Имени Ясина: дух свободы

Сергей Алексашенко Два с половиной

Наше знакомство с Евгением Григорьевичем продолжалось 40 лет. Сначала сам себе не поверил, пересчитал. Третий курс МГУ, отработали свое на овощебазе и пришли в знакомые аудитории, где мы впервые пожали друг другу руки. Ясин приоткрыл для меня дверь в реальную экономику, показав, что за сухими цифрами статистических сводок скрываются реалии нашей жизни. Он уговорил меня пойти на работу в госаппарат, в правительственную комиссию по экономической реформе, где, будучи совсем «зеленым», я смог стать сначала наблюдателем, а потом и участником горячих дискуссий в верхних эшелонах советского правительства о грядущих экономических реформах, что стало началом безумно интересного этапа в моей жизни.

Сегодня, когда Евгений Григорьевич ушел, я задал себе вопрос: а что самое главное, чему я у него научился? Что он оставил мне в «наследство»?

Во-первых, понимание того, что любой проект начинается с тщательного анализа. Не разобравшись в том, где ты находишься, нельзя принять верное решение о том, куда двигаться. Ошибка в оценке сильных и слабых сторон, угроз и возможностей чревата потерей сил и времени и способна привести тебя совсем не к тому результату, на который рассчитывал. 

Во-вторых, убеждение в том, что один плюс один — это не два, а, как минимум, два с половиной. Объединение усилий всегда приводит к синергии, если стремиться не к тому, чтобы подавить других, а к тому, чтобы услышать другую сторону, понять интересы и стимулы, которыми руководствуются те, с кем ты сидишь за одним столом. В-третьих, это исторический оптимизм, вера в то, что любая проблема имеет решение, в то, что здравый смысл восторжествует, и в нашей стране начнется нормальная жизнь. 

Ему очень хотелось увидеть эту нормальную жизнь...

Константин Сонин
Ясность реаниматора

Умер Евгений Григорьевич Ясин, один из настоящих рыночных реформаторов 1990-х, бывший министром в самые тяжелые годы, публицист и автор самой лучшей книги про экономические реформы переходного периода, один из создателей, лидеров и, долгое время, главных лиц Вышки, ставшей за время его лидерства лучшим университетом России.

Когда-то, уже ближе к сорока, мы с Сергеем Гуриевым обсуждали, что вот мы и стали старше Гайдара, Авена, Чубайса, когда они — примерно с тем же опытом работы в политике и народном хозяйстве — стали министрами в правительстве в разгар экономической катастрофы и распада государства. Тогда мы решили брать пример с Ясина, который стал министром в 60. Тем более, что он лучше как пример, честно говоря.

За то, что правительственные экономисты середины 1990-х спасли людей и страну, никакой благодарности к ним, конечно, никто не испытывает. Травма, нанесенная экономической трагедией СССР, слишком сильна. Так люди ненавидят реаниматоров, если их усилия не помогли — хотя какое отношение имеют реаниматоры к смерти от затяжной болезни?

А вот за Вышку благодарность есть. Да, война с Украиной и политические репрессии нанесли катастрофический удар по российской науке и образованию. ВШЭ как лидер в большом числе дисциплин — от математики и компьютерных наук, экономики, управления, социологии и до самых гуманитарных, — пострадала сильнее многих. Но лучший университет в России меняется раз в сто лет, так что даже при всех потерях угрозы месту лучшего университета нет.

Ясинская ясность мысли была во всем. В том, каким он был публицистом — на протяжении многих лет он был ведущим защитником свободы экономики, либеральных реформ и прав собственности в российских СМИ. Он оставался им и тогда, когда это становилось страшно. Выступать в защиту несправедливо посаженного Ходорковского, против ползучей национализации, разрушения рыночных институтов, против атак на бизнесменов — чем дальше, тем больше это требовало храбрости. Но Бог с ним, со страхом репрессий — Ясин и сам говорил, что ему как бывшему члену правительства позволено в российской традиции чуть больше. Что меня поражает и восхищает — то, что Ясин выступал в защиту бизнеса, рынка, демократии, когда это становилось все менее и менее популярным. Он сказал, что он против аннексии Крыма в 2014 году, а чтобы это сказать, надо было не бояться не только Путина, но и общественного мнения. За его образом «дедушки Ясина» можно было не заметить стальной стержень человека, которому не страшны ни огонь, ни вода, ни медные трубы. И который позволяет себе отстаивать то, что считает правильным, даже тогда, когда его не хотят слушать. 

Проявлялось это и в том, каким он был председателем основных советов Вышки, занимавшихся продвижением и развитием передовых научных исследований. В этой части многое потеряно — в части экономической свободы потеряно еще больше, но это же не повод не быть бесконечно благодарным. В этих комиссиях мы много работали вместе. Сначала я был просто внешний эксперт из маленького частного вуза (Российской экономической школы), но Ясин слушал меня. И не только меня, а любого, кто мог привести содержательные, научно обоснованные соображения по поводу ценности того или иного проекта. 

Финансировать новые проекты — это очень сложно. Даже в совсем молодом вузе всегда есть сложившиеся авторитеты, есть «колея», есть инерция. ВШЭ только начинала строить университет, в котором исследования продвигались и спонсировались бы на основе peer review. И все это работало потому, что Ясин председательствовал в комитетах и комиссиях, заставляя принимать решения на основе мнений внешних экспертов и заранее оговоренных критериев. Его стремление опираться на экспертов — и в тех областях, в которых он сам разбирался, и в тех, в которых не разбирался, — было удивительно для человека такого положения, должности, возраста.

Когда в Вышке появились выдающиеся математики, специалисты по компьютерным наукам, нейропсихологи, лингвисты, а потом и физики с биомедиками, они уже воспринимали всю эту системы — Научный фонд, академические надбавки — как нечто само собой разумеющееся. Они потому и пришли в Вышку, что это было единственное место в стране, где основной заработок ученых зависел не от решений декана и выслуги лет, а от научных публикаций. Вся эта система начиналась с Ясина.

Какая-то есть высшая справедливость в том, что последние годы жизни Евгения Григорьевича были постепенным движением в сторону будущего мира — от нашего реального. Может, он и не узнал всех страшных новостей последних лет — бессмысленного и преступного нападения на Украину, разрушения экономических институтов, разгрома науки и образования, арестов и выдавливания и страны самых честных, самых важных для России людей. Хорошо, если не узнал. Светлая память.

Андрей Яковлев
ВШЭ имени Ясина

Евгений Григорьевич Ясин был замечательным ученым и очень светлым и добрым человеком. Мне довелось больше 20 лет работать с ним в ВШЭ — прежде всего в рамках организации Апрельской научной конференции, которую он придумал как площадку обсуждения последних исследований и публичного продвижения новых идей, вытекавших из них. Но здесь я хотел сказать о другой очень важной черте Ясина (которая в том числе сыграла большую роль в моей профессиональной биографии).

Евгений Григорьевич искренне любил работать со студентами и обладал удивительной способностью показать, как результаты достаточно узкой работы конкретного студента или аспиранта, связанные подчас с рутинным сбором данных, могут повлиять на большие решения в экономической и социальной политике. При этом, понимая важность теории, он никогда не считал достаточным результатом исследований производство нового знания самого по себе — для него очень важной была возможность с помощью результатов исследований изменить к лучшему окружающий мир. Наверное, эта вера в прогресс была чертой поколения «шестидесятников», к которому он принадлежал, но для меня в 1987 году на последнем курсе экономического факультета МГУ именно подобные разговоры с ним предопределили то, чем я занимаюсь до сих пор.

В конце 1980-х Ясин был очень востребован и, соответственно, сильно занят — поэтому во время написания диплома и потом в аспирантуре я содержательно общался с ним буквально несколько раз. В этом плане я мог только позавидовать тем студентам, которые в 2000-е годы во ВШЭ прошли через его семинар «Теневое правительство». Я думаю, что дух Ясина, выражавшийся и в Апрельской конференции, и в этом студенческом семинаре, и в тех проектах, которые Евгений Григорьевич вел в 2000-е и 2010-е годы, во многом сформировал тот имидж ВШЭ, который привлекал в университет и сильных преподавателей, и мотивированных студентов. И несмотря на изменения, происходящие с ВШЭ сегодня, я уверен, что этот дух Ясина сохранится в выпускниках ВШЭ, и надеюсь, что со временем ВШЭ будет носить имя Евгения Григорьевича Ясина. 

Владимир Гимпельсон
Незаменимые есть

В последнее время мы привыкли к очень плохим новостям. Сегодня ко всем другим плохим прибавилась еще одна — не стало Евгения Григорьевича Ясина. Таких людей как Евгений Григорьевич в любом обществе — всегда единицы. Они задают планку — профессиональную и моральную — существования и поведения для всех, кто вокруг. Они незаменимы. Когда они уходят, мир пустеет. Со временем это будет ощущаться все острее. Дышать все труднее, как будто в воздухе становится меньше кислорода.

Такой сплав в одном человеке высших профессиональных, моральных, человеческих достоинств встречается крайне редко. Экономисты могут говорить о профессионализме Е.Г., о глубоком понимании российской экономики со всеми ее вывертами. Политики — об идеях Е.Г., касающихся демократических перспектив России. Он об этом думал не меньше, чем об экономике. Крайне остро переживая происходящее, верил в лучшее будущее. Правозащитники — о его вкладе в борьбу за права человека, про что он никогда не забывал. Студенты — о мудром и внимательном профессоре Ясине, у которого всегда для них находились время, силы и интерес. Мы все — независимо от профессии и занятия — о добром друге и учителе.

Достичь высот во всех своих начинаниях и при этом остаться простым, добрым, внимательным, человечным — большой талант, данный немногим. Сохранить твердость духа, приверженность принципам и удивительную мягкость и душевность в общении с друзьями, коллегами и студентами. Быть высоким интеллектуалом и просветителем одновременно — это тоже Ясин. Те, кто имел счастье быть знакомым и регулярно общаться с Евгением Григорьевичем, хорошо это знают по личному опыту. И неудивительно, что так сильна личная боль от этой утраты. 

Он мечтал о том, чтобы Россия стала процветающей и демократической страной, а Вышка вошла в число лучших университетов мира. Жизнь Е.Г. в последние 30 лет во многом была посвящена этому. Символично, что он ушел в тот момент, когда стало очевидно, что ему этого уже не увидеть. В день его ухода очередные ракеты упали на его родную Одессу.

Игорь Клямкин
Миссия Ясина

Я работал с Евгением Григорьевичем почти 20 лет, начиная с 2000-го. С того момента, как был основан Фонд «Либеральная миссия», который он возглавил, а мне предложил стать его заместителем. Он сразу обозначил, каким видит общественный и личный смысл такой деятельности, отличный от того, что он делал в Высшей школе экономики, где был научным руководителем, то есть одной из двух главных фигур наряду с ректором. Он хотел иметь публичную площадку, которая позволяла бы выходить за системные ограничители, не выходя из системы. ВШЭ была привязана к президентской администрации даже тогда, когда по праву считалась очагом университетских вольностей. 

Не помню ни одного случая, когда бы Е.Г. от этого своего замысла отказывался или его корректировал. Как-то даже прямо сказал: «Я зависим от своего статуса, но вы должны чувствовать себя совершенно свободными». Я мог наблюдать его только в «Либмиссии», и в роли ее президента он был демократическим руководителем без всяких оговорок — уверен, что с этим согласится каждый, кто сотрудничал с ним в многочисленных проектах фонда. Мы с ним не всегда и не во всем соглашались, но никаких негативных эмоций это у него не вызывало, скорее — наоборот. Ему, как мне казалось, такие несогласия даже импонировали.

Помню, как он предложил нам с Лилией Шевцовой оппонировать при публичном обсуждении его доклада, зная, что к ключевым тезисам этого доклада мы относимся критически. А потом выражал недовольство нашими комплиментарными «подушками», критику смягчавшими. 

Е.Г. был, безусловно, человеком своей среды, сформировавшейся в 90-е, приверженцем ее убеждений. Но его отличал и живой интерес к различиям мнений и ценностей, который позволял ему общаться с людьми, его средой отторгавшимися, — этим он в ней выделялся. Это не было желанием всем нравиться. То был именно живой интерес к другим и разным, и он не был безответным.

Таким буду помнить Вас, дорогой Евгений Григорьевич.

Евгения Альбац
Траурные ленты

В Йом-кипур ушел Евгений Григорьевич Ясин. Уйти в Йом-кипур — это, считают соблюдающие иудеи, везение: ты уходишь без грехов, чист как ребенок.

Ясин был удивительный человек, в чем-то — совсем ребенок. Хотя и мудрый, и много всего повидавший. Высшая школа экономики была его детищем, он верил в просвещение, в знание, в то, что современные образованные молодые люди вытащат Россию из тупика. Меня первую убрали из Вышки по требованию Кремля, хотя я читала чистую теорию и это были ключевые курсы для факультета политологии. Я пришла тогда к Деду, как мы все его звали, и Ясин сказал: «Женечка, Школа — важнее». Именно из-за Ясина я никогда не писала, что происходило в Вышке уже тогда, в 2012-м году, и как большинство тех, кто сейчас говорит оппозиционно и громко, сидели под матрасами и молчали, обольщенные миллионами долларов, которые университет получил от правительства — в обмен на молчание и коллаборационизм, оплаченный зарплатами в многие тысячи долларов. 

Ясин не молчал, но и сделать с идущим на Школу катком ничего не мог. Постепенно он совсем переместился на дачу, тем более, что там был его лучший собеседник — дочь Ира. Счастье, что окончательное разрушение Вышки в последние три года Евгений Григорьевич уже наблюдал отстраненно, через пелену все более сумеречного мира вокруг. Мозг как будто защищал его от того мракобесия, которое заливало аудитории некогда лучшего гуманитарного университета страны. Траурные ленты, которые будут висеть по Ясину в четверг, на прощании с ним в Вышке, — это панихида по университету и российскому гуманитарному образованию. И тут тоже придется все начинать сначала. Будет труднее, потому что не будет Ясина. Пусть будет благословенна память о нем.

Евсей Гурвич
Живая, но уязвимая субстанция

Стержнем Евгения Григорьевича, безусловно, была его твердая приверженность идеям либерализма, то есть свободе личности, экономики и всего, что в сумме определяет свободу страны. Мы знаем, что «идеологизированность» часто оборачивается своей изнанкой — доктринерством, когда реальность силой загоняется в прокрустово ложе мертвой схемы. Вера Е.Г. была противоположного свойства — он считал свободу живой, но уязвимой субстанцией, которую нужно защитить, дать шанс вырасти, окрепнуть и проявить себя. Всю свою энергию, всю жизнь Е.Г. посвятил этой задаче.

Как автор экономических программ он намечал пути от планового хозяйства к рынку, в  качестве министра экономики боролся с врагами экономической свободы — монополиями, и создавал механизмы саморегулирования вместо административно-командных рычагов. Однако, скоро стало понятно, что основные препятствия находятся внутри людей — это внутренние барьеры, предубеждения, страхи, сложившиеся и устойчиво воспроизводимые из поколения в поколение за многие десятилетия несвободной жизни. Е.Г. начал систематическую борьбу широким фронтом против всего, что сковывало экономику и общество. Для он использовал все возможности: проводил исследования, показывающие, что глубинные ценности россиян совместимы с базовыми свободами, читал курсы лекций и писал учебники, предметно показывающие преимущества свободного труда и предпринимательства, издавал книги о международном опыте, где наглядно сопоставлялись достижения свободных и несвободных стран, вел еще великое множество других проектов. К сожалению, мы знаем, что свобода пока не только не победила, но стала еще дальше. Это наша общая беда и меньше всего здесь вины Е.Г. Он сделал как никто много для появления в нашей стране свободных людей и со временем его роль будет в полной мере оценена.

Кирилл Рогов
Президент Ясин

«Дорогой Евгений Григорьевич». Почему-то есть не чувство утраты, а чувство продолжения. Ясин вселял в меня чувство спокойствия. Укол спокойствия. Вот это ощущение человека, который заведомо видит куда-то дальше тебя, исходило от него. Не потому что умнее (может, и умнее, не в этом дело), а потому что долго смотрел. 

Да, долго смотрел. «Трудовую деятельность начал в 1957 году мастером на мостопоезде», читаю я в Википедии. Мастером на мостопоезде! А где-то на рубеже 1989 и 1990 года ключевые сотрудники комиссии Леонида Абалкина по экономической реформе при Совете министров СССР Явлинский и Ясин впервые нарисовали сценарий перехода советской экономики на рыночные рельсы.

Теперь-то каждый, кто умеет складывать буквы, знает, как надо было и как не надо было переходить к рынку. Но тогда все те, кто теперь знает, еще не родились, и потому Явлинский с Ясиным бродили в темноте. В конце 1989 года задача комиссии была в том, чтобы убедить руководство принять более решительные (хотя тоже вполне умеренные) предложения по экономической реформе. И чтобы быть более убедительными, они написали «страшилку» — как будет выглядеть переход к рынку в жестком варианте, если эти предложения не принять. Никто на тот момент всерьез еще не обсуждал (во всяком случае, на правительственном уровне) никакого «рынка», все обсуждали варианты реформирования советской экономики. Рынок — это было как полет на Луну: все ее видели, но никто еще не задумывался, можно ли туда добраться.

Пока они писали, они многое поняли в логике этого процесса. Речь шла о том, что если не воспользоваться сегодня имеющимися рычагами, то завтра они перестанут действовать (типичный мостопоезд). Умеренные радикальные предложения комиссии Абалкина не были приняты, и «страшилка» превращалась в базовый сценарий. Молодой и решительный Явлинский с приятелями через несколько месяцев разовьет эти размышления в программу «400 дней» (в «500» она превратится чуть позже). Но слова «переход к рынку» с этого момента захватят умы всех. Парадигма мысли безвозвратно сместилась.

Ясин был системным человеком. Когда «Либеральную миссию» признали «иностранным агентом», он пошел разговаривать с Володиным (руководителем президентской администрации тогда), а потом звонил мне с идеей, что мы будем встречаться экспертным кружком с Володиным, чтобы объяснять ему истинное положение дел. Это может вызвать оторопь, но ее не было. Потому что про Ясина было ясно, что нет у них таких фантиков, на которые его можно купить, и он будет ходить и объяснять им положение дел. Как Абалкину. Просто долго смотрел.

Еще в 2000-е годы у Кости Сонина была блистательная идея, что в качестве альтернативы Путину на президентских выборах надо выдвинуть Ясина как единого кандидата демократических сил. Это очень точная мысль, и это совершенно соответствовало внутреннему масштабу Ясина и исторической логике. После скрытно идеократичного, зажатого, недоброго Путина должен прийти толерантный, широкий, либеральный, прозорливый Ясин. И в этом нет ничего несбыточного и странного. Кто знал Путина за год до его восхождения на политический Олимп? Ясин-то имел гораздо больше стартового капитала для этой должности. 

То есть в конкретных тогдашних обстоятельствах это было совершенно несбыточно. Но в теоретической модели, если СМИ начинают радиировать нации этот смысл, который нес в себе Ясин, то такое может случиться и будет благом. Точно также, как они радиировали некий смысл «образа Путина», который оказался востребован.

В нормальном сценарии развития событий что-то такое и должно было произойти.

В качестве президента Ясин бы многих разочаровал. Его осуждали бы за умеренность, называли бы соглашателем, выводили бы на чистую воду, поминая работу в комиссии Абалкина. А потом бы, через десять лет поставили памятник на бульварах: «Президенту Ясину, человеку, научившему нас компромиссу». И там Ясин стоял бы как живой. И дети, проходя мимо, знали бы этот национальный миф: что можно быть мягким и твердым человеком одновременно, как Ясин. И в этом нет ничего странного.

Дорогой, дорогой Евгений Григорьевич, спасибо Вам. Пользуясь любимой цитатой моего старинного друга: «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были».

Анатолий Чубайс
Притяжение наивности

Евгений Григорьевич Ясин для меня, пожалуй, самый светлый человек из всех, кого довелось знать. Многие говорят о его мудрости, и это, конечно, верно. Но меня поражало сочетание его мудрости с тем человеческим свойством, которое обычно с ней несовместимо — с наивностью. Он искренне изумлялся каждый раз, когда мы разбирали с ним очередные атаки против нас олигархов и купленных ими силовиков и журналистов. В его голове это не укладывалось просто потому, что его вера в лучшее в человеке была его сутью. Именно это и было источником его невероятного человеческого притяжения, которое собрало вокруг него таких разных людей. Я буду всегда ему благодарен за то, что оказался среди них.

Лев Гудков
Силовое поле идеализма

Особенностью Евгения Григорьевича Ясина было то, что он вызывал в человеке добрые чувства, переходящие в любовь к нему и какое-то принятие мира. Уважение к его научным трудам и общественным заслугам накладывалось на это отношение. От него исходило странное чувство внимания к тебе и ожидания, что от тебя можно ждать чего-то хорошего. И не просто ждать, а требовать. Как и всякий большой человек, он разворачивал людей к себе лучшим, что в них было. Такое свойство — абсолютно верный признак лидера при диагностике человека и среды. Невозможно представить себе порядочного и умного человека, который мог бы сказать о нем что-то сомнительное, не говоря уже — дурное. 

Первое мое знакомство с ним произошло где-то в начале 2000 года. Он выступал у нас на семинаре, который вел Левада, и говорил о своей вере в продолжение реформ, о том, какие надежды он связывал с новым временем. И меня тогда удивила эта его уверенность в людях и перспективах российской демократии. Сам я уже тогда был настроен все более пессимистично. Но сейчас я хотел сказать не о том, прав он был тогда или неправ, а о том, что такая человеческая способность гораздо важнее и ценнее, чем плоский реализм и мизантропия: она создает силовое поле идеализма, которое только и делает возможными изменения в сообществах людей. Я навсегда буду благодарен ему за помощь, за поддержку в тяжелые времена, за круг людей, который он собрал в «Либеральной миссии». Наверное, придет время, когда он окажется прав в своей вере в потенциал российского либерализма, и тогда, действительно, как уже кто-то писал, Вышка по праву должна будет носить его имя.

Денис Драгунский
Несгибаемый романтик

Я познакомился с Евгением Григорьевичем ранней осенью 1994 года, когда он еще руководил Аналитическим центром при Президенте РФ. Поразило невозможное, как мне показалось, сочетание хваткого, проницательного ума — и какой-то домашней доброты, на грани с почти что родственной нежностью. Речь его была негромкой, взгляд — ласковым, но аргументы — неотразимыми. В 2000 году он пригласил меня в совет Фонда «Либеральная миссия», и мы стали встречаться почти ежемесячно.

Не мне судить о заслугах Ясина как теоретика переходных процессов, как профессора, воспитавшего целую команду блестящих экономистов-практиков, как основателя Высшей школы экономики — хотя все это чрезвычайно важно и весомо.

Для меня Евгений Ясин — это лидер «Либеральной миссии», великий просветитель. Сеятель идей демократии, свободной рыночной экономики, прав человека, конституционализма, многопартийности и, главное, свободы как таковой, свободы слова и мысли прежде всего. Сколько было издано книг, сколько проведено семинаров, молодежных школ, конференций, сколько выступлений видных политиков, юристов и экономистов! Сколько поднято исторических пластов русского либерализма, сколько издано справочников и монографий! Сколько премий присуждено, а значит, сколько внимания привлечено к идеям свободы и демократии!

Евгений Григорьевич был несгибаемым романтиком либерального просвещения. Диалог, убеждение, разъяснение были для него важнее противостояния. Семена, брошенные им в наши порабощенные бразды, еще дадут всходы — он в это верил; верю и я.

Сергей Гуриев
Два разговора

Я много разговаривал с Евгением Григорьевичем — и о науке, и о РЭШ, и о ВШЭ, и о будущем России, и о Фонде «Династия» (где мы оба были членами совета). Мне очень не хватало его в последние годы — и сегодня особенно грустно оттого, что мы о много недоговорили.

Я особенно хорошо запомнил два наших разговора. После того, как я был назначен ректором РЭШ осенью 2004 года, мы начали работу над долгосрочной стратегией Школы. Для этого в начале я опросил десятки стейкхолдеров и конкурентов. В их числе был, конечно, и Евгений Ясин. Этот разговор с Евгением Григорьевичем (в апреле 2005 года) меня многому научил и — в большей степени, чем любой другой разговор, — повлиял на формирование стратегии РЭШ. Евгений Григорьевич настаивал на приоритете качества над количеством и на приоритете исследований над политическим консалтингом. Он буквально сказал мне, что «власти считают, что они и сами все знают» и что «академический профиль более ценен, чем метания с политическим консалтингом».

В январе 2011 года мы обсуждали работу над «Стратегией 2020». В этот раз Евгений Григорьевич был гораздо более пессимистичен. Он понимал, что Путин и Медведев, скорее всего, заказали эту работу ВШЭ и АНХ для отвлечения внимания — и что эта работа будет положена на полку на следующий день после подписания акта приемки. Так, собственно, и получилось. К сожалению, и в этот раз мудрость и интеллектуальная честность Евгения Григорьевича превзошли неуместные оптимизм и конформизм его более молодых коллег.

Я уверен, что Евгений Григорьевич согласился бы с тем, что лучшая дань уважения ему — это выученные уроки, честность перед самим собой и неповторение ошибок наивности и конформизма. Евгений Григорьевич, мы постараемся.

Эмиль Паин
Деятельная свобода

В апреле 1994 года мы вместе с Евгением Григорьевичем поступили на работу в Аналитический центр при Президенте РФ. Он — руководителем Центра, а я — руководителем аналитического направления по национальной политике. Всего семь месяцев Ясин руководил этим центром до назначения министром экономики, но это короткое время осталось в моей памяти как лучшее в моей научной карьере. Евгений Григорьевич превратил, казалось бы, чиновное место, в академический институт высшей научной пробы. На ежедневные вечерние семинары, проводившиеся после работы и заканчивавшиеся иногда поздней ночью, приходили известные ученые разных специальностей. Тогда еще не было Фонда «Либеральная миссия», но сама миссия была, ее выразителем и носителем был Евгений Григорьевич, который создавал вокруг себя атмосферу свободы творчества, свободы деятельной инициативы. На мой взгляд, ценность именно такой свободы — главная в либеральной идее.

В 2000-е началась моя работа под началом Ясина в Высшей школе экономики и в совете Фонда «Либеральная миссия. И здесь вновь проявился его талант великого научного руководителя, пробуждающего у сотрудников стремление к инициативе и творчеству. Все, кто с ним работал, стремились выразить себя как можно полнее и талантливее. Возможно, в иные времена этот его талант привел бы к более оптимистическим общественным результатам, но как говорил поэт, «времена не выбирают в них живут и умирают». Не буду говорить о своей вере в хорошее будущее и вообще о вере, но могу сказать о мечтах. Среди них и та, о которой здесь уже многие говорили: мечта о присвоении Научно-исследовательскому университету «Высшая школа экономики» имени Е.Г. Ясина.

---

Георгий Сатаров
«Подготовил Ясин»

В июле 1991 года, незадолго до августовского путча, в Верховный совет СССР пришел документ о состоянии советской экономики, подписанный замглавы правительства Щербаковым (глава Павлов был, кажется, в отпуске). Состояние гибнущей экономики описывалось палитрой, которой самые отъявленные критики не владели. Прогнозы — трагические. Были и предложения. Два неприемлемых — советские методы и выжидательный. И было единственно приемлемое — немедленное введение реальных рыночных мер. И был их список — почти один в один меры, принятые Гайдаром и Ельциным в январе 1992 года. И к ним приписано: «Если этого не сделать сейчас, то скоро за нас это сделают другие» (цитирую по памяти). Депутаты довольно вяло обсудили документ, ничего не решили, но засекретили. Оригинал этого документа попал мне в руки в начале 1996 года, когда и поскольку я был помощником президента. И в конце самого текста я обнаружил мелким шрифтом: «Подготовил Е.Г. Ясин». 

Евгений Григорьевич все спрогнозировал верно. Через пять месяцев «их» не было. Их смел крах СССР. И сделали «это» другие, в первую очередь — его ученики. И они вывели российскую экономику, финансы и потребительский рынок из состояния клинической смерти, грозившей стать не клинической. 

Из всех известных мне крупных экономистов, которые перестройку встречали уже довольно зрелыми людьми, Евгений Григорьевич был самым рыночным и самым либеральным. Вы, возможно, удивитесь, но именно либерализм ценит отдельного человека, личность, но отнюдь не социализм. Последнему милы массы в целом. Его не интересуют детали и различия. Он скорее с энтузиазмом лепит массу из людей. Этим социализм сближается с бандитской шайкой. А Евгений Григорьевич ценил людей и любовно их коллекционировал, собирал поштучно в свою «Либеральную миссию».

Мне его не хватает очень сильно. У меня перед глазами его большой кабинет. Его большой стол, по бокам которого сидим мы, экземпляры его коллекции. Евгений Григорьевич во главе стола говорит: «Мне кажется, нам надо обсудить...» И сейчас нам принесут чай, или кофе... 

Либерализму нужна свобода для каждого отдельного человека. Чтобы он мог стать человеком, а не винтиком. Чтобы стал собой, и оставался собой, человеком, даже когда это очень трудно. Как Евгений Григорьевич Ясин.

Александр Архангельский
Великие старики

Я хочу сказать не только о Евгении Григорьевиче, но и о его друге Дмитрии Борисовиче. О Ясине — и Зимине. С обоими я познакомился довольно поздно, они уже были в возрасте, за 70. Сразу стало ясно — сходство между ними сильней, чем между братьями. И внешнее: невысокие, крепкие, с сократовскими лысинами. И внутреннее: живые, энергичные, язвительно веселые, при этом меланхолические и деловые. И идеологическое — оба были твердокаменными либералами.

Но единство мысли не вечно, в отличие от единства чувства. Где бы ни встретились эти грандиозные (при всей низкорослости) старики, они сразу притягивались друг к другу, как магниты, и больше уже ни в ком не нуждались. Это могло быть на каком-нибудь Гражданском форуме, где, посмотрев и послушав самое интересное, старики подхватывались с места и отправлялись пропустить по рюмочке. А могло быть в Вышке, где Ясин собирал членов совета Фонда «Либеральная миссия» в своем просторном кабинете научного руководителя. И по рюмочке пропускали все. Но тоже — лишь после того, как работа закончена.

Так, вместе, Ясин и Зимин пережили и лучшие, и худшие времена. На пару стали основателями двух вольных институций, «Династии» и «Либмиссии». На пару прошли испытание «иноагентством». Ясинская «Либмиссия» не имела иностранного финансирования, зиминская «Династия» не имела проектов с политическим звучанием; как только Зимин в лице «Династии» дал грант Ясину в лице «Либмиссии», та превратилась в иноагента, и как только она заразилась, обратным ходом заразилась и «Династия». Повели они себя тогда по-разному, Зимин «Династию» закрыл, Ясин «Либмиссию» отбил. Но оба как-то разом погрустнели. Хотя и сохранили некоторый оптимизм.

Тьма вокруг тем временем сгущалась, как ей по статусу положено; мы всерьез обсуждали вопрос, а уместно ли было бы в Нюрнберге времен принятия законов 1935 года поддерживать существование островков свободы, или это обман населения, поддержание иллюзии. А великие старики, неуклонно грустнея, продолжали делать свое дело. И пока они его делали, казалось: пропасти удастся избежать.

Но сначала не стало Зимина, а теперь вот и Ясина. За несколько недель до смерти, на Кипре, Зимин меня вдруг спросил: «Я здесь в раю, а они там в аду. Это случайность или по заслугам?» По заслугам, Дмитрий Борисович. По заслугам, Евгений Григорьевич.

Но боюсь, по заслугам и нам.