Кто сломает спину верблюда? Успехи российской экономики последних двух лет создают условия для будущего кризиса

От алармизма к эйфории и обратно

Насколько устойчива российская экономика — этот вопрос вновь оказался в центре дискуссии, пройдя почти полный круг обсуждения. Весной 2022 года подавляющее большинство экспертов предрекали российской экономике спад около 8% под влиянием западных санкций (см. прогноз Центробанка и консенсус-прогноз Центра развития ВШЭ). Этот алармизм сменился периодом бравурных отчетов о новом экономическом подъеме, в которых российская экономика выглядела птицей феникс, вышедшей из огня санкций оздоровленной и окрепшей. Действительно, четыре квартала умеренного сокращения в 2022-м — начале 2023 года (в среднем на 2,4% в годовом выражении) сменились четырьмя кварталами роста (в среднем на 5,2% к тому же кварталу предыдущего года) и плавным замедлением во втором и третьем кварталах 2024-го (+4,1 и +3,1% в годовом выражении).

Однако как раз к тому моменту, когда устойчивость российской экономики стала общим знанием, она начала демонстрировать признаки явного неблагополучия. С конца лета 2023 года эксперты заговорили о перегреве, проявлением которого стало повышенное инфляционное давление. С тех пор, стремясь охладить экономику, ЦБ семь раз повысил ставку рефинансирования, в итоге доведя ее до уровня, превышающего кризисный пик 2022 года. Однако это не привело ни к резкому замедлению экономики, ни к снижению инфляции, которая продолжала расти на протяжении года (август 2023 — июль 2024) и вновь развернулась к росту после небольшого снижения в начале осени. В ноябре прирост цен к октябрю, по официальным данным, составил 1,4%. Такая месячная инфляция в годовой проекции дает итоговый рост цен выше 16% (с учетом сезонных факторов). В первую декаду декабря цены выросли на 0,6%, что может дать около 2% за месяц (под Новый год цены вряд ли начнут снижаться), а этот показатель в годовой проекции дает около 20% прироста цен, подсчитал Telegram-канал MMI.

Это соответствует определению галопирующей инфляции и означает, что экономические агенты, адаптируясь к темпу обесценивания денег, стремятся их быстрее потратить или вложить в надежные активы, в то время как инвестиции с относительно длинным циклом отдачи выглядят ненадежными и невыгодными. Подобный уровень инфляции не является показателем кризиса сам по себе и совместим с ростом экономики, однако указывает на накопленный дисбаланс, который неизбежно приведет к тем или иным последствиям.

Рыночно-сырьевой тыл диктатора

Экономика России остается устойчивой, несмотря на беспрецедентное санкционное давление Запада и высокие военные расходы, главным образом благодаря ее рыночному характеру — таков основной вывод доклада «Надежный тыл диктатора», подготовленного российскими экономистами Сергеем Алексашенко, Владиславом Иноземцевым и Дмитрием Некрасовым. В России функционируют 6,5 млн частных компаний и 10,2 млн ИП и самозанятых, которые обеспечивают рабочими местами почти половину всех вовлеченных в трудовую деятельность. Именно частный бизнес и работающие в рыночной среде и по рыночным принципам государственные компании сыграли ключевую роль в структурной трансформации российской экономики. Предприниматели изо всех сил боролись за выживание, потому что спасали свою собственность, указывают экономисты.

Доклад полемически направлен против тех аналитиков, которые преувеличивают степень «советизации» российской экономики, полагая экономические эффекты авторитаризма схожими с эффектами планового экономического уклада. А также против тех, кто видит в ресурсной зависимости российской экономики лишь фактор ее слабости. Российская экономика плохо приспособлена к целям динамичного развития в силу многих ограничений, но для сопротивления внешнему давлению и «консервации» статус-кво авторитарные институты и сырьевой характер экспорта оказываются во многом преимуществами, резонно указывают авторы доклада. Мир не может обойтись без российского сырья, и это стало важным фактором сохранения основных потоков российского экспорта и неудачи санкционных политик западной коалиции. Перестройка экономики на военные рельсы также запустила процессы перераспределения ресурсов, которые дали эффект как в отношении роста выпуска, так и в отношении роста доходов граждан.

Россия и дальше сможет адаптироваться к финансовым и отраслевым санкциям, используя «встроенные стабилизаторы» рыночной сырьевой экономики, прогнозируют авторы доклада. Одним из таких стабилизаторов является инфляция. Ее повышенный уровень следует воспринимать как норму (во всяком случае, норму военного времени) и как способ перераспределения ресурсов между секторами. Инфляция и курс рубля — также важные стабилизаторы бюджетной системы. Бюджетная конструкция остается вполне стабильной, даже несмотря на существенный рост расходов на военные нужды.

Хотя ограниченный санкциями доступ к современным технологиям и капиталу будет сдерживать развитие экономики, войну на истощение в ее нынешних масштабах Россия способна вести так долго, как захочет Владимир Путин, полагают авторы доклада. А если государственные финансы столкнутся с более серьезными трудностями, то их бремя в условиях развитой автократии будет переложено на бизнес и граждан за счет инфляции и повышения фискального бремени (что отчасти уже и происходит).

Положительный шок против отрицательного

С большинством выводов основательного и профессионального доклада, выделяющего факторы резистентности российской экономики, нельзя не согласиться. Однако ряд факторов и обстоятельств остались на периферии его логики и аргументации.

Прежде всего, 2022 год стал для российской экономики не только годом санкций и связанного с ними негативного шока, но и годом аномальных экспортных доходов, достигших суммы $595 млрд в результате ажиотажного спроса на энергоносители и роста цен на них. Это на $170 млрд больше, чем среднегодовые экспортные доходы России за 10 предвоенных лет ($425 млрд), когда они и так находились на рекордно высоком уровне. Санкции в значительной степени отрезали российскую экономику от западной, но в то же время выдали ей грант, эквивалентный 8,5% ВВП. Эти доходы и сам дизайн санкций, содействовавший борьбе российских властей с оттоком капитала, привели к тому, что положительные сальдо торгового и платежного баланса составили в 2022 году соответственно 14 и 10,5% ВВП (в 2011–2019 годах средние значения этих показателей составляли соответственно 9,1 и 3,6%). 

Такая ситуация во многом помогла российской экономике справиться с шоком санкций, и весьма вероятно, что, несмотря на их рыночную адаптивность, усилия российских предпринимателей остались бы невознагражденными, если бы этот фактор стабилизации и барьеры на пути оттока капитала отсутствовали. С макроэкономической точки зрения, 2022 год — это год положительного шока для российской экономики, создавшего импульс бурной экономической активности 2023–2024 годов. (Подобные профициты во внешних операциях наблюдались ранее в России в 2001–2006 годах, обеспечивая средние темпы роста экономики на уровне 6,5%.) В дополнение к этому, как отмечают авторы доклада, порядка 17% расходов бюджета 2023 года были профинансированы за счет «резервов ФНБ», то есть эмиссии, масштабы которой составили около 5,5 трлн рублей (эквивалент $60 млрд).

Это не означает, что отмеченные в докладе факторы стабильности российской экономики незначимы, но их чистый эффект без учета сырьевого гранта оценить сложно. Так или иначе, мы еще не знаем, как будет себя чувствовать российская экономика в условиях санкций и высоких бюджетных расходов, основной вес которых смещен в военную сферу, когда последствия положительного шока 2022 года окончательно исчерпают себя.

«Ножницы роста» и его источники

Российская экономика растет, но качество и количественные параметры этого роста нуждаются в пристальном внимании. Если сравнить долю секторов и отраслей в произведенном ВВП в 2023 году с их долей в 2021-м, то структурные изменения весьма заметны. Эти изменения указывают, что основной вклад в экономический рост пришелся на сферы госуправления (ее доля в ВВП увеличилась с 6,85 до 7,78%, +0,93 процентного пункта), транспортировки и хранения (+0,67 п. п.), на три «военные» отрасли промышленности («готовые металлические изделия», «компьютеры и оптические приборы», прочие машины и оборудование, в совокупности — +0,51 п. п.) и одну гражданскую — производство пищевых продуктов (+0,22 п. п.), а также на разработку программного обеспечения (+0,33 п. п.) и строительство (+0,2 п. п.). В то же время сократились доли сельского хозяйства (–0,7 п. п.), добычи полезных ископаемых (–0,83 п. п.), обрабатывающих отраслей в целом (–0,36 п. п. — за счет металлургии, нефтепереработки, деревообработки и производства автомобилей) и здравоохранения (–0,42 п. п.).

Иными словами произошло перераспределение ресурсов от частного сектора к государственному и от гражданских секторов к военным. Наибольший вклад в импортозамещение внес переход с иностранного софта на отечественный, а в секторе инфраструктуры — затраты на ее переориентацию в восточном направлении.

Рост промышленного производства выглядит впечатляющим по сравнению с концом 2021 года: по оценке Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, индекс выпуска вырос с 103,5 пунктов до 109 (100 = среднемесячное значение 2021 года), однако без учета упомянутых выше бурно растущих отраслей, связанных с военным сектором, прирост помесячного выпуска оказывается практически нулевым (→ Re: Russia: Охлаждение с перегревом). Из аналогичных расчетов ЦБ следует, что промежуточные отрасли обрабатывающей промышленности находились в стагнации, потребительские — демонстрировали умеренный рост, а инвестиционные, и в особенности связанные с военной промышленностью, — бурно росли начиная с осени 2022 года.

Выпуск групп отраслей обрабатывающей промышленности, 2019–2024, %, 100% = 2019

Таким образом, львиная доля роста экономики стала результатом вынужденных инвестиций в замещение выпадающей инфраструктуры (сюда можно отнести и импортозамещение софта) и в военные производства. В первом случае инфраструктура не расширилась, а дублировалась новой, во втором (военные производства) продукция не потреблялась на внутреннем рынке российскими потребителями. В то же время прирост реальных располагаемых доходов населения в третьем квартале 2024 года составил 13,9% к третьему кварталу 2021 года.

Таким образом, война и санкции создали в российской экономике своего рода «ножницы» между быстрым ростом доходов и потребительских возможностей населения, с одной стороны, и слабым ростом потребительских производств — с другой. Рост платежеспособного спроса с середины 2023 года не вызвал соответствующего отклика у отраслей внутреннего потребительского спроса, что объясняется отмеченной выше тенденцией перераспределения ресурсов от частного сектора к государственному.

Качество экономического роста определяется теми стимулами, которые его вызывают, то есть источниками инвестиций, которые рост обеспечивают. Поэтому полезно взглянуть, как изменились в 2023–2024 годах источники инвестиций по сравнению с доковидным периодом 2014–2019-го. Самое большое изменение — сокращение на 6 процентных пунктов доли «прочих» инвестиций, в которые входят «средства сторонних организаций» и «иностранные инвестиции». На две трети они были замещены инвестициями, сделанными за счет бюджетных средств, и на одну треть — собственными средствами предприятий.

Структура источников финансирования инвестиций в 2014–2019 и 2023–2024 годах, %

Иными словами, в денежном выражении бизнес хотя и боролся за свое выживание, его усилия составили одну треть в общем успехе, в то время как две трети пришлись на государственные вливания.

Кто сломает спину верблюда?

Рыночные экономики подвержены экономическим кризисам. В этом смысле ключевой аргумент доклада, что рыночный характер российской экономики стал важным фактором ее устойчивости, абсолютно справедлив ретроспективно — как одно из объяснений резистентности экономики в 2022 и 2023 годах, — но не работает проспективно, то есть ничего нам не говорит о том, грозит ли российской экономике кризис в будущем.

В качестве дополнительных элементов устойчивости российской экономики (помимо ее рыночного характера) доклад называет устойчивый приток сырьевых доходов и надежность бюджетной конструкции, которую правительству удается обеспечивать за счет переноса бремени бюджетных расходов на внутренние источники. Рост экономики (пусть в большей степени в военном секторе) обеспечивает рост доходов бюджета, опережающий инфляцию.

Действительно, если в 2016–2021 годах доля нефтегазовых доходов в бюджете составляла в среднем 38%, то в 2023–2024-м — всего 31%; на ненефтегазовые доходы приходилось соответственно 62 и 69%. Однако рост доходов, связанных с внутренним производством, обеспечил лишь около двух третей прироста доли ненефтегазовых доходов (3,9 процентных пункта), в то время как остальные (2,4 п. п.) обеспечены категорией «Прочие доходы», которые являются гораздо менее стабильными. При этом если рост выпуска сосредоточен преимущественно в сфере государственного потребления, то он не обеспечивает опережающего роста доходов по сравнению с расходами (налоги в этом случае государство уплачивает из собственного кармана) и при сокращении выпуска и фискальных поступлений в гражданских секторах не сможет это сокращение уравновесить. 

Что касается экспортных доходов, то помимо того, что они остаются важным источником бюджетных поступлений, роль которых вновь возрастет в случае торможения экономики, они также обеспечивают приток валюты и возможности импорта. В этом смысле экспортный сектор остается источником как многофакторной стабильности российской экономики, так и ее многофакторной уязвимости — в зависимости от ценовой конъюнктуры.

Хотя российский бизнес и правда сыграл значительную роль в адаптации экономики к новым условиям, а 6,5 млн российских частных компаний и 10,2 млн ИП и самозанятых действуют в рыночной среде и преимущественно по рыночным правилам, этого нельзя сказать о многих крупных российских экономических субъектах, получающих различного рода государственную поддержку, а также о военном секторе, размер которого резко увеличился. Значительная часть российской промышленности интегрирована в госкорпорацию «Ростех», которая представляет собой своего рода государство в государстве, не являясь даже формально ни рыночной компанией, ни государственной.

В конце 2022 года Министерство торговли США перестало считать Россию страной с рыночной экономикой. Ключевыми критериями для определения рыночного характера экономики, по мнению американских чиновников, являются конвертируемость валюты, механизм формирования заработных плат, условия для иностранных инвестиций, степень государственного контроля над средствами производства и решениями компаний. Министерство отметило, что в результате «широкого вмешательства» государства в экономику в России произошел «откат» во всех этих областях. Возможно, отчасти это решение можно считать конъюнктурным и своего рода дополнительной санкцией (признание экономики нерыночной дает американскому ведомству право применять к российским экспортерам антидемпинговые меры, которые они не могут обжаловать). Однако нет сомнения, что изоляция России от мировых рынков капитала и основных резервных валют ослабляет эффективность рыночных индикаторов.

Однако, пожалуй, самым ярким примером демаркетизации экономики является тот факт, что повышение ставки рефинансирования ЦБ не воздействует ни на инфляцию, ни на темпы экономического роста. Это связано с тем, что значительное число экономических субъектов получают либо авансовые средства из бюджета, либо деньги по субсидируемым бюджетом ставкам. Иными словами, зона рыночного кредита в экономике существенно ограничена в пользу нерыночного кредитования. О том же свидетельствуют изменения в структуре инвестиций, описанные выше: если в 2014–2019 годах в общем объеме внешнего финансирования инвестиций бюджетные средства составляли 30%, то в 2022–2023-м их доля превысила 40%.

Из экономической истории хорошо известно, что различного рода протекционистские меры, в том числе программы поддержки импортозамещения, дают неплохой эффект на первоначальном этапе, когда фирмы разворачивают производства, профинансированные за счет государства. Но если поддержка сокращается, этот эффект быстро убывает. Помимо этого, стоимость подобных проектов часто имеет тенденцию резко возрастать в процессе их реализации. Так, на программу создания отечественного парка пассажирских авиалайнеров уже потрачено 1,5 трлн рублей, однако недавний аудит показал, что даже ее частичная реализация потребует еще 4 трлн (→ Re: Russia: Стратегия не взлетает).

Иными словами, благополучие российской экономики последних двух лет связано в большей степени с нерыночными факторами и вело к расширению нерыночного сектора экономики. Это и является одним из главных вызовов, с которыми она будет сталкиваться и уже сталкивается сегодня. Бремя этого сектора потенциально может стать тем, что сломает хребет ее рыночному верблюду. 

Хотя большинство экономических субъектов в России продолжают жить по законам рынка, в сфере управления и регулирования в российской экономике слишком большая роль принадлежит «ручному» управлению. До сих пор Путину в основном удавалось балансировать между четырьмя задачами: финансированием своих политических проектов, обеспечением потоков ренты для своей клиентелы, поддержанием достаточного уровня социальных расходов и сохранением макроэкономической и бюджетной стабильности. Однако теперь, когда конфронтация с Западом (в том числе военная) превратилась в полном смысле в идеологию режима, значимость и масштабы политических проектов существенно выросли, а оторванность от международных рынков капитала увеличила государственное бремя финансирования экономического роста и поддержания инфраструктуры.

Все это не означает, что кризис российской экономики неминуем, однако предпосылки для реализации кризисного сценария в среднесрочной перспективе в достаточной мере сформированы.