22 миллиона голосов, добавленных Владимиру Путину, — это нижняя граница фальсификаций на прошедших выборах. Скорректированный результат заставляет предположить, что в выборах приняли участие не 77%, а лишь около 55% избирателей. При этом значительная часть из них была мобилизована по месту работы и отчитывалась перед начальством, проголосовав в пятницу, когда, по данным ЦИК, к урнам пришли 35% избирателей. Среди пришедших на выборы, согласно скорректированным методом Шпилькина данным, подавляющее большинство (около 80%) отдали свой голос за Путина. Однако без вбросов и принудительного голосования явка на выборах оказалась бы низкой, подорвав иллюзию «всенародной поддержки». Масштабы фальсификаций на этих выборах не превзошли рекорд «всенародного голосования» по поправкам к конституции (27 млн вброшенных голосов), но оказались в 2,3 раза бо́льшими, чем на предыдущих президентских выборах.
Механика авторитарных выборов представляет собой двухступенчатую манипуляцию. Отбор непривлекательных для активных социальных групп кандидатов должен оттолкнуть эти группы от участия в выборах. В результате сторонники власти оказываются среди пришедших перепредставлены, а противники — недопредставлены. Однако вбросы в пользу «административного» кандидата делают отсутствие непришедших незаметным и увеличивают абсолютный результат кандидата власти, создавая у непришедших впечатление собственной малочисленности перед лицом подавляющего лоялистского большинства.
Согласно подсчетам независимого аналитика Ивана Шукшина, использовавшего так называемый метод Шпилькина, Путину на прошедших выборах добавили около 22 млн фиктивных голосов. К тому же результату, используя тот же метод, пришли дата-журналисты «Важных историй». «Новая газета Европа» (также опираясь на Шпилькина) сначала оценила число вброшенных бюллетеней в 31,6 млн, однако подсчет был основан на том, что, определяя «базу» нормального распределения, аналитики не исключили из нее данные электронного голосования. Впоследствии «Новая» скорректировала оценку до тех же 22 млн голосов.
Эти цифры говорят о масштабах фальсификаций только с бумажными бюллетенями и не учитывают 4,4 млн голосов, поданных через систему «Дистанционное электронное голосование» (ДЭГ). Эта система не поддается никакому независимому контролю, к ней не имеют доступа даже избирательные комиссии. Поэтому анализировать ее результаты методом Шпилькина невозможно. Согласно официальным данным, за Путина были отданы 89,1% электронных голосов, то есть 3,92 млн. Если вычесть из официальной явки и результата Путина долю ДЭГ, то фальсификатом окажется уже 29% поданных за Путина бумажных бюллетеней, то есть почти каждый третий.
Если предположить, что общее число голосовавших электронно не завышено, а завышена только доля голосовавших за Путина среди них, а также вычесть 3 млн приписанных голосов с оккупированных территорий, то общая картина выборов выглядит следующим образом. В выборах приняли участие не 87 млн человек (77% избирателей), а скорее 60 млн (порядка 56%), за Путина отдали свои голоса не 76,3 млн, как объявлено, а около 50 млн, что составляет немногим более 40% всех избирателей.
Таким образом, несмотря на колоссальный масштаб вбросов, распределение голосов меняется не так сильно. С учетом этих корректировок, среди принявших участие в голосовании около 80% все же отдали свои голоса Путину. Следует, впрочем, иметь в виду, что метод Шпилькина вообще не учитывает фальсификации такого рода, как передача голоса от одного кандидата другому, поэтому и общие цифры «ложных голосов» в реальности, вероятно, выше. Тем более что российские власти хорошо знакомы с методикой Шпилькина и вполне могли корректировать данные «перекладыванием» голосов в момент внесения их в базу данных. (На вероятность «перекладывания» указывает и расщепление московского «ядра» на две части на диаграммах распределения голосов, отмечает в своем разборе «Медуза».) В частности, Путин мог получить часть голосов Даванкова, результат которого, по оценкам Шукшина, должен был быть близким к 10%. В таком случае путинский результат сдвигается к отметке 75%.
При том что распределение голосов изменилось не кардинально, существенно меняется оценка того, сколько избирателей участвовали в избирательном шоу. Если ориентироваться на метод Шпилькина, в выборах участвовали чуть более 55% избирателей. При этом известно, что на этот раз в России была организована поистине массовая система принудительного голосования, поставленная под контроль начальства по месту работы избирателей (→ Голос: Административная мобилизация; Re: Russia: 80 на 80). По итогам первого дня голосования, рабочей пятницы, ЦИК отчитался о том, что на участки пришло 35,4% избирателей, то есть лишь немногим меньше, чем за два следующих выходных дня. Эта аномалия объясняется тем, что именно в будний день было проще организовать массовый «рабочий» контроль за посещением участков.
Сложно сказать, какая доля из 35% голосовавших в пятницу пришла по принуждению, но, по всей видимости, значительная. Таким образом, можно с достаточным основанием утверждать, что без системы принуждения участие в выборах приняло бы существенно меньше 50% избирателей. Может быть, 45%, а может быть, 40%. Среди них подавляющее большинство все равно голосовало бы за Путина, но их доля относительно общего числа избирателей была бы существенно меньше. Согласно официальным данным, за Путина отдали голоса две трети всех российских избирателей; если бы явка (без вбросов и принудительных приводов) оказалась ближе к 40%, то при тех же 75% отданных Путину голосов доля голосовавших за Путина сократилась бы до 35% от всех избирателей. И весьма возможно, она такой и была.
Фальсификация результатов выборов — повсеместно распространенная практика авторитарных режимов, однако ее изучение затруднено тем, что такие режимы обычно достаточно надежно скрывают свою внутреннюю кухню, ограничивая наблюдение за выборами и доступ к информации.
Российская специфика заключается в том, что в 1990-е годы политическая система в стране была конкурентной. Оппозиционные партии лидировали на думских выборах (в 1993 и 1995 годах), исход президентских выборов решался лишь во втором туре (1996), а находящиеся в оппозиции Ельцину кандидаты-коммунисты пачками выигрывали губернаторские выборы в регионах. Обратный процесс автократизации и порчи электоральных практик на региональном уровне начался в самом конце 1990-х, а на федеральном — уже при Путине. При этом фальсификации не являлись каким-то тотальным, ковровым явлением, но происходили в конкретных местах.
Во второй половине 1990-х годов они наблюдались почти исключительно в национальных республиках, где власть уже была выстроена вертикально, опираясь на патрональные сети, сохранившиеся еще с советских времен. В 2000-е практика вбросов начинала расползаться все шире, но вплоть до второй половины 2010-х основные фальсификации были сосредоточены в менее чем половине регионов (→ Сергей Шпилькин: Хвосты и пики).
Тот факт, что фальсификации не размазаны по всем избирательным участкам, а имеют точечную (дискретную) природу, и лег в основу знаменитого теперь метода исследователя электоральной статистики Сергея Шпилькина. На тех участках, где фальсификаций нет, мы видим один уровень явки и характер распределения голосов между участниками. На тех, где они есть, явка существенно выше, при этом дополнительные голоса мнимых участников не распределяются между кандидатами, но целиком достаются «административному» кандидату. Такие голоса Шпилькин назвал «аномальными». Если расположить результаты со всех участков в виде точек на плоскости, где по оси X будет уровень явки, а по оси Y — результат кандидата власти («административного» кандидата или партии), то мы увидим сгущение в зоне нормального распределения и уходящий от него «хвост кометы» в правый верхний угол (рост явки и доли голосов «административного» кандидата). Это и есть вбросы, или фальсификат, доля которых может быть посчитана. На диаграммах распределения голосов на выборах 2024 года комета практически исчезла, оставив только хвост.
На двух диаграммах ниже показана история идентифицируемых методом Шпилькина фальсификаций результатов выборов на протяжении последних 25 лет (помимо президентских и думских выборов, учтены также результаты голосования по поправкам к конституции). На первой отражена доля фальсификата в голосах, поданных за «административного» кандидата, на второй — официальные и скорректированные данные явки и голосов за основного кандидата.
Как видим, во-первых, роль фальсификата в результатах выборов возрастала постепенно. В 2000 году они незначительны, но уже на выборах 2003–2004 годов доля вбросов в результатах «административного» кандидата (Путина и «Единой России») достигает 17%. Однако наибольший размах эта практика получает на думских выборах после 2007 года и на голосовании по поправкам к конституции. Здесь к фальсификату можно отнести практически половину голосов, якобы отданных за поправки и за «Единую Россию». Реальная явка на думских выборах в этот период всегда была ниже 50%, а результат «Единой России» — ниже 40% (в среднем 36% вместо 51% в официальных данных). За поправки к конституции проголосовало 65% пришедших на участки, однако таких, несмотря на недельное голосование, было примерно 43% от общего числа избирателей. При этом число регионов с относительно честным подсчетом (не более 10% фальсификата) сократилось до 16% (→ Сергей Шпилькин: Хвост вертит кометой).
В то же время, как следует из скорректированных результатов, на президентских выборах, за исключением последних, «административный» кандидат (четыре раза — Путин и один — Медведев) в действительности получал в среднем 62% вместо 67%, как это выглядело в официальных данных. Разница кажется на первый взгляд непринципиальной. И эта картина может разочаровать тех, кто считает, что выборы в России «тотально сфабрикованы». Зато она позволяет понять логику и механизмы электорального авторитаризма.
Авторитарная стратегия электоральных манипуляций состоит из двух преобразований, а ее центральным элементом является явка. На первой ступени манипуляции с ограничением доступа кандидатов и партий к участию в выборах дестимулирует приход на выборы тех, кого отобранные кандидаты не удовлетворяют. В результате среди тех, кто пришел, сторонники «административного» кандидата оказываются перепредставлены, а противники — недопредставлены. Принципиальное значение имеет и то, кто пойдет и кто не пойдет на выборы: именно их соотношение, а не реальные предпочтения граждан, определяет результат голосования. Тот факт, что из пришедших и приведенных на выборы около 75% проголосовали за Путина, не выглядит удивительным: кандидаты были подобраны так, что голосовать было больше не за кого. Вопрос в том, какую долю они составляют в населении.
В то же время не пришедшие на выборы не увидят в итогах голосования следов своего отсутствия. В этом состоит стратегическое значение вбросов за «административного» кандидата — второго преобразования электоральной манипуляции. Замещение непришедших фиктивными (вброшенными) голосами создает у населения — в том числе у непришедших — впечатление существования абсолютного большинства лояльности — гегемонии «глубинного народа» — и заставляет занижать оценки численности непришедших, то есть таких как они. Вбросы удваивают достигнутую на первом этапе манипуляции диспропорцию.
Пожалуй, самым наглядным примером такой двуступенчатой манипуляции стало голосование по поправкам к конституции. В то время как опросы 2020 года показывали примерно равное число сторонников и противников поправок, 30% всех избирателей, поддержавших их на голосовании, составили две трети от пришедших голосовать (43% избирателей). При этом еще примерно 15% избирателей, которые обычно участвуют в президентских выборах, не пришли. В случае их прихода и голосования «против» доли сторонников и противников поправок оказались бы равны. Но машина фальсификаций добавила непришедших к сторонникам поправок, которых таким образом в официальных данных оказалось 78% при мнимой явке 68%.
Как показывают скорректированные методом Шпилькина данные, за исключением выборов 2000 года, средняя реальная явка на всех президентских выборах, включая последние, составляла 56%, в то время как, по официальным данным, она якобы достигала 69%. В результате официальные итоги президентских выборов создают впечатление, что за Путина голосует около половины всех российских избирателей (51%), хотя в действительности эта доля составляет в среднем 37%. Эта разница может показаться не столь уж значительной, если не учитывать тот факт, что в норме в президентских выборах в России участвует около 60% населения.
Задача авторитарных выборов состоит в том, чтобы на них не пришли примерно 15% избирателей, которые пошли бы голосовать на конкурентных выборах, и чтобы пришли 15% тех лояльных, которые не пошли бы голосовать. К последним плюсуются голоса тех, кто не пришел. Если развернуть двухступенчатую фальсификацию в обратную сторону, то мы получим следующую картину.
По официальным данным, в выборах приняли участие 77% избирателей, 65% всех избирателей голосовали за Путина, и это дало ему 84% от явки. Благодаря методу Шпилькина мы знаем, что в реальности в выборах приняли участие около 56% избирателей, 43% всех избирателей проголосовали за Путина, и это дало ему около 78% голосов пришедших. Если предположить, что 13% были приведены насильно, а 13%, желавших проголосовать за альтернативного кандидата, не пришли, то в случае непривода первых и прихода вторых явка осталась бы такой же, но за Путина голосовали бы лишь 30% всех избирателей, а за альтернативного (антивоенного) кандидата — 19% (голоса Даванкова и потенциально пришедших). В этом случае Путин победил бы на выборах с примерно 54%, в то время как альтернативный кандидат набрал бы 34%. Результат выборов был бы тем же, но итог — совершенно другим. Наше представление о гегемонии «глубинного народа» было бы существенно скорректировано. И это создавало бы совсем другую политическую перспективу.