Важнейшую роль в прогнозировании поведения той или иной страны на международной арене играет понимание того, как элиты этой страны представляют ее конкурентные преимущества и, соответственно, те социальные условия, которые могут эти преимущества подавлять или максимизировать. К такому выводу приходят авторы специального доклада RAND Corporation. Долгосрочное и имеющее ценностный характер противостояние с таким странами, как Китай и Россия, требует осмысления тех движущих сил, которые определяют их цели и возможности в ходе противостояния, и в то же время позволяет лучше понять собственные цели и преимущества. Сама RAND Corporation была основана сразу после окончания Второй мировой войны и имела целью мобилизовать потенциал научного сообщества США и связать его с центрами принятия политических решений в условиях длительного противостояния с Советским Союзом и его сателлитами и союзниками. Теперь организация претендует на проработку наиболее стратегически важных вопросов в контексте нового длительного противоборства.
То, как элиты Китая и России мыслят собственные конкурентные преимущества, определяет те модели социальной и политической организации, которые они считают предпочтительными и в конце концов навязывают свой стране. Исследователи, впрочем, сразу оговариваются, что, анализируя мнения советской и китайской элиты, сложно отличить реальные убеждения от навязанных пропагандой, поскольку и в Китае, и в России люди не всегда могут свободно выражать сомнения по этому поводу. С другой стороны, продвигаемые элитами этих стран нарративы конкурентоспособности имеют достаточно устойчивый характер. Часто они складывались задолго до возникновения существующих политических режимов и переживали политические трансформации, возрождаясь при новом режиме в новом обличии. Более того, они воспроизводились представителями элиты даже в периоды большей открытости в обеих странах или в условиях эмиграции, когда эти представители элиты оказывались на Западе.
Китайский и российский нарративы в отношении национальных конкурентных преимуществ имеют много сходства, считают аналитики RAND. Рецепты национального успеха в обеих странах ставят во главу угла три элемента: сильную централизованную власть, национализм (унифицированная национальная идентичность) и национальные амбиции, — наложенные поверх национальных культурных ценностей. В основе такого рецепта лежит предположение, что эти элементы обеспечат стране преимущество, несмотря на игнорирование факторов, связанных с динамизмом, открытостью и внутренней конкуренцией.
С момента основания КНР китайские ученые не устают подчеркивать важность политических институтов страны как источника ее силы. Представление о том, что Китай обладает институциональным преимуществом перед своими соперниками, часто встречается как в китайских официальных документах, так и в научных трудах китайских ученых: подчеркивается, что централизация власти компартией позволяет обеспечивать координацию и единство усилий в достижении поставленных целей, чего не наблюдается в западных странах с их политической разноголосицей и необходимостью учитывать конкурирующие политические интересы. Кроме того, в преимущества китайской модели записываются политический прагматизм, идеологическая дисциплина, национальное единство, традиционная культура и ценности. Российская формула успеха выглядит следующим образом: за порядок отвечает автократия (самодержавие), моральную и духовную основу обеспечивает православие (традиционная религия), а военная мощь гарантирует сохранность этой конструкции и возможность идти своим «особым путем».
В таком понимании национальных конкурентных преимуществ существуют определенные «слепые зоны», отмечают аналитики. Отдавая предпочтение жесткому централизованному контролю, обе страны упускают те преимущества, которые несут в себе ценности открытых обществ: низовые инициативы и инновации, горизонтальные связи и институты поддержки и т.д. Замкнутость на самих себе и уверенность в собственном национальном превосходстве снижают способность Москвы и Пекина выстраивать долгосрочные стратегические партнерства. Ими движет утилитарный подход к выбору союзников, что ставит крест на формировании каких-либо идейных, основанных на ценностях прочных связей с другими странами.
При этом из-за непоколебимой веры в свое превосходство и унифицированные национальные ценности и фетишизации вертикального контроля Китай и Россия склонны преувеличивать свою прочность и способность одержать победу над противником. Это повышает их склонность развязывать и обострять конфликты, но в долгосрочной перспективе повышает риск поражения, заключают аналитики RAND.
Действительно, сложно не заметить, что примерно те же представления о конкурентных преимуществах пропагандировались режимами этих стран, существовавшими во второй половине XX века, и в конце концов определили их неконкурентоспособность. Пережив экономические кризисы и отказавшись от мобилизационной модели экономики, новое поколение лидеров, чья юность пришлась на период упадка мобилизационной модели (Путин и Си Цзиньпин — практически ровесники), воспроизводит те же представления об условиях национальной конкурентоспособности, полагая, что теперь они имеют более надежный экономический фундамент.
В то же время, по крайней мере в отношении России, многие социальные исследования ставят под сомнение силу ценностей коллективизма и традиционализма в российском обществе (→ Re: Russia: Клинч консерватизма) и фиксируют существенный сдвиг в направлении индивидуалистических ценностей, усиленный потребительскими паттернами последних десятилетий. Российские власти очевидно пытаются игнорировать эти тенденции или даже обернуть вспять. Однако в результате оказываются сосредоточены не столько на максимизации конкурентных преимуществ, сколько на борьбе с «внутренним врагом», вовсе теряя в итоге из виду прагматическую перспективу централизации.