К осени 2023 года Владимир Путин сумел в существенной степени стабилизировать свой режим, испытывавший на протяжении предыдущих 18 месяцев значительное напряжение в связи с провалом военного блицкрига в Украине и неготовностью управленческой системы и экономики к затяжной войне. Чехарда и импровизации в военном планировании и командовании, санкционный шок, неудачи на фронте, нехватка живой силы в войсках, амуниции и оружия, конфликты в элитах, протесты и репрессии, восстание Пригожина и «фронда справа» — все это создавало ощущение неустойчивости и заставляло аналитиков всерьез рассматривать самые мрачные сценарии будущего для путинского режима и России в целом.
Сегодня аналитики, напротив, склонны видеть признаки стабилизации авторитарного порядка в условиях продолжающейся войны. Ключевыми здесь можно считать четыре фактора. Во-первых, это нормализация военного командования и успешная организация обороны оккупированных территорий перед лицом украинского наступления. Во-вторых, купирование кризисных эффектов санкций и развертывание военного производства наряду с закупками оружия в Иране и Северной Корее. В-третьих, найденный властями конкурентный формат контракта, позволяющий привлекать пополнение в войска, — он представляет собой сочетание коммерческого и «идейного» факторов с административным нажимом и дает возможность избежать новой мобилизации, во всяком случае до президентских выборов. Наконец, в-четвертых, это успешная адаптация общества к реалиям войны и репрессивной мобилизации, а также лояльность режиму и устойчивость российской элиты.
Последний фактор отмечает политолог Джорис ван Бладел из брюссельского Egmont Institute. Опираясь на публичные рейтинги российской элиты, составляемые околокремлевским экспертным центром, он указывает, что с начала войны путинское окружение, верхушка правительства и силового блока практически полностью сохранили свой персональный состав, приближенность к Владимиру Путину и влияние на принятие решений — если успехи и провалы на фронте, достижения и недоработки на поле пропаганды и взлеты и падения в экономической сфере и отразились на этом, то самым минимальным образом.
О том же в опубликованной Re: Russia статье «Дети, чеболи и адъютанты» писал политолог Николай Петров, отмечавший, что на фоне тектонических социальных сдвигов, связанных с вторжением в Украину, кадровые изменения в российской бюрократической и силовой элите выглядят крайне скромными: активные перемещения по горизонтали в среднем управленческом звене сочетаются с застоем в верхнем звене приближенных к Путину «патронов». В результате эти перемещения лишь подчеркивают устойчивость и неизменность статус-кво. Впрочем, на этом фоне выделяются два работающих карьерных лифта — «адъютанты» (Путина) и «дети» (путинской элиты). Первые становятся своего рода путинской «преторианской гвардией», расползающейся по бюрократическому и силовому аппарату режима. Вторые занимают всё более значимые места в структуре путинских «чеболей», находящихся под патронажем давних соратников Путина. Но все эти процессы постепенной трансформации элиты формируют скорее механизмы преемственности режима в условиях путинского заката.
Прошедшие в сентябре 2023 года выборы в регионах также подтвердили способность режима управлять электоральными процессами в условиях войны, отмечает политолог Маргарита Завадская. Выборы по-прежнему выполняют ту роль, которую они обычно играют в сложившихся автократиях, — являются сигналом для граждан и элит, что режим способен добиваться нужного и предсказуемого результата, не прибегая к чрезвычайным мерам (отмене выборов, чрезмерной эскалации репрессий и насилия). В чрезвычайных условиях войны, санкций и массовой эмиграции режим не предпринимает также попыток перестроить партийный спектр.
Как еще раньше, до начала войны, отмечали исследователи путинского режима, его устойчивость связана не с институциональным укреплением государства и его организационного потенциала, а с поддержанием клиентелистских сетей распределения ренты. Поэтому, хотя с традиционной точки зрения режим может выглядеть «слабым», он способен сохранять стабильность даже перед лицом серьезных вызовов, каковыми стали провал плана украинского блицкрига или масштабные западные санкции. Хорошо иллюстрирует этот парадокс «пригожинская история». С традиционной точки зрения, в дни пригожинского мятежа авантюристическая политика расщепления принципов военного единоначалия и создания независимых частных армий, казалось бы, привела государство на грань катастрофы. Однако с точки зрения клиентелистско-мафиозной системы, последующая показательная, жестокая внесудебная расправа над Пригожиным лишь подтвердила и укрепила действенность принципов неформальности и волюнтаризма и способность режима справляться с ситуацией, даже когда она, как кажется, вышла из-под контроля.
Ван Бладел также пишет, что Россия хоть и кажется «более устойчивой, чем можно было бы надеяться, однако она также более уязвима, чем мы обычно думаем, что заставляет нас характеризовать ее как квазиустойчивую». Этот парадокс, впрочем, известен экспертам. Так, известный американский исследователь российской экономики и политики Тимоти Фрай назвал свою книгу о России «Слабый сильный лидер» («Weak Strongman»). По его мнению, путинский режим вынужден постоянно и рутинным образом создавать множество локальных балансов: больше или меньше фальсифицировать выборы, больше или меньше репрессировать независимую политическую активность, больше или меньше инвестировать в выплаты бюджетникам и т.п. Это делает режим склонным к повторяющимся локальным провалам, но в то же время делает его удивительно гибким.
За прошедшие два года путинский авторитаризм продемонстрировал способность совершать критические просчеты, но также и способность мобилизоваться для их исправления и преодоления. Однако никто не знает, как долго будет работать механизм, позволяющий воспроизводить эту «устойчивую неустойчивость». Следует также упомянуть, что критическим фактором «помощи» режиму стали экстраординарные доходы от экспорта в 2022 году, которые на $165 млрд превзошли стандартные годовые экспортные доходы за последние 10 лет. Кроме того, несмотря на успехи в купировании проблем прошлого года, режим, безусловно, вошел не в то состояние, в котором находился до войны, а в другое, которое требует гораздо более высокого уровня постоянной мобилизованности.