Кризис бродит по Европе: новая фаза регресса демократии захватывает развитые страны с давними демократическими традициями

Двадцать лет регресса

Регресс демократии во всем мире продолжается, показывают три наиболее известных индекса демократии: американской неправительственной организации Freedom House, международного исследовательского проекта «Разнообразие демократий» (Varieties of democracy, V-Dem) и Economist Intelligence Unit, аналитического подразделения Economist Group, издающей одноименный журнал. 

Старейший индекс уровня свободы в мире Freedom House фиксирует ухудшение ситуации с демократией 19-й год подряд. В 2006 году число стран, в которых ситуация с демократией ухудшилась (59), впервые после долгого периода превзошло число тех, где она улучшилась (56). С тех пор отрицательный баланс наблюдается каждый год. До этого, с 1975 по 2000 год, как видно на графике 1, мир пережил третью и четвертую волны демократизации, когда доля несвободных стран сократилась с 45 до 25%, а свободных — выросла в той же пропорции. С 2006 года, однако, по доле «свободных» стран мир вернулся в конец 1990-х, а по доле «несвободных» — даже в конец 1980-х.

График 1. Доли свободных, частично свободных и несвободных стран, 1972–2024

Международный исследовательский проект V-Dem, использующий многомерные индексы (в основе которых, впрочем, лежат в первую очередь опросы экспертов), фиксирует деградацию демократии в течение уже целых 25 лет. Здесь самая мрачная картина: в 2024 году количество автократий в мире (91) впервые за более чем 20 лет превысило количество демократий (88). Прошлогодний доклад V-Dem зафиксировал ухудшение тех или иных показателей, характеризующих состояние политической среды, в 42 странах, нынешний — в 45. В то же время 19 стран в 2024 году демонстрируют признаки демократизации. Наконец, Индекс демократии Economist Intelligence Unit (EDI) показывает планомерное ухудшение ситуации в мире с середины 2010-х годов (сам индекс составляется с 2006 года). Масштабы деградации он, впрочем, оценивает несколько более сдержанно.

Три проекта сфокусированы на разных аспектах демократии и по-разному определяют типологию политических режимов. Так, в отличие от многомерного V-Dem, Freedom House замеряет качество режимов по двум параметрам: политические права и гражданские свободы (каждый оценивается по набору из 25 индикаторов). Два другие индекса стремятся учитывать качество различных демократических институтов и разные аспекты политической культуры — такой подход соответствует так называемому широкому определению демократии. 

Если суммировать картину по всем трем индексам, можно сказать, что около 43% стран в мире являются сегодня в целом демократическими. Сюда относятся, впрочем, неполноценные или несовершенные демократии, по оценкам V-Dem и EDI, — в классификации Freedom House все они фигурируют как «свободные» с точки зрения уровня политических и гражданских прав, даже если их институты не соответствуют высоким критериям. Наоборот, 30% стран в мире Freedom House относит к несвободным, а V-Dem классифицирует режимы в 20% стран как «закрытые», то есть такие, где выборы не проводятся или являются совершенно формальной процедурой. Россия, например, классифицируется как «несвободная» с 2005 года, но еще не опустилась до уровня «закрытого» режима, а Беларусь оценивается как «несвободная» с 1997 года, а с 2024-го — как «закрытый» режим. Между этими большими группами на полюсах лежит зона «оттенков серого» — разнообразных переходных форм между свободой и диктатурой. Все три мониторинга демократии отмечают, что число стран, где за последний год наблюдались ухудшения, примерно вдвое превосходит число тех, где наблюдались улучшения.

Типы режимов и баланс изменений, 2024

Демократическая рецессия продвигается по двум трекам, отмечает V-Dem. Во-первых, либеральные демократии деволюционируют в электоральные демократии. Эти два типа режимов отличаются уровнем правовой определенности: в либеральных демократиях высокие стандарты электоральной конкуренции соседствуют с верховенством закона, в электоральных при конкурентной политической среде правовой режим подвержен искажениям и коррупции. В EDI этому соответствует различение «полноценных» и «неполноценных» демократий.

По оценке V-Dem, четыре страны выбыли в 2024 году из «высшей лиги» — из пула либеральных демократий (Великобритания, Южная Корея, Бутан и Суринам), а две, наоборот, в него вошли (Ямайка и Южная Африка). Три страны перешли из разряда электоральных (неполноценных) демократий в число электоральных автократий: Индонезия, Монголия и Грузия. По шкале EDI категорию полноценных демократий (с баллом от 8 из 10) покинули Франция и Южная Корея, но поднялись в нее три страны: Чехия, Эстония и Португалия. При том что баланс изменений оказался положительным, примечательным является сам факт, что страны, давно находившиеся в «высшей» категории, покинули ее. 

Второй трек состоит в том, что недемократические режимы движутся по пути укрепления или ужесточения авторитаризма. По оценкам V-Dem, в 2019 году соотношение электоральных автократий и закрытых режимов составляло 67 к 25, теперь — 56 к 35. В прошлом году в эту категорию в качестве новичков попали Габон, Ливан, Нигер и Беларусь, прежде считавшиеся электоральными автократиями. Беларусь стала первой закрытой автократией в Европе за 25 лет. 

Эффект двух треков демократической рецессии хорошо виден и на графике 1. С конца 2010-х годов наблюдается не только сокращение доли «свободных», по классификации Freedom House, стран, но и рост доли «несвободных», которых теперь стало больше, чем «частично свободных». Это означает, что, в отличие от ситуации 1990–2000-х годов, «частично свободные» режимы с большей вероятностью эволюционируют в «несвободные», чем в «свободные», а мягкие формы автократии — в более жесткие.

Несвобода слова и нормализация насилия

Важнейшим проявлением общего регресса демократии является стремительное ухудшение ситуации со свободой слова, следует из всех трех индексов. В 2024 году откат по этому параметру наблюдался в 44 странах против 35 в 2023-м, по оценкам V-Dem. Из всех гражданских свобод, уровень которых отслеживает Freedom House, свобода слова за последние 19 лет сократилась сильнее всего. Число стран и территорий, где показатель свободы СМИ оценивается как 0 из 4, то есть где независимые медиа практически не могут работать, выросло почти втрое — с 13 до 34 — за последние двадцать лет. В прошлом году более чем в 120 странах и территориях фиксировались нападки на СМИ: цензура, аресты и тюремное заключение журналистов, физическое и юридическое давление или насилие. 

Можно выделить несколько индикаторов разных стадий де-демократизации. Нападки на свободу слова, разные формы ее частичного ограничения характерны для первого трека демократической рецессии, когда демократические страны ухудшают свои показатели. При этом регресс показателей свободы слова имеет в значительной мере прогностический характер — за ним следуют, как правило, рост давления на гражданские и политические организации, а затем — деградация электоральных процедур и усиление репрессий. Яркий пример такой динамики — Грузия, где за принятием закона об «иностранных агентах» последовали выборы, которые оппозиция сочла манипулятивными. 

Показателями второй стадии автократизации — стадии укрепления авторитаризмов и их трансформации в диктатуры — выступают жесткое давление и репрессии, в том числе в отношении представителей судебной системы. За последние 10 лет в 78 странах судей, прокуроров и адвокатов сажали в тюрьму, задерживали или обвиняли по политическим мотивам. В 2024 году самые вопиющие случаи произошли в России и Беларуси. В России начались уголовные процессы против адвокатов, защищавших оппозиционера Алексея Навального и журналиста Ивана Сафронова. В Беларуси юристы, представлявшие политзаключенных, сами оказались за решеткой — их обвинили в «экстремизме». Преследования работников правосудия обозначают тот этап, на котором власти демонтируют последние барьеры на пути политических репрессий.

Процесс автократизации идет рука об руку с ростом насилия. Войны и конфликты распространяют среду и нормы, подрывающие демократию и представления о базовых правах человека. В рейтинге Freedom House 41 страна и территория получили в 2024 году от 0 до 4 баллов по показателю физической безопасности, то есть проживающие там люди практически не защищены от насилия законом и государством. В 2005 году таких мест было 25. Все большую роль в эскалации насилия играют негосударственные вооруженные группы — ополченцы, террористы, преступные организации и наемники, впрочем государство также часто выступает источником экстралегального насилия (избиения, пытки, применение избыточной силы к протестующим).

Рост политического насилия стал отличительной чертой супервыборов 2024 года, прошедших на территории проживания более половины человечества (→ Re: Russia: Амбивалентный суперцикл). Почти четверть электоральных кампаний — 14 из 61 — были отмечены ростом насилия, по данным V-Dem. В Мексике выборы стали эпизодом настоящей мафиозной войны — в предвыборный период были убиты 37 кандидатов. В Словакии стреляли в премьера, в США — в кандидата в президента. При более широкой интерпретации «насилия, связанного с выборами», более чем в 40% стран и территорий, где в 2024 году прошли национальные выборы, кандидаты подвергались покушениям или нападениям, были атакованы избирательные участки, а протесты после выборов подавлялись с непропорциональной силой, по данным Freedom House.

Выборы стали менее свободными и честными в девяти странах, прошедших электоральный цикл. Изменения политической траектории после выборов произошли в 11 странах (20%), причем в семи из них — в худшую сторону. Впрочем, как мы отмечали ранее, супервыборы 2024 года не были сплошным триумфом автократизации. В 11 странах, по данным V-Dem, наблюдался рост общественной мобилизации в защиту демократии, что свидетельствует о широком общественном сопротивлении. Инкумбенты, то есть контролирующие исполнительную власть лидеры и политические партии, часто терпели поражение. В Ботсване и Шри-Ланке массовые протесты против несправедливых выборов увенчались успехом, в Грузии и Венесуэле, наоборот, не увенчались. Последнее обстоятельство особенно показательно в отношении Грузии, которая в 2003 году открыла сезон цветных революций на постсоветском пространстве. В нынешнем цикле грузинское общество оказалось более разделенным, демократические идеалы — менее значимыми, а власти — более подготовленными к противодействию протестующим. 

Новый этап демократической рецессии

Ключевым фактором продолжающегося и углубляющегося регресса демократии в последние годы стали два связанных между собой явления в политической культуре — кампании дезинформации и усилившаяся поляризация общества, отмечается в докладе V-Dem. Кампании дезинформации приобрели международный характер, инфицированность дезинформацией ведет к формированию эффекта «эхо-камер», снижению доверия в обществе, росту поляризации и в результате — подрыву доверия к демократическим институтам. В ситуации поляризации победа «своих» оказывается важнее, чем приверженность единым правилам демократического состязания. Как это было в ходе ряда принципиальных кампаний последних лет, в том числе Brexit’a или выборов в США.

Эксперты V-Dem отмечают, что в 2024 году кампании дезинформации, усиливающие поляризацию, имели место в 31 стране, в 21 из них эти кампании имели следствием усиление авторитарных тенденций (в частности, в Грузии, Сальвадоре, Венгрии, Сербии). При этом больше половины стран, где наблюдался взаимосвязанный эффект «дезинформации — поляризации», были демократиями, а треть из них — либеральными демократиями. Иными словами, такие кампании захватывают в том числе продвинутые в смысле демократических институтов страны и становятся триггерами ухудшения их показателей.

Как было упомянуто выше, важнейшей особенностью новой фазы демократической рецессии стало как раз ухудшение ситуации с демократией в странах, которые считались ранее ее оплотом и образцом. Помимо Франции и Южной Кореи, которые покинули список «полноценных» демократий по классификации EDI, еще ранее выбыли из него США, Бельгия и Италия. По версии Freedom House, последний раз США получали высший интегрированный бал (1) по уровню прав и свобод в 2016 году, до 2020-го он находился на отметке 1,5, а с 2021-го опустился до 2. По версии V-Dem, не являются либеральными демократиями сегодня также Австрия, Канада, Португалия, Греция, Южная Корея, Великобритания. 

В 2000-е и в 2010-е годы вполне справедливо считалось, что стагнация, а затем и регресс демократии в мире определялись тем, что страны, получившие шанс в ходе так называемой четвертой волны демократизации, — постсоветские, постсоциалистические, многие африканские, — не сумели им воспользоваться и начали откатываться назад. Однако во второй половине 2010-х годов стала все отчетливее проявляться тенденция ухудшения качества демократии не только в странах, считавшихся образцами успешного демократического перехода (таких как Венгрия, Польша), но и в пуле «старых демократий», экономический, политический и социальный успех которых на этом пути и определил привлекательность демократической модели для остальной части мира.

Доклад Economist Intelligence Unit в значительной мере посвящен именно этому аспекту демократической рецессии — эрозии демократии в развитых странах. Бо́льшая часть дискуссий на эту тему крутится вокруг обсуждения угрозы, которую для демократии представляют популизм и радикальные партии, и лишь в единичных случаях эта проблема рассматривается как результат эрозии самой системы представительства. Между тем, как показывает ряд исследований, в частности масштабный доклад команды исследователей из Кембриджа 2020 года и большой опрос Pew Research Center 2024 года, растущая неудовлетворенность демократией характерна как для граждан «полудемократических» и переходных стран, так и для жителей «старых» демократий. Особенно драматические ухудшения наблюдаются в последней группе стран уже в 2020-е годы: доля людей, не удовлетворенных тем, как работает демократия, в 12 странах с развитой экономикой выросла с 53 до 64% за последние три года.

График 2. Динамика удовлетворенности демократией в 12 экономически развитых странах, 2017–2024, %

Особенно драматично снижалась удовлетворенность демократией во Франции, Канаде, Южной Корее, Южной Африке. Большинство опрошенных считают, что избранные лидеры и партии не представляют их и оторваны от избирателей. Наиболее остро это ощущают именно идеологически определившиеся избиратели — как слева, так и справа, в меньшей степени — центристски ориентированные. Это и становится в значительной мере почвой для поляризации. Еще одно исследование показало, что почти половина жителей Евросоюза считают политическую систему в своей стране полностью или частично неработающей (→ Re: Russia: Кризис демократии).

Партийные системы многих демократических стран сложились в своих основных чертах около 75 лет назад, отмечают авторы доклада EIU. С тех пор они профессионализировались и стали гораздо более зависимыми от государства, от которого частично получают финансирование. В то время как старое классово-политическое разделение левых и правых партий как партий рабочего класса и бизнеса в значительной степени потеряло актуальность и деформировалось, в самих партиях все больший вес приобретали технократы-эксперты, ставшие своего рода барьером для включения в партийную повестку популярных запросов. Продвижение по партийной иерархии также в значительной степени определяется выбором не партийной массы, а узкого круга функционеров и крупного бизнеса, организующих выдвиженцам медийную поддержку. Оба претендента на пост президента США в 2024 году не прошли всей стандартной процедуры «отбора» на звание партийного кандидата, отмечают авторы доклада. 

Эрозия системы представительства ведет в результате к двойному эффекту. Часть избирателей — причем часто наиболее образованных, социально ответственных и центристски настроенных, — осознав ее дисфункцию, перестает участвовать в политике. В то время как другая часть избирателей — часто менее образованных и рациональных, но склонных к активным проекциям своей неудовлетворенности, — становится базой для радикальных партий и распространения «теорий заговора», в которых она рационализирует свою неудовлетворенность экспертно-технократическим правлением и олигархизацией демократических процедур.

Этот анализ ведет к нескольким неутешительным выводам. Кризис демократии проявляет себя не только на периферии, в странах со слабыми или отсутствующими демократическими традициями, но захватил также и «демократическое ядро» человечества. Этот кризис имеет достаточно глубокие корни, а потому, скорее всего, потребует перестройки партийной системы, механизмов представительства и, вероятно, смены нынешней генерации политиков. Такие глубокие изменения редко происходят в инерционном режиме, а потому весьма вероятным представляется сценарий острых кризисов и политических шоков, которые предстоит пережить в том числе развитым странам с давними традициями демократии.