Российские власти отчитываются о рекордном притоке «добровольцев», готовых воевать в Украине, и, похоже, действительно сумеют избежать второй волны мобилизации благодаря новой системе контракта. Ее основу составляет весьма высокая по российским меркам медианная зарплата, подкрепленная существенными выплатами в момент заключения контракта, щедрыми «гробовыми» и социальными льготами для контрактников и их семей. Однако такие условия являются конкурентными лишь для определенной социальной ниши. Опубликованное «Новой газетой Европа» исследование рисует портрет типового нового контрактника на основании анализа профилей «добровольцев» во «ВКонтакте»: это мужчина с невысоким образованием и низкими доходами, до войны работавший на средних или неквалифицированных должностях в депрессивном регионе. Идеологические мотивы играют для него периферийную роль — скорее важно общее тяготение к культуре маскулинности. При этом выполнение плана по рекрутингу и соответственно «донастройка» параметров конкурентоспособности контракта возложена на губернаторов. Непонятно, насколько широк этот слой при заданных материальных параметрах. По всей видимости, его не хватит, чтобы заместить тех, кто был мобилизован год назад, но будет достаточно, чтобы удовлетворить аппетиты фронта до «президентских выборов».
Одна из главных проблем, вставших перед Кремлем с начала полномасштабной войны в Украине, состоит в необходимости удерживать баланс между, с одной стороны, нуждой в большом количестве живой силы для ведения боевых действий и восполнения потерь и, с другой, сохранением лояльности со стороны основной массы российских обывателей, которые готовы терпеть войну на условиях отсутствия существенных издержек для себя лично. Российская контрактная армия, создававшаяся в последние десятилетия, буквально рассыпалась после начала конфликта. С ее невысокими зарплатами она, по сути, являлась нишей альтернативной занятости, и ее контингент либо был совершенно не готов воевать, либо (в части профессиональных соединений) понес серьезные потери в первые месяцы вторжения. Объявленная осенью 2022 года мобилизация была призвана компенсировать катастрофическую нехватку военнослужащих, но обернулась для общества социальным шоком, и, хотя он так и не получил политических последствий, повторение этого опыта накануне «президентских выборов» власти сочли для себя рискованным.
Однако уже летом 2023 года появились бравурные сообщения об огромном потоке «добровольцев», а в сентябре Владимир Путин заявил о 300 тыс. подписанных с Минобороны контрактов. При этом, как показывают в том числе опросы общественного мнения, среди жителей России стремление отправиться добровольцем на войну с Украиной особого распространения не имеет. И речь, таким образом, идет не о добровольческом движении, а о новом наборе контрактников, в основе которого — особые финансовые условия, предлагающие выгодную альтернативу гражданскому рынку труда.
По расчетам «Новой газеты Европа», медианная зарплата контрактника на данный момент составляет 204 тыс. рублей, что в три и более раза превышает средний российский размер зарплат водителя, автослесаря, продавца, учителя или врача. Кроме того, заключение контракта сопровождается единовременной выплатой, размер которой отличается от региона к региону и может достигать 450 тыс. рублей. К этому стоит прибавить «наступательные» (8 тыс. рублей «за каждый день участия в активных наступательных действиях» и 50 тыс. рублей «за каждый километр продвижения в составе штурмовых отрядов») и «гробовые» (все то, что прямо или в виде льгот получит семья погибшего контрактника), сумма которых (порядка 12,5 млн рублей), по подсчетам «Новой газеты Европа», также ощутимо превышает средний ожидаемый доход российского мужчины в период между его 35-летием и выходом на пенсию. Это больше, даже если бы этот мужчина жил и работал в одном из самых богатых российских регионах — в Москве, Московской области, Санкт-Петербурге или ЯНАО. Кроме того, государство на годы вперед гарантирует контрактникам и их семьям ощутимые льготы: надбавки к пенсии, кредитные каникулы, квоты для поступления детей в вузы, освобождение от исполнения судебных решений и др.При этом за набор контрактников отвечают губернаторы (а в прошлом году на них была возложена ответственность за выполнение планов по мобилизации), и между регионами идет борьба за «добровольцев» — более богатые переманивают их более высокими выплатами. Впрочем, принуждение также идет в ход. Недавнее расследование «Важных историй» показывает, что региональные власти принуждают к заключению контрактов уязвимые контингенты: мигрантов, банкротов и должников, безработных, бездомных, алкоголиков и т.д. Но это скорее вспомогательные механизмы, позволяющие регионалам «закрыть» план.
В то же время «рыночные» условия контракта для большей части российского населения, несомненно, не могут покрыть издержки войны, в том числе достаточно высокую вероятность гибели. Поэтому новая контрактная система в первую очередь адресует описанные выше материальные стимулы специфической социальной среде, для которой они оказываются приемлемыми и адекватными. Социологи Андрей Щербак, Михаил Комин и Михаил Соколов проанализировали социальные портреты «полевых командиров» войны на Донбассе (2014–2022) — реальных добровольцев. Как правило, это мужчины без высшего образования и с низкими доходами, работавшие на невысоких и не требовавших квалификации должностях, часто имевшие проблемы с законом, но благодаря войне получившие «окно возможностей». Новые условия позволили им стать в ЛНР и ДНР своего рода контрэлитой, «низкий» бэкграунд которой стал источником ее нынешнего «высокого» статуса.
Исследование, опубликованное «Новой газетой Европа», рисует обобщенный портрет типичного россиянина, который принял решение ехать на фронт в Украину, на основании анализа более 700 профилей «добровольцев» в соцсети «ВКонтакте». Из этого анализа следует, что такое решение, как правило, находится на пересечении социальных, идейных и материальных стимулов. Как и в исследовании Щербака и его соавторов, это преимущественно люди без высшего образования и со средней квалификацией, многие из которых работают вахтовым способом за пределами своего региона проживания. Вахта является адекватным и эффективным способом заработка для молодых мужчин без высокой квалификации из депрессивных регионов. Поездка на фронт в таком социально-экономическом контексте выглядит той же вахтой, пусть и несколько более опасной.
Издание также отмечает, что военным «добровольцам» свойственны типичные или, скорее, стереотипные мужские увлечения: автомобили, спорт, кино, татуировки, рыбалка, то есть традиционные маркеры маскулинности. В этом списке также фигурирует увлечение «историей», за которым, видимо, скрывается чтение историко-конспирологической поп-литературы. Исследование «Новой газеты Европа» обнаруживает, что такие «новые контрактники» в норме не являются убежденными турбопатриотами и индифферентны к официозу. Они преимущественно не ориентированы ни на «официальные источники» (Госдума, Минобороны), ни на популярных провоенных блогеров (Подоляк, Абзалов), но чаще выбирают анонимные паблики с названиями вроде «Вежливые люди» и «Армия Z», которые постят простой контент: фото и видео с фронта с короткими комментариями. То есть и в медиапотреблении они также соотнесены скорее с маскулинным габитусом, нежели с идеологией «русского мира». Так или иначе, их идеологическая заряженность высвечивается именно тогда, когда такая «вахта на фронте» оказывается в их представлениях экономически рациональной. В своих оценках они не чужды социального критицизма и рассказывают в соцсетях об армейских проблемах: недостаточном снабжении, участии в «мясных штурмах» и «разминировании минных полей своими телами». Но это не ставит под сомнение в их глазах политический и социальный порядок и рациональность войны, однако позволяет выпустить пар и сохранить дистанцированность от идейного и военного фанатизма, оставаясь — в собственных представлениях — носителями определенной социальной нормальности.
Иными словами, российские власти на данном этапе нашли своего рода «фронтовой эквилибриум» — социальные ниши, в которых новые условия «добровольческого» контракта оказываются конкурентными в контексте конкретных экономических условий и социального опыта. Неизвестно, насколько велик этот социальный слой и как скажется на нем новый опыт, который эти контрактники приобретут по итогам полугодового или годового пребывания на фронте. Существенными здесь будут также устойчивость и надежность выполнения материальных обещаний и отношение к войне в обществе в целом. Новая система, в которой ответственность за «план» по контрактникам возложена на губернаторов, не позволяет также заменить мобилизованных год назад. Но за счет притока «добровольцев» частичное решение проблемы найдено и, по крайней мере до выборов, мобилизация Кремлю, похоже, не понадобится.