Дилемма информационного диктатора

Средства массовой информации в России, да и на большей части постсоветского пространства, сейчас менее свободны, чем когда-либо с момента распада Советского Союза. Авторитарные режимы используют множество инструментов, чтобы ограничить доступ населения к информации и сузить поле восприятия и интерпретации доходящей до него информации. Некоторые СМИ подвергаются гонениям и маргинализации, другие и вовсе закрывают. Самих журналистов таскают по судам, выталкивают в эмиграцию, а иногда убивают. Все это, увы, не ново — процесс установления жесткого контроля над СМИ начался в России еще в начале 2000-х, а в некоторых соседних странах советская система контроля над медиа никогда и не была ослаблена. Тем не менее скорость и свирепость, с которыми репрессии против медиа наращивались в последние месяцы, заслуживают особого внимания и могут иметь совершенно неожиданные последствия.

Контроль над СМИ имеет ключевое значение для любого автократа. Без такого контроля он не может создать в обществе представление о своей компетентности и своем политическом доминировании, не может сформировать социальный консенсус в свою пользу, исказить результаты выборов и предотвратить или разогнать уличные протесты. Без цензуры нет автократии. В то же время из постоянно растущего числа работ по теории «информационной автократии», разработанной Сергеем Гуриевым и Дэном Трейсманом — в основном на российском материале, следует, что современные авторитарные правители в деле контроля над СМИ предпочитают скорее стратегии убеждения и кооптации, чем жесткое принуждение. В этом контексте российский поворот последнего времени в пользу жесткого принуждения может показаться удивительным и вызывающим вопросы относительно его эффективности и возможных последствий.

Данные проведенных в России и Беларуси опросов показывают, что наибольшая эффективность в продвижении потребления прорежимных новостей и наращивании доминирования в информационном пространстве достигается автократами именно тогда, когда их вторжение в информационное пространство менее деспотично. Когда же правители решаются на полное уничтожение негодного СМИ, граждане чаще ищут новые источники новостей, идеологически похожие на те, которые подверглись репрессии. Из этого следует, что, чем больше Кремль будет прибегать к репрессиям против медиа, тем менее эффективными будут попытки доминировать в российском информационном пространстве.

Как это делалось в России

После десятилетия неуклюжей либерализации 1990-х, когда страна увидела расцвет условно независимых и как минимум политически разнообразных частных СМИ, Владимир Путин начал свое правление со спешных усилий сместить баланс обратно в сторону государства. И  в течение первых полутора лет правления он добился распространения государственного контроля над главными телевизионными каналами того времени — НТВ и ОРТ.

Захват НТВ и ОРТ определил модель управления медиапространством, которая держалась два десятка лет. Вместо того чтобы запрещать или закрывать проблемные для власти СМИ, в Кремле старались «захватить» их, кооптировав их владельцев, издателей или редакторов. Создавалась система «кураторов», в обязанности которых входил как инструктаж издателей и редакторов о предпочитаемых в Кремле новостных и интерпретационных повестках, так и экономическое давление на несговорчивых владельцев. Те СМИ, которые отказывались от кураторства, систематически исключались из систем распространения и рекламы, а зачастую отстранялись и от конкурсов на вещательные лицензии.

Первоначальный упор Кремля на телевидение какое-то время оставлял относительно большое пространство для разнообразия новостей и мнений в печатных и онлайн СМИ. Чувствительность к этим частям медийного поля возросла только к моменту возвращения Путина в Кремль в 2012 году, но управленческая модель осталась прежней. Так, в 2014 году миллиардера Александра Мамута «уговорили» уволить редакторов подконтрольного ему сайта Lenta.ru, который играл важную роль в освещении «болотных» протестов 2011–2012 годов и критически описывал вторжение России в Украину в 2014-м. Два года спустя, после того как журналисты газеты «РБК Daily» опубликовали расследование о состоянии дочери Путина, Кремль добился продажи медиагруппы РБК. В 2019 году, после публикации в газете «Коммерсантъ» расследования о спикере Совета Федерации Валентине Матвиенко, миллиардер Алишер Усманов уволил его авторов, что привело к отставке всего политического отдела редакции. А в 2020 году ведущие редакторы и подавляющая часть журналистов газеты «Ведомости» уволились после перехода акций издательского дома в околокремлевские руки.

В результате к началу третьего путинского срока Россия имела большое поле государственных и связанных с государством телевизионных, печатных и онлайн СМИ («Первый канал», телеканал НТВ, газета «Комсомольская правда», сайт LifeNews, официальный государственный медиахолдинг «Спутник» и др.), небольшую и бойкую экосистему печатных, радийных и онлайн СМИ, более или менее оппозиционных Кремлю (телеканал «Дождь», радиостанция «Эхо Москвы», печатные издания «Новая газета» и New Times, сайт «Медуза» и др.), и несколько влиятельных СМИ, старающихся занимать территорию между услужливостью и оппозиционностью (в том числе три упомянутые выше газеты — «Коммерсантъ», «Ведомости» и «РБК Daily»).

Однако в 2020 году отношение к СМИ начало меняться вместе с отношением к политической оппозиции в целом. Жесткое подавление протестов, отравление и затем арест Алексея Навального, широкое применение законов об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях» и фактический запрет главных в стране оппозиционных организаций имели последствия и для СМИ. К середине 2021 года большинство крупных (и даже множество некрупных) независимых СМИ были объявлены иноагентами. Начало крупномасштабной войны в Украине в феврале 2022 года сопровождалось еще более драконовскими ограничениями для СМИ, в том числе угрозой длительных тюремных сроков за освещение военных действий, отличающееся от официальной линии. Закрывались редакции «Дождя» и «Эха Москвы», в изгнание уехала редакция «Новой газеты», были заблокированы сайты «Медузы» и других онлайн СМИ, затруднен доступ к иностранным социальным сетям.

Как это делалось в Беларуси

В отличие от России в белорусской истории не было периода постсоветской либерализации медиапространства. Если при президенте Станиславе Шушкевиче государство терпело появление независимых газет, выраставших главным образом из позднесоветских диссидентских организаций, то Александр Лукашенко начал восстанавливать квазисоветскую модель управления СМИ сразу после прихода к власти в 1994 году. При Лукашенко государство практиковало политическую цензуру в принадлежащих ему медиа и отдавало ключевые управленческие должности в СМИ политическим назначенцам. Государство сохраняло узаконенную монополию на эфирное вещание и щедро субсидировало принадлежащие ему газеты «Советская Беларусь/Беларусь сегодня» и «Республика». Независимые от государства СМИ могли занимать ниши на радио (радиостанция Euroradio), на спутниковом или кабельном телевидении (телеканал «Белсат») и в бумажной прессе (газеты «Народная воля» и «Белорусская деловая газета»). Однако к 2010 году государственное давление привело к закрытию двух ведущих независимых газет.

По мере перетекания независимой журналистики в интернет рычаги экономического давления, которые позволили белорусскому государству закрыть «Народную волю» и «Белорусскую деловую газету», оказались уже недостаточными, и власти стали наращивать открытое принуждение. В преддверии выборов 2012 года журналисты подверглись невиданной к тому моменту волне арестов, штрафов и тюремных заключений на основании законодательных запретов на критику государственных лиц и ограничений на право негосударственных СМИ освещать политическую, экономическую и социальную тематику.

Тем не менее эти жесткие меры не привели ни к сокращению объемов независимой журналистики, ни к сокращению уровня экономического недовольства населения. Это недовольство выплеснулось в протестах 2017–2018 годов, в ходе которых, по данным международной правозащитной организации Reporters Without Borders, было оштрафовано свыше ста белорусских журналистов. Репрессии возобновились и во время пандемии COVID-19, когда журналисты, обвиняемые в распространении панических настроений, подверглись гонениям, арестам, штрафам и избиениям.

Такого рода меры повторялись и в преддверии президентских выборов 2020 года, когда осуществлялись предварительная блокировка новостных сайтов и превентивные аресты около сорока журналистов. И вновь жесткое подавление независимых СМИ не привело к желаемому результату — нечестные выборы породили волну протестов настолько большую и широкую, что для их подавления потребовались несколько месяцев и поддержка российских сил. Были арестованы около пятисот журналистов и по меньшей мере 69 были избиты или подвергнуты пыткам. Власти закрыли самый популярный новостной сайт Tut.by, который тут же возобновил работу под названием Zerkalo. В то же время популярный Telegram- и YouTube-канал Nexta продолжил свою работу несмотря на ошеломляющий арест его редактора Романа Протасевича, когда белорусские военные посадили в Минске самолет, следовавший регулярным рейсом из Афин в Вильнюс. Так или иначе год спустя практически все независимые белорусские журналисты уже были либо в тюрьме, либо в изгнании, а доступ к независимым СМИ стал возможен только через VPN.

Поляризация и кооптация: что эффективнее?

Противоположные подходы к управлению СМИ в Беларуси и России (в одном случае с упором на принуждение, в другом до недавних пор — на «кураторство» и кооптацию) привели к развитию двух очень разных медиасистем, а также двух очень разных моделей медиапотребления. Опросы, проведенные в августе 2019 года и марте 2020 года в России и в сентябре 2020 года и сентябре 2021 года в Беларуси с применением почти одинаковых инструментов и подходов, позволяют увидеть резко различающиеся степени поляризации российского и белорусского общества и разные модели их реакции на ограничения в медиасфере.

Среди прочих вопросов респондентам всех четырех волн опросов давали списки СМИ, равномерно распределенных по политическому спектру страны, и просили отметить частоту, с которой они каждое из них используют. Полученные данные позволяют группировать респондентов по их медийным предпочтениям естественным образом, избегая прямого и методологически проблемного вопроса о политической ориентации: те, кто указывал на более частое потребление прогосударственных СМИ, считались предпочитающими прогосударственные СМИ, и, наоборот, те, кто указывал на более частое потребление независимых СМИ, считались предпочитающими независимые.

Первое заслуживающее внимания наблюдение касается относительной популярности независимых СМИ в Беларуси, которая разительно превосходит соответствующие показатели для России. В первом белорусском опросе независимые СМИ предпочитали 50% респондентов против 27% предпочитающих государственные. В России же 80% респондентов предпочитали государственные СМИ против только 20%, которые указали на более частое использование независимых. Разница между странами оказалась наиболее выразительной в отношении к главным телеканалам: только 43% белорусских респондентов указали, что регулярно смотрят телеканал ОНТ, в то время как «Первый канал» регулярно смотрели 73% российских респондентов.

Во-вторых, в то время как белорусская медийная аудитория выглядит поляризованной, о российской нельзя сказать то же самое. Среди белорусских респондентов, предпочитающих независимые СМИ, медианное государственное СМИ привлекло внимание всего 7% респондентов, а самое популярное государственное СМИ — внимание только 15%. И  наоборот, те белорусы, которые предпочитают государственные СМИ, чаще при этом потребляли хотя бы какие-то независимые: медианное независимое СМИ привлекло внимание 21% «государственников», а самое популярное в 2020 году независимое СМИ (Tut.by) читали 52% «государственников». Среди российских респондентов такое «наложение» медиапотребления было намного выше. К медианному государственному СМИ обращались 54% предпочитающих независимые СМИ, а к самому популярному («Первый канал») — 69%. Те россияне, которые предпочитали государственные СМИ, были несколько менее всеядны. Самое популярное независимое СМИ («Эхо Москвы», со всеми оговорками) привлекло внимание 47% российских «государственников», но медианное независимое российское СМИ — внимание всего 14% из них.

Иными словами, как показывает рисунок 1, российские медиапотребители в значительно большей степени подвержены влиянию СМИ всего политического спектра независимо от их политических предпочтений. В то время как белорусы и особенно белорусы, предпочитающие независимые СМИ, имеют очень мало контактов со СМИ противоположной стороны.

Рисунок 1. Поляризация медиааудитории в России и Беларуси, %

Динамика от одной волны опроса к следующей позволяет с большей ясностью увидеть эффекты противоположных подходов к контролю над СМИ. Как говорилось выше, между волнами опросов видные независимые СМИ стали мишенями для репрессий в обеих странах. В Беларуси власти запретили сайт Tut.by и заблокировали доступ к нему. Несмотря на возобновление под названием Zerkalo, его аудитория резко сократилась — с 74% респондентов до 47%. В России тем временем политическое давление и смена акционеров привели к почти полной замене редакционного состава газеты «Ведомости». Но в отличие от Tut.by/Zerkalo аудитория «Ведомостей» в российских опросах даже незначительно выросла — с 25 до 27%.

Не больше 8% бывших читателей Tut.by/Zerkalo указывали, что они обратили больше внимание на какие-либо государственные СМИ. Наоборот, после блокировки Tut.by его читатели повернулись в сторону других оппозиционных СМИ, в том числе Onliner, «Белсат» и Nexta. Следовательно, несмотря на то что общий объем медиапотребления в Беларуси в 2020–2021 годах сократился, а развлекательный контент привлек некоторое количество белорусов к государственному телевидению (см. рис. 2), средний предпочитающий независимые СМИ белорусский респондент потреблял 4,31 СМИ в 2021 году, против 3,47 в 2020 году. И почти весь этот прирост пришелся на независимые СМИ, а количество государственных СМИ в потреблении подобных респондентов упало с 1,01 в 2020 году до 0,79 в 2021-м.

Рисунок 2. Динамика белорусской медиааудитории, 2020–2021, %

Контраст с Россией сложно преувеличить. Респонденты, которые указали в 2019 году, что регулярно читали «Ведомости», а в 2020 году — что искали дополнительные или альтернативные источники информации, куда чаще обращались к таким дружественным Кремлю СМИ, как «Первый канал» (27%), «Россия 24» (29%) или Lenta.ru (27%), нежели к таким независимым СМИ, как «Эхо Москвы» (18%), «Новая газета» (15%) или «Дождь» (13%). В общей сложности потребление как государственных (в том числе квазигосударственных), так и независимых СМИ в России в 2020–2021 годах сократилось. В  то же время издания подобные «Ведомостям» были вытолкнуты в некую серую зону между независимостью и подчинением, а за ними в эту же серую зону последовала значительная часть аудитории (см. рис. 3). Среди россиян, предпочитающих независимые СМИ, среднее количество потребляемых независимых СМИ упало с 4,94 до 3,53, в то время как количество прогосударственных СМИ возросло — с 2,53 до 3,58.

Рисунок 3. Динамика российской медиааудитории, 2019–2020, %

Конец «серой зоны»

Приведенные данные убедительно свидетельствуют о том, что более «мягкие» стратегии кооптации в отношении СМИ эффективнее, чем более жесткие, принудительные методы контроля. Применяемые до недавних пор в России рычаги экономического и политического давления подталкивали владельцев российских СМИ к сотрудничеству с Кремлем, в результате чего возникла система, при которой даже те россияне, которые предпочитают независимые СМИ, имеют широкий контакт с кремлевским контентом. Более того, как показывает кейс «Ведомостей», «мягкие» репрессии в адрес несговорчивых СМИ позволяют Кремлю сохранить внимание большой доли аудитории репрессируемого СМИ.

Напротив, более жесткая рука минских властей привела к созданию крайне поляризованной медиасистемы, в которой оппозиционные СМИ вопреки масштабным репрессиям привлекают бóльшую аудиторию, нежели государственные СМИ, а потребители независимых СМИ в незначительной степени контактируют с государственным контентом. Попытки задушить независимые СМИ делают оппозиционную белорусскую аудиторию еще более недосягаемой для государства.

Доминирующий в довоенной России подход к контролю над СМИ позволял многим медиа и, может быть, большинству медиапотребителей существовать в некой серой зоне. В этой зоне нельзя было полностью исключить проникновение оппозиционного контента, но в то же время очень мало кто в ней даже среди оппозиционно настроенных граждан мог остаться в стороне от государственного контента. Наблюдаемый сейчас в России поворот к жесткому контролю создает опасность разрушения этой серой зоны. В результате потребители независимых СМИ могут выталкиваться в информационное пространство за пределами досягаемости Кремля — в то время как аудитория государственного телевидения продолжает сокращаться. По мере роста оппозиционной аудитории Путин, как и Лукашенко, столкнется с большими трудностями в попытках отвоевать ее обратно.

Подобная постановка вопроса, однако, предполагает, что у Кремля был выбор. И здесь следует заметить, что выбор в пользу принуждения в 2021 году и, после начала войны, в 2022 году безусловно был осознанным — даже если не до конца были осознаны его возможные последствия.

Англоязычная версия статьи опубликована на сайте исследовательского комьюнити PONARS EURASIA.