До начала войны российская экономика во многом оставалась сырьевой — с точки зрения структуры своего экспорта. Разговоры о необходимости ее диверсификации активно велись в первой половине путинского правления и постепенно затихли во второй. Однако с точки зрения своего сырьевого профиля экономика России имела ряд преимуществ: в частности, сильные позиции ее экспортеров сырья и полуфабрикатов на премиальных рынках, прежде всего — в силу географического положения и давних связей — на европейском. Это позволяло не просто получать дополнительную выгоду от поставок и дополнительные доходы бюджета, но использовать премию для технологического перевооружения соответствующих отраслей и инвестиций в их развитие.
Соответственно, введенные против России санкции, не обрушив ее экспорт в целом и даже сделав его еще более выгодным на первом этапе за счет роста цен, привели в то же время к утрате российскими экспортерами именно премиальных рынков. На следующем этапе становится понятно, что перенаправить выпавшие объемы на азиатские рынки не представляется возможным ввиду роста издержек, ценовых скидок на «токсичную» российскую продукцию и отсутствия инфраструктуры. Наконец, на третьем этапе слабость позиций российских экспортеров на международных рынках ведет к тому, что их ниши постепенно замещаются новыми игроками.
Иными словами, если раньше считалось, что сырьевая премия может стать рычагом для наращивания инвестиций в технологии и позволит увеличить добавочную стоимость российской экономики (в том числе и в сырьевом сегменте), то теперь все наоборот: Россия последовательно уничтожила все преимущества своих позиций даже на сырьевых рынках, лишив себя долгосрочных возможностей для развития. Тщательный анализ показывает, что распространенное мнение о неэффективности западных санкций является полной иллюзией. Эффект санкций проявляет себя со значительной задержкой и в то же время носит долгосрочный характер, то есть ведет к утрате рынков, вернуть которые будет почти невозможно даже в случае снятия санкций.
В предыдущем обзоре мы подробно писали, как война обрекла на деградацию российскую газовую отрасль, а в этой публикации статья профессора Джорджтаунского университета Тейна Густафсона и комментарий Re: Russia описывают происходящий крах российского экспорта стали и его последствия для отрасли, которая, наряду с газовой, оставалась в постсоветский период одним из флагманов успешной интеграции России в мировую экономику.
В советские времена сталелитейная промышленность была символом плановой индустриализации страны. Отталкиваясь от дореволюционной основы на украинском Донбассе, сталелитейная промышленность распространилась по всему Советскому Союзу, образовав новые центры на Урале, в Казахстане, в Кузбассе — везде, где только можно было найти уголь и железную руду. Сталь стала движущей силой революции и победы СССР во Второй мировой войне. Дух того времени передал знаменитый советский роман 1930-х годов «Как закалялась сталь».
Однако теперь российскую сталелитейную промышленность, основу экономики России и лидера ее экспорта, ждут трудные времена. Западные санкции практически закрыли ей доступ к европейским и американским рынкам и технологиям, вынудив вернуться на внутренний российский рынок и ограничив ее возможности по внедрению инноваций. На данный момент российская сталелитейная промышленность рентабельна благодаря украинской войне. Но в дальнейшем, когда война закончится и военный спрос спадет, она не только не сможет вернуть себе западный рынок, но и будет вынуждена сократить экспорт в другие регионы мира.
Тому есть две причины. Во-первых, климатическая политика. Российская сталелитейная промышленность является крупным эмитентом парниковых газов. В Европе и Северной Америке из-за больших объемов выбросов углекислого газа российские предприятия могут столкнуться с «климатическими» тарифами и ограничениями. Но еще бо́льшую угрозу для российской стали представляет конкуренция со стороны Китая. Китайская сталелитейная промышленность более чем в десять раз превосходит российскую, а стоимость китайской стали намного ниже. Замедление экономического роста в Китае заставляет его искать экспортные рынки по всему развивающемуся миру. Российской стали конкурировать будет трудно.
Это парадоксальный результат. История российской сталелитейной промышленности была одной из историй успеха открывшейся для Запада постсоветской России. Отрасль успешно модернизировалась благодаря импорту западных технологий, ее новые частные компании хорошо управлялись российскими предпринимателями, и она начала выходить на мировой рынок. Но введение западных санкций после 2014 года в сочетании с турбулентностью в общемировой сталелитейной промышленности создало препятствия для ее развития еще до вторжения России в Украину в 2022 году. В будущем их будет только больше. Сталелитейная промышленность является ярким примером разрушительного воздействия путинской войны на долгосрочную экономическую конкурентоспособность России.
Чтобы понять почему, давайте оглянемся назад.
Сагу о тридцатилетней истории постсоветской российской металлургии можно разделить на три акта: выживание, экспансия и реструктуризация, — каждый из которых продлился около десятилетия. Вероятно, впереди будет и четвертый акт — растущая изоляция и стагнация.
После распада Советского Союза сталелитейная промышленность переживала резкий спад — как и вся тяжелая промышленность страны. Хаос приватизации затронул сталелитейную промышленность так же, как и другие отрасли, и новые частные компании, появившиеся в начале 1990-х годов, стали ареной ожесточенной борьбы между инсайдерами советской эпохи и захватчиками извне. К середине 1990-х годов новые частные владельцы стабилизировали ситуацию, но отрасль практически была банкротом из-за больших долгов, отсутствия спроса, отсталых технологий и низкого качества продукции.
Сталелитейную промышленность спас экспорт. Когда внутренний спрос рухнул, российские производители обратились к внешним рынкам. В 1980-х годах на экспорт приходилось лишь около 6% советского производства стали, но к концу 1990-х годов его доля выросла до двух третей, причем в основном это были поставки в Европу. Российская сталелитейная отрасль имела ряд конкурентных преимуществ: низкую стоимость рабочей силы, дешевые уголь, железную руду и электроэнергию, развитую железнодорожную сеть. Благодаря экспорту она выжила и стала прибыльной.
В отличие от других отраслей, таких как нефтегазовая, транспортная и обрабатывающая, новые частные владельцы сталелитейной промышленности сопротивлялись присутствию иностранных компаний. Они отказались создавать совместные предприятия внутри России и продавать миноритарные пакеты акций иностранцам. Тем не менее они осознавали необходимость модернизации своих предприятий, ездили за границу, чтобы ознакомиться с современными технологиями, и разумно инвестировали средства в новейшее зарубежное оборудование, включая современные электродуговые печи, которые сегодня производят около трети российской стали. К середине 2000-х годов они смогли производить широкий спектр продукции с добавленной стоимостью, например трубы для трубопроводов и строительную арматуру.
Кто сегодня владеет российской сталелитейной промышленностью? Этих людей часто называют олигархами, но история сталелитейной промышленности — полезное напоминание о том, что российские олигархи бывают разных «форм» и «размеров». Три ведущих российских металлурга — Виктор Рашников из Магнитогорского металлургического комбината (ММК), Владимир Лисин из Новолипецкого металлургического комбината (НЛМК) и Игорь Зюзин из «Мечела» — вышли из заводских цехов; еще один, Алексей Мордашов из «Северстали», начал свой путь с должности экономиста на сталелитейном заводе в своем родном Череповце. Другие, такие как Александр Абрамов из Evraz, начинали с торговли металлами. В отличие от производства алюминия, которое требовало импортных бокситов и зависело тем самым от иностранных посредников, пытавшихся захватить контроль над отраслью, в борьбе за контроль над сталелитейной промышленностью участвовали в основном российские претенденты, прочно опиравшиеся на свои «родные» предприятия.
Придя к власти, они ревностно охраняли свою собственность, чтобы не допустить вторжения иностранных компаний, и даже в тех редких случаях, когда создавали совместные предприятия с зарубежными игроками, они не позволяли иностранным менеджерам или акционерам доминировать. Их привлекали под девизом «On tap but not on top» — «Направлять, а не управлять». Как следствие, когда западные инвесторы массово покинули российскую промышленность после вторжения в Украину в 2022 году, этот исход практически не коснулся сталелитейной отрасли.
Виктор Рашников, многолетний генеральный директор и нынешний председатель совета директоров ММК, третьей по величине металлургической компании России, — один из немногих в стране примеров настоящего self-made промышленного предпринимателя. Он начал работать в цехе ММК в 19 лет слесарем и за тридцать лет карьеры дослужился до генерального директора. Параллельно Рашников постоянно приобретал акции ММК, и к 2017 году, по некоторым данным, ему принадлежало 87% акций компании.
Когда Рашников в 1997 году пришел на пост генерального директора ММК, комбинат находился в отчаянном положении и едва избежал продажи западной промышленной группе. В советские времена Магнитогорск был крупнейшим производителем чугуна и стали в стране. Но когда Советский Союз распался, производство пришло в резкий упадок, поскольку спрос на продукцию исчез. Магнитка была одним из старейших металлургических предприятий страны и опиралась на устаревшие доменные печи, построенные в период с 1930-х по начало 1960-х годов. Кроме того, железная руда поступала туда из отдаленного источника на северо-западе Казахстана, находившегося в 300 км от Магнитогорска. Таким образом, в условиях новой рыночной экономики ММК утратил конкурентоспособность. К середине 1990-х годов он стал банкротом.
Как рассказал Рашников интервьюеру десять лет спустя, «у нас были все те же беды, что и во всей России: нехватка денег, неоплаченные счета, зарплаты (за которые я отвечал лично под роспись), воровство поставщиков, снижение экспортных цен. А наш лучший внутренний клиент перестал покупать нашу сталь». Но шаг за шагом Рашников переломил ситуацию. Он сократил высокие издержки компании и обратился к иностранным институциональным кредиторам, таким как Европейский банк восстановления и развития (ЕБРР) и German Germes Fund, за кредитами под низкие проценты. Получив оборотные средства, он обратился к иностранным поставщикам, главным образом в Италии, за самым современным оборудованием и технологиями. К середине 2000-х годов ММК из одной из худших компаний российской металлургической отрасли превратился в ее лидера, специализирующегося на производстве продукции с высокой добавленной стоимостью, такой как плоский прокат для автомобильной промышленности и проволока для строительства.
Стратегия «выживания» российской сталелитейной промышленности, ориентированная на экспорт, имела один существенный недостаток: удаленное расположение производства. В период с 2000 по 2008 год это привело к появлению новой, «гибридной» стратегии, в рамках которой крупные компании переориентировали свое российское производство на внутренний рынок (который резко восстановился благодаря высоким доходам от экспорта нефти), одновременно совершая амбициозные приобретения заводов за рубежом (см. подробнее здесь и здесь). Самым амбициозным был Алексей Мордашов, владелец «Северстали», который провел десятилетнюю одиссею инвестиций в США, начав с покупки обанкротившегося завода в Мичигане в 2003 году. После этого он сделал еще несколько приобретений и к 2008 году стал четвертым по величине производителем стали в США. Но после финансового кризиса 2008–2009 годов американская сталелитейная промышленность резко превратилась в убыточную, и, хотя Мордашов настаивал, что «Америка — это будущее», и не отказался от своей мечты, за 2010–2014 годы он продал все свои американские активы и вернулся на российский внутренний рынок (ухудшение российско-американских отношений в этот период, несомненно, также сыграло свою роль, хотя Мордашов и «Северсталь» в то время не находились под санкциями США). Evraz тоже пережил «американский» период, но, как и «Северсталь», финансовый кризис 2008–2009 годов заставил его отступить.
В отличие от Мордашова, Рашников придерживался противоположной стратегии, ориентируясь в основном на внутренний рынок, который взлетел с ростом цен на нефть и газ, и ограничивая свою экспансию за рубеж. Будущее для Рашникова — это «Газпром» и, в частности, масштабная программа строительства газопроводов. Рашников также инвестировал значительные средства в производство листовой стали для автомобильной промышленности. И тем не менее в этот период даже он не был чужд глобальных амбиций. Однако главные его инвестиции пришлись на Турцию, где он вложил $260 млн заемных средств в финансирование доли ММК в совместном предприятии.
С 2009 года и до самого вторжения в Украину российская сталелитейная промышленность сталкивалась с нарастающими препятствиями как внутри страны, так и за рубежом. Великий нефтяной бум 2000–2008 годов закончился, и российская экономика перестала расти, а вместе с ней и спрос на сталь. Спрос на сталь снижался как в США, так и в Европе, и к 2014 году российские металлургические компании отказались от участия в зарубежных предприятиях. «Северсталь» и Evraz избавились от своих зарубежных активов и несли убытки внутри страны. В этот период экспорт российской стали непредсказуемо колебался в зависимости от спроса в нескольких странах с развивающейся экономикой — Турции, Мексике и бывшем Советском Союзе, в частности в Казахстане.
С 2022 года российская сталелитейная промышленность вступила в четвертую фазу, когда российские производители стали вновь отвернулись от экспорта и переориентировались на внутренний рынок. Это объясняется двумя причинами. Санкции против российской стали со стороны ЕС закрыли России доступ к европейскому рынку (помимо небольшого объема стальных слябов НЛМК, необходимых для поддержки его единственного оставшегося совместного предприятия в Бельгии, — ЕС сделал для него временное исключение). Российская сталь вряд ли когда-нибудь вернется в Европу даже после окончания российско-украинской войны. Главная причина — ужесточение климатической политики ЕС. После недавнего принятия ЕС так называемой политики CBAM (Carbon Border Adjustment Mechanism) российские предприниматели вскоре будут обязаны платить «климатический» тариф на углеродоемкий экспорт в Европу. Соединенные Штаты вскоре последуют примеру ЕС, введя свой собственный аналог CBAM. Главной мишенью «климатических» тарифов станет российская сталь.
Сталелитейная промышленность, из-за высоких выбросов при выплавке на угле (на нее по-прежнему приходится около двух третей российского производства стали), относится к категории трудно поддающихся декарбонизации — наряду с несколькими другими отраслями, такими как производство цемента и удобрений. Однако потенциальный выход есть. Наиболее перспективная технология для снижения углеродного следа основана на использовании водорода. У России нет «зеленого» водорода, производимого из безуглеродных возобновляемых источников, но у нее есть значительный потенциал для производства «голубого» водорода, то есть водорода, произведенного из природного газа, которого у нее в избытке, особенно после почти полного краха ее газового экспорта в Европу. Если ЕС будет готов признать импортную сталь, выплавленную с использованием «голубого» водорода, соответствующей критериям CBAM (а это очень даже возможно), российская сталь сможет когда-нибудь вновь получить доступ на европейский рынок. Но пока что российские усилия по освоению водорода находятся на ранней стадии, и «зеленая» российская сталь остается далекой перспективой.
Но более важной причиной будущей изоляции российской стали станет растущая конкуренция со стороны Китая. В связи с замедлением темпов роста китайской экономики Пекин отменил введенный ранее лимит на производство стали и поощряет китайских металлургов производить плоский прокат на экспорт. В результате на мировой рынок хлынет дешевая китайская сталь, что сделает российский стальной экспорт неконкурентоспособным.
На данный момент спрос на сталь в России остается высоким из-за войны и расширения военного производства. В ответ на санкции российские сталелитейщики перешли на внутренний рынок. Но в долгосрочной перспективе это будет означать растущие потери как для бюджета России, так и для ее сталелитейной промышленности. В 2021-м, последнем «нормальном» году перед российским вторжением в Украину, экспорт стали принес России $29 млрд. В 2022-м этот показатель снизился до $24 млрд, и, скорее всего, будет снижаться и дальше, пока действуют западные санкции и продолжается китайское экспортное наступление. Это снизит способность российской сталелитейной промышленности финансировать свою дальнейшую модернизацию и экологизацию. Со временем российская металлургия будет все больше и больше походить на узкоспециализированный сектор, производящий сталь для все более отсталой экономики и загрязняющий окружающую среду.
В общем, история российской сталелитейной промышленности хорошо иллюстрирует, как Россия открывалась миру после распада Советского Союза и как она закрылась от него в результате путинской войны и западных санкций. Наступление «декарбонизации» в Европе и рост конкуренции со стороны китайского стального экспорта усугубят проблемы российской сталелитейной отрасли. Произойдет ли закалка российской стали еще раз? В ближайшее десятилетие это выглядит маловероятным.
Российская металлургия являлась одним из ключевых сегментов российского экспорта, который теперь постепенно разрушается под влиянием санкций. Как и в случае с газом, ЕС был ключевым и наиболее премиальным рынком для крупнейших российских компаний: например, в выручке «Северстали» доля продаж в Европу в 2021 году составила 31%, у «Металлоинвеста» — 29%. Согласно обзору инвесткомпании «Атон», в целом на Европу приходилось 24% выручки российского горно-металлургического сектора, 14% он получал из Северной и Южной Америки, а внутренний рынок обеспечивал только 43%. Европейские власти прогнозировали потери российских сталеваров от санкций в размере €3,3 млрд в год. Поставки черных металлов в США прекратились еще летом 2022 года, в то время как в 2021-м в США было ввезено российских металлов на сумму $2,8 млрд, писал РБК со ссылкой на Бюро переписей США (Census Bureau).
Владелец Новолипецкого металлургического комбината (НЛМК) Владимир Лисин еще летом 2022 года жаловался, что экспорт, на который приходилось около 40% производства (28 из 70 млн т стальной продукции), стал «почти бессмысленным». В результате переориентации поставок на восток, прежде всего в Китай, транспортное плечо увеличилось более чем втрое — с 2,3 до 7,9 тыс. км, а для новых покупателей приходилось предоставлять скидки в размере от 15 до 40%. Впрочем, по словам Лисина, на тот момент на новых рынках удалось «пристроить» только 10–15% из выпавших объемов.
Однако в итоге за 2022 год, по оценке консалтинговой компании «Яков и партнеры» (бывший McKinsey в России), экспорт стали из России снизился только на 10%, до 26 млн т, что соответствует уровню «ковидного» 2020 года. При том что российская продукция оказалась «токсичной» для покупателей, чувствительных к западным санкциям, благодаря скидкам она стала более привлекательной для тех стран, которые санкции игнорировали, в частности, например, для Китая и Турции. Экспорт стальных полуфабрикатов в Китай в 2022 году вырос в три раза, до 2,3 млн т и $1,34 млрд, хотя китайский рынок никогда не был супермаржинальным. По данным отраслевого агентства Metals & Mining Intelligence на декабрь 2023 года, котировки стальных полуфабрикатов в Китае составляли $465–475 за тонну против $550–620 в Европе и $505–515 в Турции. Из-за ухода с премиальных рынков выручка российских компаний от экспорта черных металлов в денежном выражении в 2022 году снизилась сильней, чем объемы поставок, — на 15%, до $24,5 млрд, следует из данных Федеральной таможенной службы.
В 2023 году российские металлурги продолжили снижать экспорт: по информации Минпромторга, в среднем сокращение за год составило 10% (в тоннах). По данным Eurostat, поставки в ЕС (несмотря на санкции, европейцы продолжают закупать в России стальные полуфабрикаты — в рамках установленных квот) в январе–октябре 2023 года сократились почти на 40%, до 4,18 млн т, что привело к сокращению общей выручки экспортеров на 46%, с €3,87 млрд до €2,1 млрд.
Хотя российские компании увеличили в 2023 году отгрузку на некоторые «дружественные» рынки, включая Африку, Южную Америку и Ближний Восток, это не могло компенсировать нового негативного поворота — резкого снижения экспорта стальных полуфабрикатов на новый ключевой рынок — китайский. За 10 месяцев экспорт в Китай упал в 3,4 раза, до 658 тыс. т, а в денежном выражении — вчетверо, до $300 млн, следует из данных китайской таможни, которые приводит «Коммерсантъ». Поставки всех видов стальной продукции (не только полуфабрикатов) за тот же период снизились в три раза, до $576 млн. По данным ценового агентства Platts, за январь—ноябрь импорт стали в Китае упал на 29%, до 6,98 млн т. Более того, теперь, в условиях низкого внутреннего спроса, китайские производители конкурируют с поставками из России на рынках Ближнего Востока и Турции.
По оценкам Минпромторга, исторически доля экспорта в производстве стальной продукции составляла около 40–45%, а сейчас снизилась до 30–35%. По данным инвесткомпании БКС, у «Северстали» и ММК доля экспорта еще ниже — 10–15%, и только у НЛМК, который избежал европейских санкций, она составляет 40–50%.
Таким образом, в 2022 году азиатские рынки до некоторой степени компенсировали сокращение поставок в западном направлении (но скорее в объемах, чем в деньгах), однако в 2023-м тренд развернулся: теперь Китай не только сокращает импорт российской продукции, но и выдавливает ее на других азиатских рынках. Впрочем, на ближайшее время у металлургов останется небольшое окно. Восьмой пакет санкций ЕС, принятый в октябре 2022 года, предполагал введение запрета на импорт не только российской стальной продукции, но и продукции из третьих стран, если она была изготовлена из российской стали. Эти ограничения должны были вступить в силу в 2024 году, однако в самом конце 2023-го ЕС продлил временное исключение на ввоз российских слябов и заготовок еще на четыре года, до октября 2028-го. Европейским предприятиям необходимо больше времени для замещения российского сырья.
Таким образом, как и на других традиционных рынках российского экспорта, эффект западных санкций нарастает здесь со временем — по мере того как на фоне их ужесточения конкурирующие поставщики наращивают производство и вытесняют проблемные российские поставки. В течение ближайших лет Россия окончательно покинет лигу мировых экспортеров стали, уступив место другим странам. Этот кейс демонстрирует, почему не работает стратегия «переориентации на восток». Не присоединившиеся к санкциям страны используют их в своих интересах: сначала добиваются скидок, а затем захватывают ниши токсичного российского экспорта.
Экспорт стали и железной руды в первый год войны в Украине, по оценкам аналитиков BCS Global Markets, стал убыточным почти у всех российских металлургических компаний на фоне западных санкций, роста транспортных издержек и укрепления рубля. При этом на внутреннем рынке они, наоборот, оставались в плюсе с рентабельностью более 30%.
Отраслевая лоббистская ассоциация «Русская сталь» еще в мае 2022 года предупредила правительство об убытках отрасли и сокращении производства. Например, ММК сократил производство более чем на 40%, а «Северсталь» была вынуждена снизить загрузку на 20–40%. НЛМК прогнозировал общее снижение производства у металлургов на 15%, или на более 11 млн т, а Всемирная ассоциация производителей стали (World Steel Association, WSA) ожидала падения потребления стали на 20%.
Однако итоговые цифры в 2022 году оказались гораздо лучше прогнозов. Производство стали в России снизилось за этот период на 7,2%, до 71,5 млн т, следует из отчета WSA. Во-первых, российские металлурги начали замещать достаточно существенные объемы стали, которые до начала войны завозили в Россию украинские и казахские производители. Например, украинский «Метинвест» ежегодно экспортировал в Россию около 0,8–1 млн т стального проката. По данным РЖД, российский импорт черных металлов в 2022 году снизился на 18%, а в денежном выражении — на 15%, до $5,1 млрд (данные ФТС). Иными словами, раньше металлурги продавали свою продукцию на премиальных рынках, замещая ее на внутреннем более дешевой продукцией соседних стран, а теперь, уступив премиальные рынки, вынуждены довольствоваться внутренним. Однако фокус компаний на внутреннем и «дружественных» рынках привел к снижению доходов. Так, выручка «Северстали» за первое полугодие 2023 года сократилась на 10%, а чистая прибыль — на 11%. Выручка ММК за тот же период снизилась на 12,5%, чистая прибыль — на 9%. Но рентабельность при этом снизилась незначительно.
Помимо этого, потребление стали в 2022 году было обеспечено ростом внутреннего спроса и мерами господдержки. Так, основным драйвером на рынке металлопроката в 2022 году был топливно-энергетический комплекс, где рост потребления составил 28% благодаря реализации крупнейшей инвестиционной программы «Газпрома» (она включала закупку труб и металлопроката для строительства газопроводов и ремонтной программы), писал «Коммерсантъ».
За 2023 год выплавка стали увеличилась на 5,6%, до 75,8 млн т, отмечает WSA. По прогнозу Минпромторга, по итогам года производство вырастет до 74 млн т, достигнув доковидного уровня, хотя и останется ниже уровня 2021 года. ММК, которая уже опубликовала операционные результаты за весь прошлый год, увеличила выплавку на 11%, до почти 13 млн т. «Северсталь» за девять месяцев увеличила производство на 5%, по итогам года ожидает рост на 5,6%.
Производство выросло благодаря росту внутреннего спроса на сталь на 15% в январе–сентябре, заявлял замглавы Минпромторга Виктор Евтухов. Дополнительные 5 млн т спроса обеспечил госзаказ, в том числе «оборонка» и строительство. «Северсталь» в своем обзоре за девять месяцев 2023 года пишет, что рост спроса пришелся на сегменты индивидуального домостроения, строительства логистической и транспортной инфраструктуры и машиностроения. Кроме того, в 2023 году отмечается высокий спрос на грузовики, LCV (легкие коммерческие автомобили) и спецтехнику, в том числе в рамках инфраструктурных проектов. Выпуск грузовых вагонов (например, в третьем квартале он увеличился на 46%) рос в результате решения проблем с комплектующими и увеличения объемов грузоперевозок.
В то же время в 2023 году спрос в энергетике упал в основном из-за сокращения инвестпрограммы «Газпрома», который на фоне потери европейского рынка сократил инвестиции на 15%; в 2024 году расходы монополии урезаны еще на 20%, до 1,6 трлн рублей. Потенциал внутреннего рынка России почти исчерпал себя. После резкого роста спроса на сталь в 2023-м Минпромторг прогнозирует, что в новом году удастся прибавить еще «минимум» 2–3%. А «Северсталь» и «Альфа-банк» ожидают замедления темпов роста спроса до 1–2%. Согласно октябрьскому прогнозу WSA, потребление стали в России в 2023–2024 годах составит 43,8 млн т против 41,7 млн т в 2022-м.
Резкое повышение ставки ЦБ в конце прошлого года также ухудшает прогноз для сбыта металла на внутреннем рынке в 2024 году, в первую очередь из-за возможного замедления строительного сектора на фоне роста ставок по ипотечным кредитам, говорится в обзоре «Северстали». На строительную отрасль приходится около 60% спроса на сталь в России или даже больше, поэтому, если российские власти сохранят ключевую ставку ЦБ на таком высоком уровне или даже повысят ее и свернут программы льготной ипотеки (они продлены до 1 июля 2024 года), потребление металла в этом году может начать снижаться. Но спрос со стороны других отраслей, в том числе автомобильной и машиностроения, будет в значительной части это компенсировать и позволит сохранить общую положительную динамику металлопотребления в России, утверждает в своем прогнозе ММК. Впрочем, возможное замедление восстановления машиностроения и других секторов, потребляющих сталь, из-за высоких ставок по кредитам и сокращения некоторых статей бюджетных расходов может привести к дальнейшему уменьшению потребления металла.
Российский рынок не станет для металлургов альтернативой экспорту. Перевод части экономики на военные рельсы может привести к определенному росту внутреннего спроса, однако не компенсирует потерь, особенно в деньгах. Но для дальнейшего расширения внутреннего рынка и для роста его маржинальности никаких оснований нет.