В стремлении достичь широкой общественной поддержки войны в Украине российские власти используют адресные стратегии, которые адаптированы к региональной и национальной специфике. Так, в российских регионах основным инструментом исторической легитимации войны становится ее представление как продолжение Великой Отечественной. Хотя, как показывают опросы, три четверти респондентов отвергают это сходство. В национальных республиках и этнических регионах власти пытаются вписать прославление войны в местные традиции и религиозные установки. Впрочем, война стала не только предметом массированных пропагандистских кампаний, продвигающих имперский миф мультинациональности, спаянной единством общей истории, но и источником антиколониальных нарративов. Форму острого конфликта это новое явление приобрело в Башкортостане, вылившееся в январе в массовые протесты. Исход войны и успех или неуспех пропагандистской кампании определят, какой нарратив — имперский или антиколониальный — возобладает в этнических регионах в будущем. Пока что миф величия в сочетании с насилием в отношении гражданского населения и наемничеством — традиционные опоры имперской мультинациональности — имеет большие шансы на успех или, во всяком случае, находит свою социальную базу. Как показал недавний анализ, список регионов, в которых в последнее время наблюдался взрывной — на 30–50% — рост депозитов населения, практически совпадает со списком регионов, имеющих наибольший удельный вес военных потерь, — это Тува, Бурятия, Чечня, Адыгея, Алтайский край, Республика Алтай.
Для оправдания и пропаганды войны в Украине московские и региональные власти используют различные фреймы и проекции, отмечает группа экспертов в статье для проекта Ponars Eurasia. Наиболее общим и стандартным приемом в «русских» регионах является параллель между нападением на Украину и Великой Отечественной войной. На примере Пермского края эксперты показывают, что эту параллель поддерживают не только официальные выступления руководства региона, но и способы мемориализации войны. В Перми в память о «героях специальной военной операции» разбит сквер, в городах и деревнях края установлены мемориалы и военные памятники, в том числе в виде якобы принимавшей участие в боях техники. Такой «косплей» мемориалов Великой Отечественной должен способствовать перенесению традиционного для России пиетета перед жертвами той войны на войну нынешнюю.
Отметим, впрочем, что навязанная властями параллель имеет весьма ограниченный эффект. Так, в 11-й волне опросов проекта «Хроники» лишь 29% опрошенных заявили, что сегодня «роль России скорее похожа на роль СССР» в Великой Отечественной войне, а 49% сказали, что скорее не похожа. Среди молодых возрастов (18–39 лет) видят сходство лишь 17%, а видят несходство — более 60%. И лишь среди тех, кому за 50, эти группы становятся примерно равны (по 40%).
Однако в национальных регионах власти пытаются адаптировать популяризацию войны к местным и национальным нарративам и поведенческим стереотипам, отмечают эксперты Ponars. Так, власти Чечни сравнивают войну в Украине со священной войной против «сатанинского Запада», создавая участникам спецоперации имидж «воинов джихада». Причем эту сомнительную с точки зрения ислама концепцию продвигают как официальные власти, так и местное духовенство. В другом преимущественно мусульманском регионе — Татарстане — эксплуатируются стереотипы маскулинности. В сельских районах Татарстана молодые люди призывного возраста, не желая становиться объектом публичного осуждения, часто сами записываются добровольцами в армию. Здесь в большей степени работает не джихадистская мифология, а патерналистская модель, поддержанная значительными материальными стимулами. Чтобы поднять престиж воинской службы, местные власти встречаются с солдатами и их семьями, в том числе с семьями погибших. Такие встречи широко освещаются в местных СМИ. Впрочем, как и в Чечне, пропаганда войны в Татарстане поддерживается духовенством. После начала «частичной» мобилизации в сентябре 2022 года Духовное управление мусульман республики выпустило специальное заявление, признающее ее не противоречащей «мусульманским ценностям».
Поддержка войны со стороны религиозных деятелей сыграла важную роль и в Бурятии, которая вместе с рядом других национальных регионов приняла на себя значительную долю военных потерь, что, по всей видимости, отражает масштаб призванного и завербованного в республике мужского населения. Глава Буддийской традиционной сангхи, крупнейшей организации российской буддистской общины, выступил с заявлением, что буддисты Бурятии «воюют за русский мир, за славянский мир, чтобы сохранить свой монгольский мир». Идея единства исторической судьбы русского и монгольского мира, в том числе на полях сражений, продвигаемая властями республики, принимает подчас почти комические формы. Государственный архив Бурятии опубликовал свидетельства о фактах участия бурятских солдат в войне против Наполеона. Идея единства исторической судьбы является важнейшей составляющей концепции России как особой цивилизации, исторически соединяющей представителей разных национальностей и религий. Впрочем, этот «цивилизационный» нарратив восходит к традиционному имперскому мифу — именно так империи прошлого стремились легитимировать свое существование и интегрировать национальные окраины.
Так или иначе, именно буряты стали одним из символов «этнического участия» во вторжении в Украину и продвигаемого властями милитаристского образа «русского мира». Этому способствовали как родившийся еще во время войны в Донбассе в 2015 году мем «боевые буряты Путина», так и сведения об участии выходцев из Бурятии в военных преступлениях в Буче. Официальная пропаганда и лично Владимир Путин разворачивают этот информационный шлейф в миф об особом мужестве бурятских солдат.
Однако наряду с имперским мифом общей исторической судьбы и милитаристской общности война активизировала в этнических регионах и антиколониальный нарратив, отмечает независимый исследователь Влада Баранова в статье для аналитического портала Russia.Post. По ее оценке, рост этнически окрашенных протестных настроений начался в России еще в середине 2010-х годов. И хотя фокусом их были социальные вопросы и проблемы, эти настроения все же имели отчетливый и хорошо понятный местному населению антиколониальный подтекст.
После вторжения в Украину в 2022 году языковая и этническая политика в России еще более ужесточилась. Однако особенно важным стало очевидное неравенство в распределении бремени войны в региональном разрезе. По данным проекта Би-би-си-«Медиазоны», ведущего мониторинг росийских военных потерь по открытым источникам, первые пять строчек по удельному весу погибших (число потерь на 10 тыс. мужского населения) занимают Тыва (49 смертей), Бурятия (37), Ненецкий автономный округ (30), Республика Алтай (27) и Забайкальский край (26). Действительные цифры, по всей видимости, в два раза выше, и это означает, что в Тыве уже погиб каждый сотый мужчина, а в Бурятии — каждый 130-й. Так или иначе, показатель удельной гибели на войне в этих республиках в 15–25 раз превышает аналогичный показатель для Москвы и в 10–15 раз — для Петербурга. В свою очередь это неравенство является отражением социального неравенства (большая доля контрактников из республик происходит из среды с крайне низким уровнем жизни), которое, однако, получает здесь наиболее мощное символическое выражение.
Форму открытого конфликта эти настроения приобрели во время недавних протестов в Башкортостане, где в январе прошли массовые протесты против вынесения приговора активисту Фаилу Алсынову. Алсынов, в частности, писал о том, что на войну в Украине мобилизовано непропорционально большое количество башкир, и называл это «геноцидом против башкирского народа». В ходе протестов в поддержку Алсынова полиция применила силу, было задержано более 45 человек, один из которых получил тяжкие телесные повреждения, а другой — скончался в заключении.
Эксперты давно предупреждают, что исход войны в Украине и успех или неуспех пропагандистской кампании ее оправдания будут иметь критическое значение для вопроса, какой из двух нарративов — имперский или антиколониальный — станет доминировать в национальных республиках и этнических регионах в будущем. Наиболее негативные сценарии тотального кризиса центральной власти предполагают одновременный всплеск сепаратистских и антиколониальных протестов во многих из этих регионов, который станет фактором неспособности московских властей справиться с ситуацией (→ Re: Russia: Российская матрица).
Однако пока очень крупные для депрессивных этнических регионов выплаты добровольцам-контрактникам «скрепляют» имперский миф или, во всяком случае, создают для его распространения социальную базу. Как показал недавний анализ экспертов Института развивающихся экономик ЦБ Финляндии (BOFIT), список регионов, в которых в последнее время наблюдался взрывной рост (на 30–50%) объемов депозитов населения, практически повторяет список лидеров по удельному весу военных потерь — это Тува, Бурятия, Чечня, Адыгея, Алтайский край, Республика Алтай. Впрочем, миф величия в сочетании с насилием в отношении гражданского населения и наемничеством — традиционные опоры имперской мультинациональности.