Лоскутное одеяло: рукотворный кризис-2022 в разрезе российских регионов

Кризис-2022: ожидания, факторы и результаты

В марте–апреле большинство оценок предрекало сильный экономический спад, в том числе в российских регионах. Такого же мнения придерживался и автор этого текста, оценивая масштаб санкций и логистических разрывов и наблюдая уход многих иностранных компаний из России.

Предполагалось, что складские запасы импортных комплектующих на российских предприятиях ограничены двумя-тремя месяцами, но это оказалось неточным — после ковидных логистических проблем 2020 года многие компании стали делать большие запасы. Но помимо этого, не были учтены три базовых фактора, которые оказали влияние на экономическую динамику в регионах в 2022 году. 

Во-первых, это значительный рост мировых цен на многие виды ресурсов, который позволил наращивать доходы даже при снижении объемов экспорта. Во-вторых, это выработанная предшествующими кризисами способность российского бизнеса адаптироваться к резкому ухудшению условий. В 2022 году эта способность оказалась очень высокой и проявилась в поиске новых рынков сбыта и каналов поставок импортной продукции — потребительской, комплектующих и оборудования. В-третьих, в момент первых прогнозов еще не были известны многие решения российских властей по смягчению экономических проблем: разрешение параллельного импорта, что помогло в первую очередь насытить потребительский рынок, увеличение бюджетных расходов на поддержку низкодоходных групп населения (повышение на 10% пенсий, минимального размера оплаты труда, прожиточного минимума, а также введение ежемесячных пособий малоимущим семьям с детьми), расширение льготной ипотеки для поддержки жилищного строительства и пр. Эти решения, весьма затратные для бюджета, помогли смягчить эффект сокращения доходов населения и потребительского спроса.

Хотя на данный момент доступна статистика лишь за январь–сентябрь, можно вполне определенно обозначить основные тренды и парадоксы кризисной динамики «военного года». Сильного спада в регионах добывающей промышленности не будет, в основном за счет возможностей переориентации на другие рынки сбыта. В обрабатывающей промышленности сохранится значительный спад в регионах автомобильной промышленности. Сокращение ввода жилья усилится, оно наиболее заметно в Москве, что приведет к сжатию спроса на металлы и стройматериалы. 

Розничная торговля непродовольственными товарами вряд ли быстро восстановится из-за спада доходов населения и более высоких цен параллельного импорта. Эти проблемы будут ощущаться сильнее в крупнейших агломерациях. Потребление других услуг стагнирует, но не снижается существенно. Медленный спад доходов позволяет населению приспособиться, структура потребления сдвигается к продовольствию, как во все предыдущие кризисы. Численность занятых будет сокращаться, можно ожидать баланса спроса на работников и предложения рабочей силы на более низком уровне, хотя в промышленности будут дисбалансы (нехватка кадров), особенно в регионах с постаревшим населением. Но большого роста безработицы в регионах не будет, как и неполной занятости. Бюджеты регионов получают поддержку, обвала не произойдет, хотя дефицитных бюджетов к концу года будет много.

Еще один вопрос, который задается в основном бизнес-аудиторией: в каких регионах выше возможности и выше риски? Ответить на него можно так. Возможности развития Дальнего Востока в рамках «поворота на Восток» пока выглядят спорными — мало инвестиций, территория теряет население, почти нет крупных проектов. Аграрные регионы Юга и Черноземья, скорее всего, пройдут кризис мягче благодаря сохранению внутреннего спроса на пищевую продукцию, но многое зависит от вводимых государством ограничений на экспорт. Рост промышленности будет продолжаться в регионах ВПК до завершения «спецоперации». Москва, с немалой вероятностью, пройдет новый кризис мягче других регионов (как и два предыдущих кризиса), столица имеет огромные экономические преимущества и инвестиционные возможности, в том числе благодаря максимальной доле НДФЛ в доходах своего бюджета, что служит стабилизирующим фактором.

Основные риски санкций в черной металлургии, лесопереработке (Северо-Запад) уже реализованы. В конце 2022 года и в 2023 году вырастут риски в добыче угля (сильнее всего — в Кемеровской области) и газа (ЯНАО), а в 2023-м усилятся риски в нефтепереработке (Поволжье и Центр). В целом же, кризис развивается медленно, и следующий важный рубеж, когда станут понятны контуры его развития, — это скорее февраль–март 2023 года.

Кризис-2022 в регионально-отраслевом разрезе

Добывающая промышленность после апрельского спада восстановила объемы производства в августе, однако в сентябре–октябре спад возобновился (–2,7% к октябрю 2021 года). В разных добывающих отраслях ситуация различалась, и соответственно различалась она в «профильных» регионах. Лучшую динамику имели нефтедобывающие регионы — Ханты-Мансийский и Ненецкий АО, республики Татарстан, Башкортостан, Якутия, Коми, а также Самарская, Оренбургская области (см. левую часть рисунка 1). В нефтяной отрасли поиск альтернативных рынков сбыта был достаточно успешным и дополнился возросшими закупками нефти и нефтепродуктов Евросоюзом перед введением санкций. Только на Сахалине спад был сильным (–40%) из-за остановки добычи нефти на СРП «Сахалин-1» после ухода Exxon Mobil. Можно ожидать, что после введения санкций в декабре динамика в нефтяных регионах ухудшится, но пока неясно, насколько.

Несмотря на сильное снижение добычи природного газа (на 20% в октябре), спад добывающей промышленности в главном газодобывающем регионе — Ямало-Ненецком АО — пока невелик (–6%) благодаря сохранившимся объемам добычи нефти. Более заметно влияние введенных летом экспортных санкций в регионах добычи угля (Кемеровская область и республика Хакасия — спад на 10% в октябре) и железной руды (–17% в Курской области, –6% в Карелии; см. в правой части рисунка 1).

Рисунок 1. Динамика добывающей промышленности в региональном разрезе, % к тому же периоду 2021 года

В обрабатывающей промышленности спад был более медленным (–2% в октябре) и с разной динамикой по регионам в зависимости от отраслевой специализации. Сильнее всего пострадали регионы автомобильной промышленности, в Калужской области производство сократилось в октябре на 29%, в Калининградской — на 20%. Быстрее выходят из спада те регионы автомобильной промышленности, где компании перестроились на производство старых моделей 1990-х годов (Самарская, Ульяновская области).

В черной металлургии сильнее спад в регионах Европейской части (Вологодская, Липецкая области — спад в октябре на 15%), где металлургические предприятия в бóльших масштабах экспортировали продукцию на рынки ЕС и США. В то время как уральская металлургия не так сильно пострадала — ее продукция более ориентирована на внутренний рынок и азиатские страны. Еще одна проблемная отрасль — производство минеральных удобрений — пострадала не от санкций, а от проблем экспортной логистики: выпуск в обрабатывающих производствах Новгородской и Кировской областей сократился на 28–29%.

Санкции в нефтеперерабатывающей промышленности начнут действовать только с февраля 2023 года. Их влияние может быть сильным для регионов с крупными НПЗ с учетом высокой доли экспорта дизельного топлива и мазута (до 50% от объемов производства) и сложности переориентации направлений этого экспорта, однако последствия будут понятны только весной.

Вполне ожидаемо положительную динамику имели регионы с высокой долей продукции ВПК (Брянская, Рязанская, Курганская, Омская области, Республика Удмуртия, Петербург и др.).

Кризисные инвестиции, сдвиг в потреблении и динамика доходов

Еще более неоднозначна динамика инвестиций. За три квартала 2022 года они выросли на 6%, несмотря на кризис. Главная причина — все крупные компании закупали комплектующие и оборудование впрок, чтобы обеспечить свое производство. Вторая причина — рост инвестиций из бюджетов, чему способствовало увеличение почти в полтора раза субсидий регионам из федерального бюджета в рамках нацпроектов.

Вместе с тем типичная для России географическая концентрация инвестиций в регионах с максимальными конкурентными преимуществами не изменилась. На Москву пришлось 20,5% от всех инвестиций в стране, на главный нефтегазовый регион — Тюменскую область — 13%. Доля инвестиций на Дальнем Востоке остается невысокой (9% от всех инвестиций в стране), что вряд ли позволит совершить заявленный властями «поворот на восток».

В жилищном строительстве происходит торможение, несмотря на позитивный эффект льготной ипотеки: если в первом полугодии ввод жилья благодаря этой мере вырос на 44%, то в январе–октябре — на 21%. Торможение особенно заметно в помесячной динамике: в сентябре ввод жилья сократился на 10%, в октябре — на 12% к тем же месяцам предыдущего года. Среди регионов с большим объемом ввода жилья самые высокие темпы роста в Московской области (на 53% в январе–октябре), при этом почти три четверти его пришлось на индивидуальное жилищное строительство (ИЖС). Этот сдвиг обусловлен ростом привлекательности индивидуального жилья после ковидных ограничений и ускоренной регистрацией ранее построенных домов и дач в надежде на бесплатную газификацию, заявленную правительством. 

Ввод жилья в Краснодарском крае вырос на треть, доля края во всем вводе жилья в стране достигла 7,3% и заметно опередила долю Москвы (5,8%), теплый юг становится все более привлекательным для российского населения. 

В Москве проблемы жилищного строительства нарастают: ввод жилья сократился на 14% в январе–октябре 2022 года, особенно сильно — в октябре (спад к сентябрю более чем в два раза). Возможно, строительные компании ожидали снижения спроса и ограничивали строительство, но вряд ли они закладывали в планы мобилизацию и массовый отъезд потенциальных покупателей жилья. Судя по всему, банкротство менее крупных девелоперских компаний станет признаком усиления кризиса. Макрорегиональные пропорции ввода жилья почти не меняются: доля Дальнего Востока составляет только 3%, а Центрального федерального округа — почти треть. И в этом индикаторе «поворота на восток» не видно.

Пока самым явным индикатором кризиса остается сокращение розничной торговли. Спад продаж произошел в апреле (–10%) и остался на этом уровне (–10% в октябре к октябрю 2021 года). Основная причина — сжатие непродовольственного сегмента на 15–17% после ухода глобальных торговых сетей и падения продаж автомобилей. Самый сильный спад наблюдается в крупнейших агломерациях, где концентрируются торговые сети и автодилеры: в Московской области и Петербурге спад розницы в октябре составил 18–19%, в Москве — 14%, а спад непродовольственной торговли еще сильнее — 24–28%. В структуре потребления населения произошел очередной кризисный сдвиг в сторону продовольствия, причем не только по причине обеднения населении, но и вследствие сужения предложения непродовольственных товаров, особенно автомобилей, продажи которых сократились в два раза.

Услуги оказались более устойчивыми к кризису по сравнению с промышленным производством и розничной торговлей. Так, услуги общественного питания (рестораны, кафе, бары) после небольшого спада весной восстановились в августе, в октябре рост составил почти 8% (в Петербурге — 9%, в Москве и Московской области — 5–6%). Динамику этого сектора определяют крупнейшие агломерации, на их долю приходится 31% всего оборота общественного питания в стране. Объяснить «живучесть» общепита сложно, единственный подходящий аргумент — российское население не хочет замечать нарастающие проблемы и пытается жить прежней жизнью. 

Динамика платных услуг также относительно благополучна, за январь–октябрь их объем вырос на 3,5%, в октябре минимальный рост сохранялся (+0,7%), а в Москве и Санкт-Петербурге он был немного выше (на 1–2%). В платных услугах наиболее значительную долю составляют жилищно-коммунальные услуги и общественный транспорт, их тарифы индексируются, поэтому положительная динамика во многом вынужденная. Как себя чувствуют парикмахерские, фитнес-центры, химчистки, салоны красоты, кинотеатры и т.д. — из этой статистики увидеть невозможно. Но вряд ли они чувствуют себя хорошо после потери немалой части клиентуры (уехавших) и снижения доходов населения.

Рынок труда не показывает даже малейших признаков кризиса. Уровень безработицы по методологии МОТ в июле–сентябре сократился до 3,8%. Региональные показатели улучшились по сравнению с первой половиной года, хотя географические различия сохранились — от 2–3% в Москве, Петербурге и большинстве регионов Центра до почти 28% в Ингушетии, 10–11% в большинстве республик Северного Кавказа и 8–9% на Алтае и в Тыве. Стабильно повышенный уровень безработицы сохраняется также в части регионов Дальнего Востока — республиках Якутия и Бурятия, Забайкальском крае (6–8%), кризис на него не повлиял. 

Отсутствие реакции на кризис в виде снижения занятости можно объяснять разными факторами — значительными масштабами отъезда из страны, в основном жителей крупных городов, проведением мобилизации, которая сильнее затронула периферию и промышленные города, а также относительно небольшими темпами спада в промышленности и секторе услуг. Особенность кризиса 2022 года и в том, что несущественно выросла также неполная занятость — на 270 тыс. человек во втором квартале 2022 года (более свежих данных пока нет), что существенно ниже показателей второго квартала 2020 года с его ковидными локдаунами. Самый типичный для российского рынка труда механизм адаптации к кризисам в виде роста неполной занятости пока более заметен только в регионах автомобильной промышленности, где промышленный спад сильнее.

Достоверность статистики доходов населения у многих вызывает сомнения. Но все же напомним, что меры поддержки населения в 2022 году были существенными, что помогло смягчить падение доходов. По данным Росстата, реальные доходы населения за три квартала 2022 года сократились лишь на 1,7%, хотя в третьем квартале спад ускорился (–2,4%). Более сильный спад реальных доходов населения в третьем квартале произошел в Центре, на Северо-Западе и в Приволжском федеральном округе. Он также более заметен в регионах автомобильной промышленности (Калужской, Калининградской, Ульяновской областях) из-за неполной занятости и снижения оплаты труда, а также в лесопромышленных регионах Северо-Запада, регионах черной металлургии и добычи угля, которые уже затронуты санкциями. Таким образом, в кризисной динамике доходов фактор отраслевой специализации экономики конкретных регионов остается значимым, хотя отчасти смягчается социальными выплатами населению.

По данным Росстата, уровень бедности в третьем квартале 2022 года сократился до 10,5%, поскольку наиболее значимую социальную поддержку получили низкодоходные группы населения. Вряд ли стоит дискутировать, насколько эти данные достоверны, проверить их невозможно. Но можно отметить, что политика государства в этот кризис стала более таргетированной, власти поддерживали свой базовый электорат.

Региональные бюджеты: доходы, расходы и антикризисная поддержка

Вполне благополучным оставалось состояние бюджетов регионов (см. таблицу). Основным драйвером роста доходов в январе–сентябре оставался налог на прибыль, однако по сравнению с январем–маем 2022 года, когда он вырос более чем в полтора раза, темпы роста сильно замедлились. По последним данным за январь–октябрь, рост доходов консолидированных бюджетов составил 15%, а налог на прибыль вырос только на 12%.

Завершается период быстрого роста доходов бюджетов регионов экспортной промышленности, обусловленный высокими мировыми ценами на сырье, а для металлургических регионов он уже закончился. Спад поступлений налога на прибыль усиливает проблемы их доходной базы. Кроме того, необходимо либо возвращать переплату по этому налогу (он платится авансом), либо зачислять избыточно выплаченные суммы в будущие налоговые периоды, как предлагается сделать в проекте закона, внесенного Минфином. Это неизбежно ведет к сокращению доходов региональных бюджетов в последнем квартале 2022 года и в первом полугодии 2023-го. Праздник заканчивается… Очевидно, что основные риски будут концентрироваться в более развитых регионах с высокой долей экспортных отраслей.

Устойчивости региональных бюджетов способствуют межбюджетные трансферты, которые выросли в январе–сентябре на 11%. По опыту предыдущих кризисов можно сказать, что федеральный центр «не бросит» регионы, помощь наиболее проблемным будет оказана. Причина простая — именно бюджеты регионов несут основные расходы на социальные цели (их доля во всех расходах больше 60%), дестабилизация социальных расходов федеральным властям не нужна и опасна.  

Рост расходов бюджетов регионов в январе–сентябре близок к динамике доходов (см. таблицу). Приоритетными были расходы на национальную экономику и ЖКХ. В первом случае это обусловлено возросшими почти в полтора раза субсидиями из федерального бюджета, основная часть которых выделялась на реализацию национальных проектов, в том числе — на дорожное строительство. Росту расходов на ЖКХ способствовали решения Минфина, позволившие регионам потратить часть бюджетных кредитов на инфраструктурные проекты. В социальных расходах приоритетными были расходы на образование, возросшие из-за финансирования национальных проектов. Более медленный рост расходов на социальную политику обусловлен передачей части полномочий по этим расходам Социальному фонду. Слабый рост расходов на здравоохранение — следствие их оптимизации после резкого роста в ковидном 2020 году. Регионы проводили такую оптимизацию с разной скоростью, некоторые — радикально, что могло бы вызвать рост недовольства населения. Однако на фоне военных действий и мобилизации это вряд ли будет существенным фактором дестабилизации.

Рост доходов и расходов консолидированных региональных бюджетов, январь–сентябрь 2022 года к январю–сентябрю 2021 года, %

Доходы		Расходы
Всего	18	Всего	17
Налог на прибыль	22	Национальная экономика	27
НДФЛ	15	ЖКХ	25
Акцизы	20	В том числе благоустройство	24
Налог на имущество	13	Образование	16
Налог на совокупный доход	22	Здравоохранение	5
Трансферты	12	Социальная политика	8

Источник: Единый портал бюджетной системы РФ «Электронный бюджет»

В январе–сентябре бюджеты большинства регионов оставались профицитными, существенный дефицит имели только Белгородская, Мурманская, Магаданская области и Еврейская автономная область. К концу года ситуация неизбежно ухудшится, до половины регионов могут оказаться в дефиците. Но бывало и хуже — в 2015 году 77 регионов имели дефицит бюджета. Поэтому вряд ли можно ожидать радикальной разбалансировки бюджетной системы регионов в 2022 году и рисков снижения социальных расходов.

Рисунок 2. Объем и виды долга региональных бюджетов на 1 ноября 2022 года, млрд рублей

Еще одно важное решение федеральных властей — смягчение рисков долговой нагрузки региональных бюджетов за счет замещения банковских кредитов бюджетными. Оно было вызвано резким повышением процентной ставки весной, что стало дополнительным бременем для бюджетов регионов, вынужденных расходовать больше средств на обслуживание кредитов банков. Летом 2022 года Минфин выделил региональным бюджетам 570 млрд рублей на эти цели по ставке 0,1% годовых, причем их возврат может пролонгироваться. Это сильно снижает риски, но институциональный эффект такого шага является, безусловно, негативным. Те регионы, которые пытались проводить более адекватную бюджетную политику, балансируя свои доходы и расходы, оказались в проигрыше. Так как помогли в первую очередь тем, кто набрал долгов в коммерческих банках. Как обычно, пожарные меры поддержки, нацеленные на снижение рисков для региональных бюджетов и, шире, политических рисков для федеральных властей, не стимулируют рациональное поведение регионов. Но остаются привычным решением, пока экспортные доходы сохраняются на высоком уровне.