От войны до тюрьмы: репрессии в России становятся более «плановыми» и жесткими, но не более массовыми

Практикуемые автократиями репрессивные практики, с одной стороны, весьма похожи, но с другой — несут индивидуальный отпечаток, обнажая «страхи» и точки уязвимости режима, а также те идеологемы, с помощью которых он стремится легитимизировать репрессии в глазах населения. Итоговый обзор политических преследований ОВД-Инфо за 2023 год позволяет увидеть масштабы и основные тенденции репрессивной активности российских властей в прошедшем году и сделать некоторые предположения относительно возможных ее целей в году начавшемся.

«Взбесившийся принтер»: законодательное обеспечение репрессий

По данным «ОВД-Инфо», с момента полномасштабного вторжения в России было принято 38 репрессивных законов. Для сравнения, по данным Международной федерации за права человека (FIDH), с 2018 по 2022 год таких законов было принято 50. Системы подсчетов «ОВД-Инфо» и FIDH немного разнятся, но в обеих выборках пик репрессивного законотворчества приходится на 2022 год. Если опираться на данные «ОВД-Инфо», в 2022 году было принято 22 репрессивных закона, в 2023-м — «всего» 16. 

В 2022 году с большим отрывом лидировали, естественно, военно-цензурные законы, направленные на подавление протеста против развязанной в отношении Украины войны. Их дополнили «исторические» законы (запрет на сравнение СССР с Третьим рейхом и наказание за осквернение георгиевской ленты), а также законы, досрочно прекратившие действие постановлений Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) на территории России после ее выхода из Совета Европы. Появились новые наказания, связанные с «частичной мобилизацией» и дисциплиной в войсках в условиях военных действий («добровольная сдача в плен» — до 10 лет лишения свободы, «мародерство» — до 15 лет, «неисполнение подчиненным приказа начальника, отданного в период военного положения» — до 10 лет, и «отказ участвовать в военных или боевых действиях» — до трех лет). Также в 2022 году депутаты решили наконец привести в относительный порядок разросшееся «иноагентское» законодательство, рассыпанное на тот момент по разным законодательным актам, и упорядочить «иноагентский» реестр (до 5 декабря 2022 года таких реестров было четыре). 

В 2023-м же законодатели в основном сосредоточили свое внимание на ужесточении наказаний по уже существующим составам. В КоАП кратно увеличились штрафы, связанные с воинским учетом, заодно ввели кару за «неоказание содействия военным комиссариатам в их мобилизационной работе при объявлении мобилизации». 18 марта 2023 года был ужесточен закон о повторной дискредитации армии, максимальным наказанием по этой статье (280.3 УК) стало пять лет лишения свободы вместо трех. Таким образом, теперь это «преступление средней тяжести», то есть во время предварительного следствия по нему подозреваемые могут быть отправлены в СИЗО, а «первоходы» могут получить по этой статье наказание, связанное с реальным лишением свободы, что было невозможно, пока «повторная дискредитация» квалифицировалась как «преступление небольшой тяжести». 

28 апреля 2023 года был принят закон о пожизненном лишении свободы за государственную измену (ст. 275 УК), также до 20 лет лишения свободы поднялась планка наказаний за диверсию (ст. 281 УК). Тот же закон криминализировал «оказание содействия в исполнении решений международных организаций», по ходу дела заставив волноваться юристов-международников, которые, в частности, продолжают добиваться исполнения решений ЕСПЧ. Закон был принят сразу после вынесения приговора Владимиру Кара-Мурзе (25 лет лишения свободы по трем статьям: «госизмена», «фейки», «деятельность нежелательной организации») и выдачи Международным уголовным судом ордеров на арест Владимира Путина и Марии Львовой-Беловой. 

Чуть позже появился запрет на участие в деятельности иностранных НКО, не зарегистрированных в российских реестрах. Также депутаты неустанно пополняли список запретов для граждан, объявленных «иностранными агентами», и для «нежелательных организаций», стремясь максимально ограничить границы легальной деятельности первых и возможности контактов со вторыми. 

Кроме того, законодатели ужесточили наказание по статье о диверсиях, ставшей актуальной в связи с распространением антивоенных «акций прямого действия» — поджогов военкоматов и повреждений железнодорожных путей и инфраструктуры. Наконец, блок статей о госизмене и шпионаже дополнился понятием «переход на сторону противника» и отдельной статьей о «сотрудничестве на конфиденциальной основе с иностранным государством», стандарт доказывания по которой еще ниже и без того низкого стандарта доказывания по госизмене (подробнее об этом домене репрессивности в нашем недавнем обзоре).

Очередным проявлением «репрессивного популизма» стало расширение гонений на ЛГБТ+-сообщество. 24 июля 2023 года вступил в силу федеральный закон о запрете трансгендерного перехода, а 30 ноября Верховный суд вынес решение о признании несуществующего «международного общественного движения ЛГБТ» экстремистской организацией (вступило в силу 10 января 2024 года). И иск Минюста, и текст решения Верховного суда поражают юридической безграмотностью, однако создание российскими правоприменителями заведомо вымышленной организации позволит обвинить ЛГБТ+-персон сразу по нескольким «экстремистским» статьям УК и КоАП. Первый пример преследования такого рода появился буквально на днях: в Нижнем Новгороде девушке дали пять суток административного ареста за «демонстрирование символики экстремистской организации» (ст. 20.3 КоАП РФ).

Опустевшая улица: изменение функции административного преследования

В 2023 году значительно сократилось количество политически мотивированных привлечений по административным статьям. О снижении уличной активности красноречиво свидетельствует цифра 817 — именно столько задержаний на акциях зафиксировало «ОВД-Инфо» за год по всей стране. Для сравнения, например, 27 июля 2019 года, на пике уличных акций, в одной только Москве задержали 1373 человека. 20 марта 2022 года, меньше чем через месяц после начала войны, «ОВД-Инфо» сообщал о «более чем 15 000 задержаний за антивоенную позицию», а спустя почти два года, в январе 2024 года, общее число подобных задержаний, по данным проекта, составило 19 850. То есть три четверти задержаний за антивоенные публичные высказывания за весь период с начала войны пришлись на ее первый месяц.

Большинство административных дел в отношении антивоенных протестов было заведено по 20.3.3 («дискредитация армии»). В 2023 году их количество прогнозируемо сократилось: с 5518 в 2022-м до 2830. Правозащитники связывают это с тем, что «статью 20.3.3 массово вменяли и задержанным на митингах, а составить протоколы на целый автозак людей проще, чем определять по комментариям в соцсетях, кто же их написал, собирать доказательства и искать человека». 

Фактором подавления уличной протестной активности стало и более широкое применение к таким эпизодам квалификации «массовые беспорядки» (ст. 212 УК). И если в случае событий в аэропорту Махачкалы такая квалификация имела под собой основания, то в случае выступлений сторонников башкирского активиста Фаиля Алсынова речь идет о подавлении политического протеста. По следам этих акций суды уже рассмотрели 158 административных дел, «ОВД-Инфо» известно о 34 обвиняемых, находящихся под стражей, и 20 уголовных делах.

Так или иначе, в сегодняшней России любая попытка реализации конституционного права на свободу собраний может стать поводом для уголовного преследования, а административное наказание выступает как его прелюдия и причина. Снижение числа административных дел означает расширение домена уголовных репрессий, то есть его следует рассматривать как результат ужесточения репрессивного режима в отношении проявлений инакомыслия. 

Меньше, но жестче: динамика уголовных преследований

В базе данных «ОВД-Инфо» за 2023 год зафиксировано 517 политически мотивированных уголовных преследований. Это меньше, чем в 2022-м (724 преследования), однако цифра, возможно, не окончательная. В обзоре репрессий за 2023 год говорится о 423 преследуемых за антивоенную позицию по уголовным обвинениям (против 378 человек в 2022 году). Выросло количество привлечений по уголовной статье 280.3 о «повторной дискредитации армии» — с 55 в 2022-м до 85 в 2023-м, так как до суда дошли дела с административной преюдицией («повторная дискредитация армии» в течение года после привлечения к административной ответственности).

Из 83 приговоров по таким делам в 2022 году, известных «ОВД-Инфо», лишь 22 (чуть больше четверти) предполагали реальные сроки заключения. Из 277 известных приговоров за 2023 год реальные сроки заключения предполагали уже чуть более половины — 140 — приговоров. Кроме того, в 2023 году ощутимо увеличился средний срок по антивоенным делам — до 77 месяцев лишения свободы с 36 месяцев в 2022-м. Связано это, в частности, с тем, что те действия, которые в 2022-м квалифицировались как «порча имущества» (поджоги военкоматов, административных зданий и релейных шкафов на железных дорогах), в 2023-м стали рассматриваться как теракты. Всего в 2023 году за участие в акциях «прямого действия» фигурантами уголовных дел стали как минимум 274 человека — против 117 в 2022-м. 

Приговоры по «антивоенным статьям», top-10, 2022–2023

При этом громкие процессы зачастую сопровождаются показательной жестокостью — отказами в медицинской помощи Владимиру Кара-Мурзе и Игорю Барышникову, которого к тому же не пустили на похороны матери, издевательствами над Сашей Скочиленко, которой не давали есть и ходить в туалет. Если ранее на самые вопиющие случаи можно было незамедлительно пожаловаться в ЕСПЧ (в соответствии с его правилом 39), что, как ни странно, заставляло власти Российской Федерации хотя бы в какой-то мере прекращать пытки и бесчеловечное обращение, то после выхода России из Совета Европы у юристов не осталось никаких способов сопротивления произволу следствия.

Значительно расширился в 2023 году класс уголовных дел об оправдании экстремизма, терроризма и призывах к антигосударственной деятельности (минимум 134 дела). С помощью таких дел власти стремятся навязать гражданам единственно верную интерпретацию текущих событий, возбуждая дела за комментарии об атаках на Крымский мост и Белгородскую область, о гибели Владлена Татарского, покушении на Прилепина и даже за высказывания о главе Ростеха Чемезове. В этот класс дел попадает преследование автора Масяни Олега Куваева, а также скандальное дело Евгении Беркович и Светланы Петрийчук, находящихся в СИЗО по абсурдному обвинению в оправдании терроризма.

Дела о призывах к терроризму, экстремизму и антигосударственной деятельности, 2023

Наконец, в 2023 году более чем сотне человек были предъявлены обвинения в госизмене, подсчитал правозащитный проект «Первый отдел», что примерно равно масштабам преследований по этой статье за первые 22 года существования УК РФ — с 1997-го по 2018-й. При этом, в отличие от Следственного комитета, который заинтересован в том, чтобы и фабула дела, и суровые приговоры становились достоянием как можно более широкой общественности в «назидательных» целях, ФСБ тщательно скрывает информацию о своих делах, а логика их возбуждения подчинена не столько идее запугивания населения, сколько ведомственным плановым показателям по поимке «шпионов», выросшим в условиях военного времени.

В последних обзорах политических репрессий летом и осенью Re: Russia писала о «тенденции стабилизации и даже некоторого снижения фактических репрессий». Так, в октябре правозащитники сообщали о возбуждении 38 уголовных дел за антивоенную позицию, в ноябре — о 29, в декабре — о 27 и в январе 2024 года — о 24. Следует оговориться, что это не исчерпывающая статистика, а те дела, которые стали известны правозащитникам, и цифры по последнему месяцу могут еще несколько вырасти. Но тем не менее тенденция прослеживается, и, по всей видимости, она связана с двумя факторами. Прежде всего, ужесточение практики наказаний заставляет людей вести себя осмотрительнее — страх работает. Вторым фактором может быть снижение публичности. Многие дела, возбуждаемые в регионах, остаются неизвестными для правозащитников, так как иногда «тишина» и признание вины ведут к меньшим срокам наказания, в то время как общественный резонанс — к мести со стороны системы правоприменения и показательному наказанию. Таким образом, по этим статьям правоохранители демонстрируют приличные плановые показатели раскрываемости, избегая их публичного обсуждения. В своей репрессивной активности автократии вынуждены, как правило, решать двойственную задачу: с одной стороны, опираться на демонстрационный эффект репрессии, а с другой — не создавать впечатления массовости протестных проявлений.

В стратегиях политических преследований в 2023 году можно отметить несколько новых тенденций. Так, например, существенно расширилась практика привлечения к уголовной ответственности по политическим статьям молодых людей. Подростки легче становятся жертвами «разводки» силовиков (как правило, сознательного провоцирования в сетевых сообществах), которые с их помощью выполняют ведомственные планы по «раскрываемости» крамолы и измены. Также ими легче манипулировать адвокатам по назначению, которые предлагают признать вину в обмен на снижение наказания. В большом числе случаев правозащитникам известно о пытках молодых людей и выбивании показаний. 

В 2023 году к реальному сроку приговорили 18-летнего Кевина Лика («госизмена», четыре года), по шесть лет за «покушение на теракт» получили 17-летний Егор Балазейкин и 20-летняя Валерия Зотова, пять лет — 17-летний подросток из Уфы (подробности неизвестны). 19-летним Юрию Михееву, Матвею и Тимофею Мельниковым в ноябре предъявлено обвинение в «совершении диверсии», они находятся в СИЗО, так же как и 19-летний Михаил Авдонин, которого обвиняют в «покушении на теракт» и в «приготовлении к госизмене».

Недавний приговор 72-летней Евгении Майбороде — пять с половиной лет лишения свободы за два репоста («фейки» и «призывы к экстремизму»), — напротив, обращен к старшей демографической группе и призван продемонстрировать отсутствие «возрастной» страховки от репрессии. (Кстати, доля женщин среди политических заключенных колеблется в районе 20%, что, насколько можно судить, заметно отличается от их доли среди всех категорий заключенных в целом — 7% на 2020 год.)

Рост ожесточения репрессий проявляет себя и в другом новом тренде — давлении на политзаключенных, уже отбывающих наказание. На Алексея Горинова (семь с половиной лет за «фейки» об армии) завели новое дело об «оправдании терроризма» за разговоры о войне уже в колонии. Марии Пономаренко (шесть лет за «фейки») вменяют «нанесение неопасного для здоровья вреда» сотрудникам ФСИН. Правозащитники систематизировали имеющуюся информацию об использовании ШИЗО в отношении политических заключенных: таких случаев за 2023 год было как минимум 49. Эта заведомо неполная и неокончательная цифра свидетельствует, однако, о систематическом дополнительном давлении на политических заключенных.

Еще одной тенденцией 2023 года стал всплеск приговоров, вынесенных по антивоенным статьям заочно в отношении людей, находящихся за границей. Норма заочного осуждения в УПК существует с 2006 года, однако она применялась крайне редко — от 0,035 до 0,5% от общего числа приговоров. Чтобы быть уверенными, что «подследственный» не вернется в Россию, правоохранителям было достаточно объявления человека в розыск и заочного избрания меры пресечения. 

Однако после 24 февраля число заочных приговоров выросло в десятки раз. Таким образом власти ищут способы воздействовать на тех, кто продолжает заниматься независимой журналистикой и активистской деятельностью вне зоны досягаемости российских правоохранительных органов. Только что одобренный Советом Федерации так называемый закон о конфискации находится в русле той же тенденции. И хотя пока его нормы ограничивают его использование, как и в случае других репрессивных новаций, следует ожидать расширения сферы его применения в будущем за счет внесения поправок в первоначальный текст.

Репрессивный популизм: борьба с «внешним влиянием»

Еще одна форма репрессивного популизма, призванного легитимировать политические репрессии в глазах населения, — практика признания инакомыслящих и активистов «иноагентами» или агентами деятельности «нежелательных организаций», то есть агентами «внешнего влияния». Всего в 2023 году в обновленном реестре «иностранных агентов» появилось 217 новых строк. Это, правда, не всегда действительно новые иноагенты. Так, например, «Комитет против пыток» («Команда против пыток») — давний и почетный член реестра, с 2015 года его в разных качествах (как юридическое лицо, как общественную организацию без образования юридического лица) вносили туда пять раз. Несколько позиций отданы ООО, созданным «иноагентами-физлицами» для исполнения «обязанностей иноагента». В целом, в «иноагентском призыве» 2023 года с большим отрывом лидируют медиа и журналисты — им принадлежит 78 новых позиций, а следующим за ними политическим объединениям — 31 позиция. Также заметно чаще стали признавать «иноагентами» людей, живущих вне России. 

В динамике пополнения реестра также очевидно просматривается ее плановый характер: Минюст объявляет очередную порцию людей, признанных «иностранными агентами», каждую пятницу, все более формально относясь к «мотивировочной» части своего решения, как это видно по тем досье, которые предоставляются министерством в суды в случае оспаривания его решения. Существенные масштабы приняло и материальное давление на «иноагентов»: по данным Роскомнадзора, в 2022–2023 годах бюджет получил 1,17 млрд рублей в виде штрафов за отсутствие «иноагентской» маркировки.

Тенденция трансформации неуголовных политических преследований в уголовные, о которой говорилось выше в связи с административными преследованиями, прослеживается и на примере ужесточения законодательства об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях». Возможность уголовного преследования «иностранных агентов» появилась в декабре 2020 года. В феврале 2023-го было заведено первое уголовное дело о «неисполнении обязанностей иностранного агента» (ч. 2 ст. 330.1 УК РФ). Первым фигурантом стал координатор «Голоса» в Твери Артем Важенков, вторым — другой координатор «Голоса», Владимир Жилинский, его объявили в розыск в январе 2024-го (оба недоступны для российского правосудия). Эта статья предусматривает возбуждение уголовного дела, если в течение года в отношении «иностранного агента» вступили в силу две «административки» за нарушение «иноагентского» законодательства. Третье «нарушение» может обернуться «уголовкой». «Медиазона» подсчитала, что на 11 января 2024 года под эту статью попадают 93 «иностранных агента», в отношении которых в любой момент может быть возбуждено уголовное дело. В 2024 году следует ожидать дальнейшего расширения практики уголовного преследования лиц, объявленных «иноагентами», в особенности тех, кто находится за границей.

В октябре 2023-го журналистку «Настоящего времени» Алсу Курмашеву арестовали за непредоставление документов, необходимых для включения в реестр «иностранных агентов» (ч. 3 ст. 330.1), это первое известное дело, возбужденное по этой части «иноагентской» статьи. Впоследствии к обвинению добавили еще «распространение ложных сведений об армии».

За 2023 год в реестр «нежелательных» внесли 55 организаций. Всего же с момента создания реестра в 2015 году и до начала войны в него попали 49 организаций, еще 23 были включены в 2022 году. Таким образом, почти две трети «нежелательных» организаций получили этот статус уже в военное время. Из новых тем, за которые теперь можно получить статус «нежелательной», отметим экологию и поддержку этнических объединений. Первое административное наказание за комментарий, данный «нежелательной организации», зафиксировано в январе 2024 года (Надежда Низовкина, правозащитница из Бурятии, комментарий телеканалу «Дождь», штраф — 5 тыс. рублей; следующее привлечение за подобный комментарий грозит активистке уголовным преследованием по статье 284.1). 

Добавим к этому, что в 2023 году происходила активная «зачистка» правозащитного сектора. Суд принял решение о ликвидации Сахаровского центра, Московской Хельсинкской группы (МХГ), аналитического центра «Сова», организации «Человек и закон». Причем МХГ даже не была признана «иностранным агентом» — в 2012 году, после принятия «иноагентского» закона, она отказалась от иностранного финансирования и последовательно придерживалась этого решения. В качестве главной причины исков о ликвидации НКО Минюст называл «нарушение региональной сферы деятельности организации». По абсурдному мнению Минюста, если организация зарегистрирована в Москве, она не только не может вести деятельность за пределами этого региона, например давать экспонаты из своих фондов на выставки в других городах, посылать своих наблюдателей на суды и т.п., — даже ее должностные лица не могут в этом качестве участвовать в конференциях или собраниях в других регионах. Примеры государственных НКО, активно действующих за пределами своих регионов, суды, естественно, не убедили. 

Краткие выводы

В целом можно сказать, что 2023 год стал одновременно годом стабилизации и ужесточения репрессивных политик. С одной стороны, созданный в 2022 году инструментарий репрессий оказался вполне эффективным в снижении массовости антивоенного протеста. Случаи публичной демонстрации антивоенной позиции стали редкими. В то же время эта эффективность на протяжении 2023 года была поддержана дальнейшим ужесточением наказаний и расширением сферы применения созданных в 2022-м инструментов, демонстративной жестокостью приговоров и давлением на уже осужденных даже в тюрьме. 

Если в 2022 году репрессии носили в большей степени реактивный характер, а реальные сроки наказания по «антивоенным» политическим статьям стали появляться в приговорах лишь к концу года, то в 2023-м репрессии в значительной степени приобрели систематически-плановый характер, а сроки реального тюремного заключения существенно выросли. При этом к концу года наблюдалось некоторое сокращение интенсивности возбуждения уголовных дел и вынесения приговоров. В то же время важной тенденцией репрессивного ужесточения стало «совершенствование» механизмов превращения неуголовных преследований в уголовные. Жестокость преследований призвана сбалансировать стремление властей не слишком увеличивать их масштабы, добиваясь при этом максимального демонстрационного эффекта. Неожиданным вызовом для властей в уже начавшемся 2024 году стали протесты в Башкортостане. По их следам можно ожидать ужесточения наказаний за «массовые беспорядки». Кроме того, большой проблемой для российских властей остается необходимость ограничить в информационном поле и в обществе влияние уехавших журналистов, активистов, политиков и публичных фигур. В этой сфере можно ожидать главные инновации в репрессивных политиках в 2024 году.