Уходящее благополучие: негативные внутренние и внешние факторы с большой вероятностью приведут российскую экономику в предкризисное состояние в этом году

Обратная фаза «военного цикла»

Российская экономика вступила в новую фазу своего «военного цикла». С 1999 по 2008 год экономика восстанавливалась после кризиса 1990-х на фоне растущих доходов от экспорта нефти, средние темпы роста достигали 6,9% в год. После кризиса 2008 года темпы роста, как и предсказывали экономисты, резко замедлились и составляли с 2009 по 2019-й в среднем 1,2% в год при высоких в целом ценах на нефть. После ковидного спада (–2,7%) экономика продемонстрировала неожиданно высокие темпы роста — на уровне 5,9%, чему способствовало как резкое увеличение экспортных доходов (до $494 млрд), так и бюджетный импульс 2020 года, когда расходы выросли к предыдущему году сразу на 25% в номинальном выражении и на 19% — в реальном. В этом смысле 2021 год стал своего рода прологом к переходу экономики на военные рельсы, продемонстрировав эффект расширения бюджетных расходов.

С началом войны и введением санкций, вопреки прогнозам, после некоторого спада экономика вышла на более высокую, чем в предыдущем десятилетии, траекторию роста — по 4% в 2023 и 2024 годах. Этому способствовали три фактора: (1) сверхвысокие экспортные доходы 2022 года, которые превысили среднегодовой доход от экспорта предыдущих 13 лет на 42%, или на $175 млрд, (2) мощный бюджетный стимул и массированные инвестиции в военно-промышленный сектор, а также (3) вынужденные инвестиции частного бизнеса, связанные с необходимостью адаптации к санкциям (обновления цепочек поставок и инфраструктуры торговли в восточном направлении) и открывшимся возможностям импортозамещения. Таким образом, все три основных возможных стимула для экономики — рост внешних доходов, рост государственного спроса и рост склонности частного сектора к инвестициям — действовали в одном направлении.

Однако вынужденные инвестиции 2022–2023 годов оказались, как и предполагалось, одноразовым явлением; кроме того, они (за исключением компоненты импортозамещения) не создавали новых мощностей и возможностей в экономике, но лишь замещали выпавшие. А направленность бюджетного стимула привела к перераспределению ограниченных материальных и человеческих ресурсов от гражданского сектора экономики к военному (→ Олег Вьюгин: Развилка-2025). Результатом этого стал не просто перегрев, но структурный перекос экономики, следствием которого стала раскрутка маховика инфляции даже на фоне постоянно ужесточающейся кредитной политики. При этом главный парадокс перекоса заключается в том, что давление высоких ставок ощущает на себе прежде всего гражданский сектор экономики, отставание которого от роста внутреннего спроса и является структурной причиной инфляции (→ Re: Russia: Отрыжка военного кейнсианства).

Конец 2024 — начало 2025 года демонстрируют многочисленные признаки перелома тренда: «военное кейнсианство» выдохлось, а его последствия становятся тормозом для экономики. Индекс выпуска по базовым видам экономической деятельности (показатель, максимально приближенный к ВВП) показал в феврале прирост 0,3% к февралю прошлого года. В прошлом феврале цифра в этой графе составляла 9,4%! Эксперты Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) определяют ситуацию в российской промышленности как стагнацию. По их подсчетам, показатели выпуска находятся на уровне конца третьего квартала 2024 года. По данным Росстата, февральский выпуск в обрабатывающей промышленности показывал небольшое месячное снижение в пределах десятых долей процента в январе и прирост такого же масштаба в феврале (с учетом сезонного и календарного факторов). Но по оценке ЦМАКП, если исключить предприятия ЖКХ и оборонную промышленность, то «на гражданке» в феврале выпуск снизился на 0,4–0,5% по сравнению с январем.

Список отраслей, демонстрирующих отрицательный рост, расширяется. По данным Росстата, небольшую отрицательную динамику по итогам января–февраля в годовом выражении демонстрируют производство пищевых продуктов и напитков, обработка древесины и производство мебели, производство кокса и нефтепродуктов, более значительное снижение (3–6%) — металлургия и производство прочей неметаллической продукции. В гражданском машиностроении спад наблюдается во всех подотраслях, констатируют в ЦМАКП. А выпуск автотранспортных средств, которому еще очень далеко до довоенных уровней, в феврале сократился на 7,5% после сокращения на 8,3% в январе. Общие показатели промышленности демонстрируют рост на скромные 1,2% к тому же периоду 2024 года — за счет военных отраслей.

Впрочем, стагнация в экономике — более широкое явление, она распространяется также на инвестиции и потребительский спрос. Уровень ставок по кредитам аналитики ЦМАКП называют «антиинвестиционным» и указывают, что спектр отраслей, где рентабельность ниже ставок по ОФЗ, расширяется. В этих секторах выгоднее перекладываться в доходные бумаги, чем вести операционную деятельность компании. Снижение потребительского спроса сконцентрировано прежде всего в сегменте товаров длительного пользования, что связано со сжатием потребкредитования (впрочем, с точки зрения задачи дезинфляции это скорее положительная новость). 

Конъюнктурные опросы указывают тот же тренд стагнации с признаками перехода в отрицательную зону в гражданском секторе. Индекс предпринимательской уверенности Росстата в обрабатывающей промышленности вернулся к уровням начала 2023 года, когда в экономике еще не начался рост. А индекс Global Russia Manufacturing PMI, который S&P Global рассчитывает на основе опросов менеджеров по закупкам, в марте снизился до 48,2 пункта после 50,2 в феврале и 53,1 в январе (значение ниже 50 пунктов указывает на снижение объемов производства и заказов). В пресс-релизе S&P Global говорится, что данные за март сигнализируют о дальнейшем ухудшении состояния обрабатывающей промышленности, о сокращении как внутреннего, так и внешнего спроса. Снижение выпуска ухудшило финансовые показатели компаний. Темпы найма новых сотрудников пока остаются стабильными, поскольку компании еще надеются на улучшение ситуации. 

Последний (мартовский) консенсус-прогноз ЦБ на 2025 год — рост 1,7%, у Центра развития ВШЭ — 1,5% (февральский опрос). Согласно базовому прогнозу Института развивающихся экономик Банка Финляндии (BOFIT), в 2025 году российская экономика вырастет на 2%, а в 2026-м и 2027-м рост составит по 1%. Помимо высокой стоимости заимствований, инвестиционные возможности ограничиваются снижением прибыли, ростом затрат на рабочую силу и материалы, а также увеличением налоговой нагрузки, пишут аналитики института. При этом дополнительные бюджетные расходы этого года в основном пойдут на военные нужды, а значит, диспропорция между военным и гражданским секторами будет сохраняться. Покупательная способность населения будет снижаться медленно, так как полная занятость и наличие сбережений поддержат уровень частного спроса. Однако экономика не производит достаточного количества товаров, чтобы его удовлетворить. Поэтому инфляция также будет сокращаться медленно.

На первый взгляд, прогноз BOFIT (как и другие подобные) сулит экономике возврат к траектории 2010-х годов — чуть выше 1% в год, — но на самом деле это не так. В отличие от 2010-х годов, теперь значительная часть этого роста будет обеспечена военным сектором, роль которого останется большой даже в случае снижения интенсивности боевых действий. А в целом массированное стимулирование экономики привело к накоплению существенного «разрыва выпуска», то есть его отклонения вверх по сравнению с потенциалом экономики. Этот эффект проявил себя еще в 2021 году, отмечали аналитики ЦБ, а в 2023–2024-м достиг максимумов (некоторые экономисты оценивают величину разрыва более чем в 3% ВВП). Это означает, что для достижения равновесия (и устойчивой дезинфляции) экономика должна будет пройти через период роста ниже потенциального уровня или через рецессию. Однако российские власти вряд ли такое допустят — и продолжат инвестировать в военный сектор. А это значит, что уровень инфляции будет повышенным, а гражданский сектор на продолжительное время останется в зоне слабоотрицательного роста. 

Это в целом соответствует картине «проинфляционного» сценария, описанного ЦБ в «Основных направлениях денежно-кредитной политики», который предполагает замедление роста до 1,5–2,5% в 2025 году и нулевой рост в 2026-м. Однако в прогнозе ЦБ влияние диспропорций в российской экономике выглядело более умеренным, чем оказалось в действительности. Сценарий ЦБ предполагал инфляцию по итогам 2024 года 8–8,5% и 5,5–6% в 2025-м. В реальности инфляция была выше 9,5% по итогам прошлого года и переступила порог двузначности в начале 2025-го. Таким образом, события развиваются по более проблемному треку, чем в сценарии ЦБ, а темпы роста окажутся еще ближе к нулю уже в этом году.

Впрочем, аналитики ЦБ предполагали, что экспортные доходы 2025 года останутся на уровне прошлого года, а аналитики BOFIT в прогнозе, выпущенном 24 марта, закладывали постепенное и умеренное снижение нефтяных цен к уровню $60 за баррель Urals. Однако с тех пор ситуация изменилась, и описанный ими сценарий выглядит теперь более чем благополучным и не слишком вероятным.

«Сырьевой суверенитет» и его трещины

В конце 2010-х годов в российской элите сформировалось представление о своего рода «сырьевом суверенитете» России. Эта концепция базировалась на представлении, что российский экспорт нефти и газа, а также угля вносит слишком значительный вклад в мировой энергобаланс и в результате обеспечивает России прочные позиции в мировом разделении труда, с одной стороны, и устойчивый источник дохода, подверженный лишь краткосрочным колебаниям, — с другой. Возможность последующего перераспределения этого дохода во внутреннем контуре делает российскую экономику достаточно устойчивой практически при любом развитии событий и вне зависимости от масштаба притока внешних инвестиций. Напротив, ограниченная зависимость от внешних рынков капитала повышает ее долгосрочную устойчивость и автономию, а инвестиционная сдержанность позволяет, жертвуя текущими темпами роста, накапливать «подушки безопасности» и способствует росту геополитической самостоятельности страны. По всей видимости, во многом именно эта экономическая идеология лежала в основании решимости Путина напасть на Украину.

Действительно, в последние 13 лет на минеральные продукты приходилось от 50 до 70% российского экспорта, которые в среднем приносили $280 млрд в год (из них около 80% обеспечивали нефть и нефтепродукты). В 2024 году на минеральные продукты пришлось 61% российского экспорта ($264,1 млрд), по данным ФТС. Более подробной разбивки по товарным группам ведомство не приводит, но, по оценке финского Центра исследований в области энергетики и чистого воздуха (CREA), Россия заработала на триаде «энергетического суверенитета» €242 млрд, из которых €104 млрд пришлись на нефть, €75 млрд — на нефтепродукты (такая же оценка — у Международного энергетического агентства), €40 млрд — на газ, €23 млрд — на уголь. 

Структура российского экспорта по укрупненным товарным группам, 2012–2024, млрд $ 

Сразу после начала войны ситуация складывалась скорее в соответствии с ожиданиями Кремля. Взлет цен на энергоресурсы обеспечил России беспрецедентные экспортные доходы в 2022 году, несмотря на санкции. Однако затем ситуация начала разворачиваться менее благоприятным образом. Радикальное сокращение поставок в Европу (по оценке CREA — с €46 млрд в 2021 году до €16,6 млрд в 2024-м) привело к выпадению трети российских доходов от экспорта газа. А затем наращивание поставок нефти странами, не входящими в ОПЕК+, и скромные темпы роста спроса на нефть привели к распаду механизма поддержания картелем высоких цен на нефть. (В мартовском докладе МЭА оценка роста спроса в 2025 году еще понижена на 100 тыс., до 1 млн баррелей в сутки; весь этот прирост мог бы быть полностью покрыт странами, не входящими в ОПЕК+.) 

В результате мегакартель перешел к обратной стратегии возвращения утраченной доли рынка за счет более низких цен. В апреле ОПЕК+ неожиданно увеличила квоты на добычу. Согласно прежнему плану, картель должен был плавно добавить 2,2 млн б/с на рынок в течение полутора лет. В мае ожидалось увеличение всего на 138 тыс. б/с, но, согласно новому плану, рост составит 411 тыс. б/с. В абсолютных значениях самый большой прирост квоты получили Саудовская Аравия, +169 тыс. б/с, и Россия, +54 тыс. б/с. Однако цена барреля Brent в результате опускалась до $60, а Urals — ниже $50.

Профицит на нефтяном рынке за счет роста добычи на стороне не входящих в картель экспортеров — фундаментальная причина распада сделки ОПЕК+, разворота стратегии поставок и снижения цен. Развязанная Дональдом Трампом война пошлин лишь усилила этот эффект. Характерно, что наиболее высокие пошлины введены против стран, которые в последние годы обеспечивали значительную часть прироста потребления: Таиланда, Филиппин, Вьетнама, Малайзии, Индонезии и Китая. 90-дневная пауза во введении повышенных пошлин для большинства стран вернула котировки Brent лишь к $65 за баррель. 

Ситуация отчасти похожа на 1997 год, когда ОПЕК нарастила добычу, рассчитывая на сохранение высоких темпов роста спроса, однако потребление внезапно рухнуло из-за финансового кризиса в Азии, замечает обозреватель Bloomberg Хавьер Блас. Мировые цены тогда потеряли за год около 50%, цена барреля Brent опускалась ниже $10. Сейчас, впрочем, говорить о масштабном кризисе в мировой экономике преждевременно. Реалистичным сценарием выглядит рецессия. Например, JP Morgan оценивает вероятность ее наступления в этом году в 60%. 

Так или иначе, посеянный Трампом в мировой торговле хаос и торговая война между США и Китаем, которая сегодня выглядит максимально вероятной, окажут дополнительное давление на темпы роста мировой экономики, а значит, и на спрос на нефть. По оценке Бласа, рынок может достичь равновесия при $50 за баррель Brent. Прогнозы инвестбанков, которые цитирует Reuters, находятся в диапазоне $55–65 за баррель. При $50 за баррель добыча на многих месторождениях в США станет нерентабельной и они начнут сокращать производство. Однако это не произойдет быстро — потребуется несколько кварталов или даже лет. Так или иначе, если санкционное давление в отношении России не будет ослаблено Трампом, цены на российскую нефть будут как минимум на 10% ниже рыночных. 

Российские доходы от экспорта газа также находятся под давлением. С января Россия прекратила экспорт по последнему прямому маршруту в Европу — газопроводу через Украину. В 2023–2024 годах этот канал обеспечивал около 15 млрд кубометров в год, примерно 10% российского газового экспорта (включая сжиженный газ). Остановка транзита через Украину означает потерю примерно $4,5 млрд в год, подсчитал эксперт Берлинского центра Карнеги Сергей Вакуленко. Часть выпавшего объема, скорее всего, будет компенсирована увеличением поставок в Китай по «Силе Сибири» — с 31 до 38 млрд кубометров. Но по цене, разумеется, существенно более низкой, нежели на премиальном европейском рынке. По данным Reuters, в 2024 году европейские потребители платили в среднем $481,7 за 1 тыс. кубометров, Китай — $271,6. Таким образом, рост поставок в Китай компенсирует менее 30% выпавших на европейском направлении доходов, и недостача составит более $3 млрд.

По оценке CREA, Европа в 2024 году импортировала российский СПГ на €7,3 млрд. Однако дальнейшие перспективы — в тумане. В январе 2025 года под американские санкции попали два расположенных на Балтике среднетоннажных российских завода СПГ «Портовая» и «Высоцк». Оба приостановили экспорт. Если они его не возобновят, общий экспорт российского СПГ по итогам года, согласно прогнозу МЭА, может сократиться примерно на 5%. Во второй половине 2020-х ожидается ввод в действие новых терминалов СПГ в Европе, и предложение вырастет. Дальнейшая энергетическая стратегия ЕС сегодня неясна в контексте роста напряженности в отношениях с США, но технически после ввода новых терминалов Европа будет готова к полному отказу от российского газа.

Так или иначе, модель, построенная экономистами Кильского института мировой экономики, спрогнозировала сокращение европейского ВВП на 0,4% в случае сохранения введенных Трампом пошлин. Спрос на газ со стороны промышленности снизится. По той же причине снижение ожидается и в Азии — в частности, в Китае. Европейские фьючерсы на газ отреагировали на эти риски заметным снижением. С тех пор как Трамп анонсировал пошлины, они подешевели без малого на 20%. Но в любом случае во второй половине 2020-х годов экспортные рынки газа будут в значительной степени реструктурированы в сравнении с ситуацией 2010-х, а доля России на них сократится как минимум вдвое.

Наконец, уголь — менее значимый, но существенный компонент триады «энергетического суверенитета» (в предвоенные годы уголь давал около 4% дохода от всего российского экспорта) — также находится под ударом. Российская угольная промышленность уверенно выходит на кризисный трек. В 2024 году Россия поставила на внешние рынки 196,2 млн т угля — на 8% меньше, чем в 2023-м, пишут «Ведомости» со ссылкой на данные Argus, но доход от экспорта снизился еще заметнее — более чем на 20%. В 2025 году ожидается сокращение до 166,5 млн т (78% от уровня 2023 года). При той же цене выручка в этом сценарии составит 45% от уровня 2023 года (потеря — около $16 млрд). Главная проблема — высокая конкуренция на азиатских рынках, особенно со стороны Индонезии и Австралии. Китай, крупнейший в мире импортер угля, в 2024 году увеличил закупки на 14%, но российские поставки, наоборот, сократил на 7%, до 95,1 млн т, отмечает Bloomberg. Помимо того что у России выше издержки на добычу по сравнению с рядом конкурентов, есть еще один фактор — цена доставки и сложности железнодорожной логистики на перегруженном азиатском направлении. В результате часть российской доли на китайском рынке перешла к Монголии. 

Проблемы с экспортом угля не только сокращают доходы, но и создают дополнительные внутренние проблемы. В добыче угля занято около 150 тыс. человек, но еще около 500 тыс. — в смежных секторах. От его экспорта зависит экономическое и социальное самочувствие целых регионов. В 2024 году ПАО «Распадская», оператор крупнейшей угольной шахты, показало чистый убыток в размере $133 млн — годом ранее у него была прибыль $440 млн. «Мечел» зафиксировал убыток в 37,1 млрд рублей против прибыли 22,3 млрд годом ранее. По оценке NEFT Research, которую приводит «Коммерсантъ», убыточны около 60% угольных компаний, на которые приходится 40% всей добычи. По данным «Коммерсанта», правительство готовит меры поддержки. Они, в частности, предусматривают субсидии в размере 73 млрд рублей на переориентацию экспорта с восточного направления на южное (Северная Африка) и западное (Сербия, балканские страны, Турция). Впрочем, эксперты сомневаются в том, что эта и другие меры сработают, и предлагают властям подумать об «управляемом сжатии отрасли», то есть о закрытии ряда производств.

В тисках двух факторов 

Энергетический кризис, вызванный нападением России на Украину и ответными санкциями, спровоцировал новые инвестиции в энергетический сектор, обнаруживший свою глобальную уязвимость. Геополитические риски и разворот Трампа в сторону от «зеленой повестки» также способствуют большему вниманию инвесторов к традиционной энергетике. А тарифная война обещает замедление мировой экономики и, следовательно, замедление роста спроса на энергетические товары. В результате сценарий снижения цен и дальнейшего сокращения российских доходов по всем компонентам триады «энергетического суверенитета» выглядит сегодня базовым.

В «Основных направлениях денежно-кредитной политики», опубликованных в конце ноября 2024 года, ЦБ рисует четыре сценария, худший из которых называется «Рисковый (Глобальный кризис)». Его формируют два базовых предположения: глобальный финансовый кризис в 2025 году и процессы деглобализации, спровоцированные торговой войной США и Китая. В этом радикальном сценарии российский ВВП снижается в нынешнем году на 3–4%. И хотя вероятность глобального финансового кризиса выглядит сегодня невысокой, вторая предпосылка сценария, напротив, с высокой вероятностью реализуется.

Снижение экспортных доходов не приведет к катастрофическим последствиям для российского бюджета. В первом квартале 2025 года, по данным Минфина, бюджет был исполнен со значительным дефицитом — 2,17 трлн рублей, или 1% ВВП. В первом квартале 2024 года он составил лишь 295 млрд рублей, или 0,1% ВВП. Согласно изначальному плану правительства, дефицит за весь 2025 год не должен был превысить 0,5% ВВП, но Минфин уже признал, что цифра будет заметно выше. 

Нефтегазовые доходы бюджета в 2025 году должны были незначительно снизиться по сравнению с 2024-м — с 11,131 трлн рублей до 10,94 трлн. Как мы писали (→ Re: Russia: Бюджет непобеды), заложенное в бюджет условие — $69,7 за баррель российской нефти в среднем по году — изначально выглядело чрезмерно оптимистично. В январе баррель Urals стоил в среднем $67,66, в феврале — $61,69, в марте — $58,99. При этом курс рубля в начале года тоже не совпал с прогнозом правительства — оно ожидало 96,5 рубля за доллар в среднем по году. В результате нефтегазовые доходы по итогам квартала составили 2,64 трлн рублей — это почти на 10% меньше, чем год назад. 

Тем не менее почти при любом реалистичном сценарии российские власти располагают достаточным запасом инструментов для покрытия дефицита, включая около 3,3 трлн ликвидных средств в ФНБ, крупные запасы золота и возможности заимствования на внутреннем рынке. Однако в действительности снижение экспортных доходов окажет значительное влияние на платежный баланс, курс, возможности импорта, кредита и цены на инвестиционные товары, а также отразится на внутреннем потреблении. Иными словами, приведет к значительному сжатию экономической активности. Это создаст также вторичный эффект на стороне бюджетных поступлений за счет сокращения ненефтегазовых доходов (НДС и налога на прибыль), а также обострит проблемы внутренней задолженности у населения, компаний и кредитных организаций, выдававших льготные кредиты под гарантии государства.

Таким образом, сочетание двух факторов — накопленного негативного потенциала «военного кейнсианства» и существенного сокращения доходов от экспорта — в высоко вероятном и не самом худшем сценарии, на наш взгляд, приведет экономику страны в состояние, которое можно охарактеризовать как «предкризисное».