-го — уже 23%, а в феврале 2024-го — 30%. Эта стремительная забывчивость выглядит необычно и может отражать смещение выборки, связанное с возросшей репрессивностью «климата мнений». В опросе ExtremeScan, узнаваемость Навального, впрочем, составила 85%. Готовность проголосовать за него, если бы он был в списке кандидатов в президенты, выразили 10%, а среди тех, кому нет 30 лет, — 20%.

«В целом вы одобряете или не одобряете деятельность Алексея Навального?», 2013–2024, % от числа опрошенных

Так или иначе, в опросе «Левада-центра», проведенном уже после гибели политика, 11% заявили о положительном отношении к нему, половина — об отрицательном, 10% не смогли определиться, а 30% сказали, что ничего не знают о его деятельности. Отметим, что это больше доли тех, кто не знает о его смерти. В опросе OMI о положительном отношении сказали 19%, 33% выразили отрицательное отношение, а половина заявила, что относится нейтрально или не задумывалась об этом. Аналитики OMI считают, что режиму удалось сформировать негативное отношение к деятельности оппозиционного политика. 

Однако вопрос, актуализирующий конкурирующие нарративы вокруг деятельности Навального, дает более нюансированную картину. Оценки «Марионетка Запада» и «Борец с коррупцией» выбирают равные доли респондентов (38 и 37% соответственно), и также равные доли выбирают варианты «Борьба за права человека» (28%) и «Предатель» (26%). С либерализмом и демократией деятельность Навального ассоциируют 25 и 17% участников опроса OMI соответственно. Похожие нарративы воспроизводят и респонденты «Левада-центра». Среди одобряющих деятельность Навального 31% отметили, что он нравился им тем, что говорил правду, 28% — потому что был оппозиционером, а 19% — потому что боролся с коррупцией. Люди, негативно относящиеся к убитому политику, чаще всего говорили о том, что он «проплачен Западом» (22%). 

В вопросе OMI, касающемся личности, а не политической деятельности Навального, около половины респондентов отметили его «решительность» (52%), «смелость» и «интеллект» (по 51%), «лидерство» (50%) и «харизму» (48%). Интересно, что эти качества отмечали около трети тех респондентов, которые заявили о своем негативном отношении к Навальному. Иными словами, его лидерский капитал в глазах разных групп респондентов выглядел очень высоким.

Опросы и авторитарное общество

Таким образом, мы наблюдаем значительную амбивалентность оценок и борьбу нарративов вокруг личности Навального. Во-первых, мы видим крайне высокую чувствительность населения к известию о его смерти. Во-вторых, большая часть респондентов заявляет о нейтралитете или выражает безразличие. Доля негативных оценок в опросе «Левада-центра» превышает позитивные почти в пять раз, а в опросе OMI — чуть более чем в полтора. Доли сторонников пронавальновских, оппозиционных и кремлевских нарративов о деятельности Навального примерно равны. Лидерский потенциал Навального оценивается высоко, в том числе и его противниками. Половина опрошенных заявляет, что Навальный был политическим заключенным. 12% верят, что Навальный был убит российскими властями, 18% считают, что они несут косвенную ответственность за его гибель, доведя его до смерти тяжелыми тюремными условиями, более половины доверяют официальному нарративу о смерти от естественных причин. Такова примерно картина социологических данных на этот момент.

Опросы общественного мнения — ненадежный инструмент в условиях сильного репрессивного давления, пропаганды и цензуры. Люди, не поддерживающие войну и режим, в три-четыре раза чаще считают, что участие в опросах для них небезопасно; доля тех, кто считает так среди все-таки согласившихся участвовать, составляет около 40%. В этих условиях вероятность самоцензуры (в форме отказа от участия или ухода от определенных ответов) имеет крайне высокую вероятность. В то же время опросы дают нам картину авторитарного общества, к которой надо относиться одновременно с осторожностью и с вниманием.

В той картине, которую мы видим в опросах, связанных со смертью Навального, мы можем наблюдать прежде всего весьма характерную для авторитарного общества демобилизованность. Это проявляет себя прежде всего в доли тех, кто заявляет о своем равнодушии к новости о смерти Навального и к нему самому. Как уже было сказано, масштабы информированности общества об этом событии и скорость распространения этой информации, несмотря на ее замалчивание в основных СМИ, не оставляют сомнений в том, что она была воспринята обществом как крайне важная, можно сказать шоковая. В то же время, как это было, например, и в ситуации с объявлением о «частичной» мобилизации, испытав эмоциональный шок, общество уклоняется от формулирования какого бы то ни было вывода из этого шока.

Утверждение оппозиции, что Навальный был убит Путиным, в такой ситуации может вызвать у этой демобилизованной части общества скорее даже отторжение, как это отчасти случилось с покушением на Навального в 2020 году. Аналогичную ситуацию мы наблюдаем и когда часть российского общества отрицает преступления российской армии против мирного населения в Украине. Во всех этих случаях признание достоверности информации означает для этой части общества необходимость перехода в состояние конфронтации с режимом. Однако этого они сделать не готовы, и эта неготовность заставляет их энергично отрицать неудобную интерпретацию событий. Иными словами, если, с точки зрения оппозиции, ответственность Путина за смерть Навального должна подтолкнуть больше людей к переходу в оппозицию, то в авторитарной действительности страх перед конфронтацией с режимом будет заставлять обывателя отрицать ответственность властей. Не признание факта ведет к политическим выводам, а напротив, блокировка политических выводов ведет к непризнанию факта.

Вместе с тем можно предположить, что основная борьба за интерпретацию причин смерти Навального еще впереди. А сама эта смерть станет долгоиграющим событием и будет иметь длинный шлейф в политической борьбе и российской политической мифологии России. Мощнейшая энергетика самого Навального и почти мифологического сюжета его противостояния с тираном, которая обрамлена, кроме того, антуражем тюрьмы и несправедливого заключения, сохранит свой потенциал надолго и при определенных условиях — если конфронтация с режимом станет для обывателя неизбежностью — может стать катализатором радикализации антирежимных настроений.