Доктрина ядерного несдерживания: как Кремль превратил ядерный шантаж в инструмент конвенциональной войны

Кризисная эскалация

В наибольшей степени аналитики и медиа обращают внимание на те эпизоды, когда намеки на возможное использование ядерного оружия исходят непосредственно от Владимира Путина. Однако эти заявления являются лишь частью более обширной информационной кампании Кремля, направленной на повышение ядерной угрозы. Риторические ядерные эскалации российской пропаганды можно разделить на несколько типов: кризисные, фоновые, пропагандистские и доктринальные.

Кризисные эскалации обычно исходят непосредственно от Путина и связаны с моментами неуверенности или военных неудач российской стороны. Впервые такое предупреждение прозвучало уже в его обращении о вторжении в Украину: «Кто бы ни пытался помешать нам, а тем более создавать угрозы для нашей страны, для нашего народа, должны знать, что ответ России будет незамедлительным и приведет вас к таким последствиям, с которыми вы в своей истории еще никогда не сталкивались». «Мы готовы к любому развитию событий. Все необходимые в этой связи решения приняты», — добавил он. 

В действительности, однако, это было неправдой: никаких решений в области ядерного сдерживания принято не было. Три дня спустя, на фоне первых неудач похода российской армии на Киев и решительности Запада в масштабах анонсированных в отношении России санкций, Путин на встрече с министром обороны Сергеем Шойгу и начальником генштаба Валерием Герасимовым объявил о введении «особого режима несения боевого дежурства» сил ядерного сдерживания. Официальной реакции со стороны Вашингтона на эти действия не последовало. Неофициально представители Министерства обороны США говорили, что этот шаг «потенциально приводит в действие силы, которые в случае ошибки в расчетах могут сделать ситуацию намного, намного более опасной». В то же время действия российских вооруженных сил не указывали на подготовку к применению ядерного оружия и не выходили за рамки стандартных процедур.

В фоновом режиме эти заявления были поддержаны российскими телепропагандистами, а также различными российскими официальными лицами. Так, в апреле 2022-го глава МИД РФ Сергей Лавров заявил, что дальнейшая поддержка Украины со стороны Запада может привести к Третьей мировой войне. Тогда же было анонсировано, что Россия провела первое испытание межконтинентальной баллистической ракеты «Сармат».

Следующим значимым эпизодом кризисной ядерной риторики стали заявления, сделанные в конце сентября 2022 года на фоне успехов контрнаступления ВСУ под Харьковом и частичного обвала российского фронта. В специальном обращении по поводу «частичной» мобилизации Путин пообещал использовать для защиты территории «все имеющиеся средства», отдельно уточнив, что это не блеф, и обвинив НАТО в ядерном шантаже. Как и в прошлый раз, это заявление было поддержано хором российских официальных лиц: Лавров заявил, что «вся территория Российской Федерации» находится под защитой государства, зампредседателя Совета безопасности Дмитрий Медведев упомянул о возможности применить «самое страшное оружие против украинского режима», а глава Чечни Рамзан Кадыров напрямую призвал использовать против Украины тактическое ядерное оружие.

Хотя американские специалисты вновь не зафиксировали никаких доказательств перемещения российских боеголовок или подготовки к их использованию, по мнению The New York Times, в Вашингтоне вероятность использования Москвой тактического ядерного оружия тогда оценивали выше, чем в начале вторжения, именно в силу того, что позиции Путина ухудшились, а его способность провести мобилизацию и удержать фронт выглядела неочевидной. Занимавший в тот момент пост директора ЦРУ Уильям Бернс позже вспоминал, что осенью 2022 года «существовал реальный риск потенциального применения тактического ядерного оружия». В ноябре 2022 года Бернс передал главе СВР Сергею Нарышкину послание президента США Джо Байдена о «последствиях применения ядерного оружия Россией и рисках эскалации для стратегической стабильности». 

Заявления Путина были поддержаны некоторыми практическими шагами по изменению политики Кремля в ядерной сфере. Так, в феврале 2023 года в послании Федеральному собранию Путин сообщил о приостановке участия в договоре СНВ-3 — последнем действующем договоре между Россией и США о контроле над ядерным вооружением. А еще через месяц он объявил о планах разместить российское тактическое ядерное оружие в Беларуси. Вскоре российское Минобороны анонсировало учебный запуск межконтинентальных баллистических ракет «Ярс» с ядерными боеголовками. 

Все эти шаги должны были сигнализировать о повышении ядерной угрозы и серьезности намерений Кремля в этом отношении. При этом кризисная ядерная риторика Путина одновременно обращена и к Западу — как предупреждение о том, что он не допустит очевидного поражения российской армии, — и к внутренней аудитории — чтобы успокоить население и вселить в него уверенность в конечном успехе вторжения в Украину. Наконец, она всякий раз акцентирует представление об идущей войне как конфликте не только с Украиной, но и с поддерживающей ее западной коалицией, что должно оправдывать в глазах населения военные неудачи Кремля.

Ядерная пропаганда

В отличие от кризисных заявлений Путина, регулярные фоновые заявления российских политиков-«ястребов» в основном направлены на внутреннюю аудиторию. Также на нее ориентированы и сообщения об испытаниях новых ракет и ядерных учениях. 

К этому роду событий относится, видимо, и удар баллистической ракетой «Орешник» по заводу «Южмаш» в Днепре в ответ на использование ВСУ ракет ATACMS для ударов по российской территории. На Западе особого эффекта «Орешник» не произвел. Сам по себе он является не новой разработкой, а модификацией уже известной ракеты «Рубеж». Использование баллистической ракеты для нанесения конвенционального удара вызвало откровенный скепсис специалистов: эксперт Центра Генри Л. Стимсона Уильям Альберк рассказал Reuters, что США уже отказались от программы использования межконтинентальных баллистических ракет без ядерных боеголовок, так как противник может принять их пуск за ядерную атаку, что может случайно привести к ответному ядерному удару. Это понимали и в Москве, а потому предупредили Вашингтон о пуске «Орешника». Реальный ущерб, нанесенный этим ударом заводу «Южмаш», «весьма специфичен», заявил The New York Times эксперт Института международных исследований Миддлбери Джеффри Льюис: «Никаких крупных взрывов, просто большие дыры в крышах, это доставит им неудобства и, вероятно, выведет завод из эксплуатации на несколько дней». Удар «Орешником», отмечает сотрудник Центра международной и оборонной политики Университета Квинс (Канада) Максим Старчак в комментарии для Carnegie Politika, не имел не только военного и экономического смысла, но и испытательных задач — собрать сведения о траектории полета ракеты, положении боеголовок и работе бортовых устройств российская сторона возможности не имела. Поэтому пуск «Орешника» «больше похож на эпатажный жест», резюмирует эксперт.

Однако произведенный им внутренний эффект был весьма велик. Путин выступил по этому поводу со специальным обращением, превознося мощь и военные характеристики ракеты, а затем произнес целую оду «Орешнику» на саммите ОДКБ в Казахстане. Поддержанные телепропагандой, уделившей пуску максимум внимания, эти усилия принесли ощутимый успех. Так, в ходе опроса «Левада-центра» в конце ноября среди запомнившихся событий месяца запуск «Орешника» назвали 20% респондентов, что является очень высоким показателем (победу Трампа на выборах упомянули 8%, а разрешение Байдена на удары по целям внутри России — 5%). 

Удар баллистической ракетой следует рассматривать в контексте пропагандистской кампании, которой российские власти целенаправленно занимаются на протяжении всей войны в Украине. По замечанию лауреата Нобелевской премии и главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова, российская пропаганда приучает население к мысли, что ядерная война — это хорошо, и рекламирует ее, «как корм для домашних животных». В апреле 2023 года доля россиян, положительно отвечавших на вопрос, может ли быть оправдано применение Россией ядерного оружия в ходе войны в Украине, составляла 29%. Отрицательный ответ дали 56% (36% ответили «определенно нет»). К июню 2024-го доля оправдывающих использование ядерного оружия против неядерного государства выросла на 5 процентных пунктов, а к ноябрю — еще на 5 п. п. и достигла почти 40%. В то время как доля считающих, что такой удар не может быть оправдан, сократилась до 45% («определенно нет» отвечает 21%).

«Как вы считаете, может или не может ли быть оправдано использование Россией ядерного оружия в ходе текущего конфликта в Украине?», 2023–2024, % от числа опрошенных

При том что результаты этого опроса, как и всех опросов, проведенных на фоне репрессий и войны, может иметь смещение в пользу более лояльной аудитории, значимый сдвиг в восприятии ядерной угрозы в российском обществе, по всей видимости, имеет место. В отличие от советских времен, когда в ходе ядерной гонки вооружений советское руководство приписывало планы ядерного нападения Западу и в то же время воспитывало страх перед ядерной войной, нынешняя ядерная пропаганда имеет целью, наоборот, снизить этот страх, нормализовав мысль о ядерном конфликте.

Доктринальная эскалация

Однако помимо кризисных и пропагандистских эскалаций, важную роль в сгущении ядерного фона играли доктринальные рассуждения, которые формулировали новый подход к возможности ядерного конфликта. В этих рассуждениях использование ядерного оружия мыслится как допустимая мера устрашения противника, которая не ведет к перерастанию в глобальный ядерный конфликт. 

В июне 2023 года научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики Высшей школы экономики и создатель Валдайского клуба Сергей Караганов опубликовал шокирующую статью «Применение ядерного оружия может уберечь человечество от глобальной катастрофы», в которой призвал «бить по группе целей в ряде стран, чтобы привести в чувство потерявших разум» и восстановить «страх ядерной эскалации». Логика этих рассуждений, которые он позднее воспроизвел в других текстах (например, «Часть людей потеряли страх перед адом. Нужно восстановить») и многочисленных интервью, состояла в том, что ограниченное применение ядерного оружия должно предупредить Запад о серьезности намерений России и поставить заслон на пути противодействия России в зоне ее «жизненных интересов». Таким образом, ограниченный ядерный конфликт должен предотвратить глобальный.

В марте 2024 года еще один близкий Кремлю эксперт-международник, бывший глава московского офиса Фонда Карнеги Дмитрий Тренин, развивая мысли Караганова, опубликовал статью «Стратегическое сдерживание: новые контуры», в которой призвал заменить концепцию ядерного сдерживания концепцией «ядерного устрашения», что на практике «означает возможность применения ядерного оружия первым в ходе идущего конфликта — не обязательно на поле боя и не на территории Украины». «У противника не должно быть сомнений: Россия не позволит ни победить себя, ни помешать достигнуть поставленных целей, выведя ядерное оружие „за скобки“ конфликта», — прямолинейно сформулировал Тренин.

Эти идеи были вынесены в более широкую публичную сферу в ходе своего рода конферанса Путина и Караганова на заседании Петербургского международного экономического форума в июне 2024 года. Тогда Караганов призвал Путина «приставить ядерный пистолет к нашим западным противникам, чтобы они не дергались», и заявлял, что «ускорение движения по лестнице ядерной эскалации может сэкономить большое количество жизней». Путин на этом фоне звучал сдержанно и миролюбиво. Однако в конце дискуссии, как бы под давлением Караганова, сообщил, что у России в отличие от Европы есть развитая система предупреждения о ракетном нападении, поэтому европейцы «в этом смысле более или менее беззащитны». Кроме того, Путин утверждал, что Россия располагает более мощным, нежели Европа, арсеналом тактического ядерного оружия, а также отметил, что, «если дойдет» до обмена ядерными ударами со странами Европы («чего бы очень не хотелось»), «европейцы должны будут задуматься… ввяжутся ли американцы в этот обмен ударами? Я очень сомневаюсь», — закончил он. 

Эти заявления были обращены непосредственно к Европе и указывали, что именно на нее лягут основные издержки ограниченного ядерного конфликта, который может при этом не перерасти в глобальный. Этот пассаж, безусловно, имел целью усилить те европейские политические силы, которые выступают за сокращение помощи Украине и степени вовлеченности европейцев в украино-российский конфликт, но в то же время развивал намеченную Карагановым и Трениным тему небольшой показательной ядерной войны, не перерастающей в глобальное ядерное столкновение.

Впрочем, и на Петербургском форуме, и в еще одном разговоре с Карагановым на заседании Валдайского клуба в октябре 2023 года Путин в ответ на призывы изменить ядерную доктрину России заявлял, что в этом нет необходимости. Караганов, впрочем, парировал: «Не сомневаюсь, что она будет изменена, надеюсь, что будет изменена скоро и вы получите уже формальное право отвечать, если вы так решите, ядерным ударом на любые удары по нашей территории… Надеюсь, что такое заявление появится в нашей доктрине, и оно немножко охладит наших противников, к тому же сэкономит наших солдат рано или поздно».

В начале сентября 2024 года, на фоне успешной операции ВСУ в Курской области и нарастающей дискуссии о возможности использования дальнобойных западных ракет по военным целям в глубине России, пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков во время визита Путина во Владивосток заявил, что Россия скорректирует свою ядерную доктрину, поскольку безопасности страны угрожают США и их западные союзники. А уже в конце сентября Путин, открывая заседание Совбеза по ядерному сдерживанию, анонсировал изменения ядерной доктрины, подчеркнув, что «современная военно-политическая обстановка динамично меняется, и мы обязаны это учитывать». 

В конце ноября, в ответ на данное Украине Байденом разрешение использовать дальнобойные ракеты для ударов по территории России, Кремль одобрил новую редакцию доктрины. Обновленный текст расширяет понятие ядерного сдерживания и перечень случаев, к нему относящихся, распространяет свои положения на территорию Беларуси, а также несколько снижает порог второго условия применения ядерного оружия. Вместо слов «в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства» в тексте теперь читается: «в случае агрессии против Российской Федерации и (или) Республики Белоруссия как участников Союзного государства с применением обычного оружия, создающей критическую угрозу их суверенитету и (или) территориальной целостности».

Таким образом, доктрина пока не отразила радикальных предложений Караганова и Тренина, призывающих к использованию ядерного оружия в целях устрашения в ответ на использование против России конвенционального оружия, а лишь сделала небольшой шаг в этом направлении. Однако в целом можно говорить, что идея ограниченной ядерной войны как инструмента устрашения нормализуется и постепенно принимается Кремлем.

Работает ли ядерный шантаж и каков горизонт его целей

Нельзя сказать, что ядерный шантаж позволяет Путину добиваться поставленных целей. Как признались источники The Washington Post в окружении Путина, последовательное игнорирование Западом «красных линий» Москвы показало, что ядерные угрозы Кремля перестали работать. Опасавшийся осенью 2022 года ядерного конфликта директор ЦРУ Уильям Бернс теперь говорит, что Западу не следует воспринимать угрозы Путина всерьез. Целый ряд аналитиков, в том числе, например, директор Берлинского центра Карнеги Александр Габуев, считает, что Путин слишком высоко задрал планку ядерной эскалации.

В то же время нельзя не признать, что в ходе войны в Украине ядерная угроза стала эффективным инструментом Кремля, заставлявшим западных союзников Киева проявлять крайнюю осмотрительность в отношении масштабов и качества оказываемой ему помощи. В результате, по мнению ряда экспертов, Украина вела войну «со связанными руками» и не использовала имевшиеся у нее возможности нанести серьезное поражение российским войскам на ранних этапах конфликта. США и Запад в целом вполне серьезно относились к «кризисным» угрозам Владимира Путина использовать тактическое ядерное оружие в случае, если российское вторжение потерпит полную неудачу. Это, в частности, позволило ему перегруппироваться и выстроить военную машину, которой он не имел на начальном этапе вторжения.

Однако последствия этого относительного успеха могут оказаться более широкими, чем это сейчас представляется. Убедившись, что Россия способна вынести бремя западных санкций, Путин, по сути, придумал новую модель войны, позволяющую Москве задействовать потенциал превосходства в ядерной сфере. Это конвенциональный военный конфликт, балансирующий на пороге его превращения в ядерный. Такая угроза заставляет подвергшуюся нападению сторону ограничивать себя в отражении агрессии, чтобы предотвратить выход конфликта на новый уровень. Предполагается также, что возможный обмен тактическими ядерными ударами не обязательно перерастет в глобальный ядерный конфликт: Россия в таком конфликте проиграет, но его издержки могут оказаться чрезмерно высоки и в конечном счете непредсказуемы.

Относительный успех этой модели гибридной конвенциональной войны в Украине делает вероятным воспроизведение ее опыта как в ходе возможного столкновения России с европейскими странами НАТО, о котором все более определенно говорят сегодня военные аналитики (→ Re: Russia: Вызов Трампа и дилемма Европы), так и в ходе других конфликтов, например в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Так или иначе, анализ кампании риторической ядерной эскалации, которую вели российские власти на протяжении последних двух с половиной лет, заставляет понимать ее не как набор эмоциональных высказываний и пропагандистских лозунгов, но как целенаправленную и последовательную подготовку общественного мнения и элит к вероятности ограниченного ядерного столкновения, его нормализацию как политического и военного способа решения международных конфликтов. В определенной степени это стало логичным развитием размышлений Путина и его круга над тем, как капитализировать огромный российский ядерный потенциал, переставший в период мирного тридцатилетия работать в качестве инструмента, удостоверяющего исключительное положение России в мире. Повышая готовность к ядерному конфликту, Путин, по его представлениям, возвращается к статусу главы сверхдержавы. И пока что Запад не имеет адекватного ответа на эту стратегию.