Подпишитесь на Re: Russia в Telegram, чтобы не пропускать новые материалы!
Подпишитесь на Re: Russia 
в Telegram!

Из агрессоров в миротворцы: атака ХАМАСа нанесла серьезный удар по мировому антипутинскому фронту


Визит делегации ХАМАСа в Москву вызвал возмущение в Израиле, а в России был объяснен необходимостью переговоров о судьбе заложников. В нынешнем обострении арабо-израильского противостояния Кремль позиционирует себя в качестве миротворца и посредника. Между тем как большинство комментаторов считают его одним из главных бенефициаров конфликта — он позволяет Москве не только укрепить свой имидж форпоста борьбы с западным неоколониализмом в глазах глобального Юга, но и создать еще одну трещину в «единстве» Запада. Если раньше это единство оспаривалось со стороны крайне правых, разоблачавших его «манипулятивный» характер, то теперь оно оказалось также объектом атаки со стороны левых, разоблачающих пренебрежение «общими западными ценностями» в отношении к палестинцам. Более того, в российско-украинском конфликте единство Запада опиралось на достаточно однозначную оценку того, кто является «агрессором», а кто «жертвой». Но в отношении арабо-израильского конфликта такая однозначность не просматривается в общественном мнении не только глобального Юга, но и Запада. Так или иначе, конфликт в Израиле выглядит очередным эпизодом все более захватывающей мир «волны ревизионизма», ставящей под сомнение прежний мировой порядок и сложившийся баланс сил и укрепляющей тем самым ревизионистский дискурс России и Китая, которые совместно оспаривают роль Запада в поддержании этого порядка.

Роль Москвы: инспиратор или миротворец?

Если бы террористической атаки ХАМАСа против Израиля не случилось, Владимиру Путину стоило бы ее организовать. «Подарком» Путину справедливо называет эту атаку издание Politico. При этом совершенно необязательно искать в ней прямые «следы Кремля», хотя не далее как в марте делегация ХАМАСа посещала Москву для встречи с путинским министром иностранных дел Сергеем Лавровым. По словам представителей делегации, они старались донести до Москвы, что перед лицом продолжающегося давления Израиля их «терпение находится на исходе». И хотя в тот момент это прозвучало для наблюдателей как риторическая фигура, даже девять месяцев назад не надо было обладать особым политическим воображением, чтобы представить, насколько выгодным может быть для Москвы военное обострение на Ближнем Востоке. Визит был воспринят как предостережение Израилю, правительство которого находилось под прессингом общественности, требующей от него занять более проукраинскую позицию. Однако, возможно, как и в случае демонстративных угроз Кремля напасть на Украину в 2021 году, политики и эксперты просто недооценили стратегическую брутальность ХАМАСа.

Другой канал опосредованной связи России с атакой ХАМАСа — ее бурно развивающиеся в последние полтора года военные отношения с Ираном. И дело здесь не в каких-то прямых договоренностях или поставках, ясных следов которых нет и, вероятно, не будет. Широкое сотрудничество Тегерана с Москвой, налаживание связей с Пекином и параллельные попытки газовых договоренностей с ним со стороны Запада резко укрепили позиции и вес Ирана в регионе. Более того, российско-украинская война, как Re: Russia писала недавно, продемонстрировала эффективность стратегии иранского военного строительства, которая была ориентирована на создание в условиях санкций и ограниченных ресурсов военно-технических средств, которые тем не менее способны противостоять армии, оснащенной высокотехнологичным оружием. Этими типами вооружений Иран снабжал спонсируемую им распределенную «ось сопротивления» на Ближнем Востоке. А эффективность использования подобных типов оружия Украиной в противостоянии России (как ни парадоксально) также имела вдохновляющий характер для его получателей в ближневосточном регионе.

Так или иначе, ключевым моментом официальной реакции Москвы на атаку ХАМАСа стало, как отметили практически все наблюдатели, отсутствие соболезнований со стороны Путина и официальных лиц по поводу гибели мирных израильтян. Отсутствие таких соболезнований носило принципиальный характер. Соболезнования, выраженные, например, западными лидерами, фреймировали события как террористическую атаку, а Израиль — как ее жертву. В то время как страны, не выразившие соболезнования, активно включались в интерпретацию событий только на следующем этапе, когда ответные удары Израиля привели к гибели мирных жителей Газы. В этот момент они выступали либо с позиций категорического осуждения израильских ударов, либо с позиций миротворчества, уравнивающего стороны и снимающего вопрос ответственности за обострение конфликта.

Окончательно определившаяся в последнюю неделю «миротворческая» позиция Кремля в отношении конфликта и является оправданием посещения Москвы делегацией ХАМАСа, тем более что в российской интерпретации переговоров речь на них шла прежде всего о судьбе заложников.

Большая сцена: растерянность или оспаривание?

Война в Украине и атака ХАМАСа скорее связаны между собой на более глубоком уровне. И та и другая, равно как и недавние события в Нагорном Карабахе, укладываются в единую «волну ревизионизма» — череду попыток пересмотра сложившегося порядка вещей и баланса сил. Майкл Киммейдж и Ханна Нот на страницах Foreign Affairs называют это новое состояние мирового порядка «эпохой растерянности великих держав» (The Age of Great Power Distraction). В ближайшие месяцы многие субъекты, затронутые войной между Израилем и ХАМАСом, обнаружат, что все четыре великие державы — США, Китай, ЕС и Россия — не имеют достаточного потенциала для разрешения нынешнего кризиса, рассуждают они. Все эти державы связаны своими собственными интересами и обязательствами. Россия зависит от военной помощи Ирана. Соединенные Штаты воспринимаются как союзник Израиля и не имеют достаточного влияния в арабском мире. Китай может предлагать посредничество, но на деле будет избегать прямого вмешательства, не обладая рычагами влияния в регионе, а Европа окажется практически парализованной своими внутренними дискуссиями. Это и есть основная характеристика миропорядка в настоящий момент, поощряющая и подстегивающая ревизионизм других игроков геополитической сцены.

Впрочем, более традиционная интерпретация кризиса указывает на то, что Китай и Россия не столько «растеряны», сколько стремятся оспорить тот порядок, который они считают установленным Западом и который пересматривается теперь в череде запущенных войной в Украине конфликтов. Китай и Россия хотят продемонстрировать свою (в отличие от США) невовлеченность в конфликт и на этом основании перехватить у США роль медиатора на Ближнем Востоке. Однако в действительности «миротворчество» является (как это обычно бывает) инструментом стратегического влияния, а в данном случае — инструментом легализации той «ревизии» сложившегося баланса сил, которая и являлась целью террористической атаки. 

Как отмечают многие комментаторы, атака ХАМАСа имела целью нанести удар по идущим при посредничестве США усилиям по нормализации отношений между Саудовской Аравией и Израилем (впрочем, пока, как пишут эксперты Atlantic Council, оно лишь приостановила, а не развернула этот процесс). Но это не единственный пункт «ревизии» — атака призвана также изменить внутриарабский баланс сил. В первой половине 2022 года радикальные группировки на Ближнем Востоке потерпели ряд электоральных поражений: 15 мая избиратели Ливана лишили «Хезболлу» и ее союзников большинства, которым они располагали на протяжении последних 15 лет, а несколькими месяцами ранее близкий союзник Ирана в Ираке — альянс «Аль-Фатх» — получил политический удар, когда его оппоненты сформировали парламентское большинство. Эти события, в частности, считают аналитики War on the Rocks, и подтолкнули Иран к тому, чтобы активизировать военную и материальную помощь «оси сопротивления».

Мирный процесс, предлагаемый Россией и Китаем, призван не только снизить роль США в качестве стратегического переговорщика, но и легитимировать именно радикальные силы на Ближнем Востоке в качестве главного представителя интересов Палестины и сочувствующего ей арабского мира. Поэтому более основательной все-таки выглядит интерпретация «ревизионистской волны» не как результата «растерянности» «великих держав», а как очередного эпизода «оспаривания» существующего порядка. Во всех трех эпизодах — украинском, карабахском и израильском — инструментов и возможностей «коллективного Запада» оказывается явно недостаточно для того, чтобы сдержать новую вспышку старого конфликта и повлиять на ее исход. И пока это так, возникают всё новые соблазны в отношении пересмотра сложившегося баланса во всё новых точках, а державы, стоящие на позициях «оспаривания», заинтересованы в том, чтобы каждое висящее на стене ружье стреляло, доказывая тем самым «ветхость» старого порядка.

Фрейминг конфликта: агрессор или жертва?

Еще одной важной линией звучащих в последние три недели комментариев являются рассуждения о том, что война в Израиле позволяет Москве кардинально изменить рамку восприятия конфликта в Украине, причем в глазах не только глобального Юга, но и мировой общественности в целом. Действительно, Путин, еще недавно представавший в западном общественном мнении в качестве нового полу-Гитлера, теперь выступает в образе умудренного миротворца, рассуждающего о страданиях мирных жителей.

В целом российская риторика в отношении войны Израиля с ХАМАСом укладывается в традиционное для Кремля позиционирование России как форпоста глобального движения против западного «неоколониализма», камуфлирующее тот факт, что сама она ведет колониальную захватническую войну в Украине, пишет The Wall Street Journal. С самого начала конфликта Москва делает акцент на том, что она называет «лицемерием» западных правительств, которые резко осуждают массовые убийства мирного населения в Украине, но высказывают лишь умеренную критику действий Израиля в Газе. Это, отмечают различные эксперты и комментаторы, открывает перед ней новые возможности во взаимоотношениях со странами глобального Юга и дает основания рассчитывать на поддержку и понимание со стороны антиамериканских и антизападных сегментов мирового общественного мнения.

При этом, как показали последние две недели, война в Израиле несет в себе больший, по сравнению с войной в Украине, потенциал раскола в западном общественном мнении. А точнее, позволяет сложить два потенциала расщепления. Если по поводу войны в Украине западный политический мейнстрим находился под атакой крайне правых, так или иначе разоблачавших манипулятивный характер западного «единства ценностей», то теперь он оказался также под атакой со стороны левых, разоблачающих пренебрежение этими ценностями в отношении к палестинцам.

Однако проблема, как представляется, еще шире. В случае российско-украинской войны основанием антироссийской сплоченности, которой пытался добиться Запад, являлась очевидность того, кто является в данной ситуации «жертвой», а кто — «агрессором». И именно эта очевидность формировала эмоциональную основу единства в сочувствии Украине. В конфликте Израиля и ХАМАСа широкое сочувствие населения стран не только глобального Юга, но и существенной части Запада к палестинцам формирует ситуацию полной амбивалентности в восприятии военного конфликта, в котором идентификация «агрессора» и «жертвы» зависит исключительно от фокуса симпатии наблюдателя. И этот новый фрейминг, вполне созвучный ключевым концептам российской пропаганды, наносит очень серьезный удар по идеологии «единства», которую продвигал на протяжении предыдущих полутора лет западный политический мейнстрим.