Этот социальный фон создал условия для объявленной в конце прошлой недели военной реформы, обозначающей окончательный разворот тренда демилитаризации общества, который доминировал в России в течение всех постсоветских десятилетий. На протяжении этого периода численность военнослужащих в России сократилась с примерно 2 млн человек в первой половине 1990-х до 1 млн человек в 2000–2010-х, а срок службы по призыву — с двух лет до года; официальной доктриной все эти годы считался переход к преимущественно профессиональной армии с упором на создание мобильных и эффективных сил быстрого реагирования. Эта либеральная стратегия была призвана уменьшить давление оборонных расходов на экономику, чтобы максимально высвободить потенциал ее роста.
Однако война в Украине продемонстрировала, что сложившаяся по факту модель контрактной армии не приспособлена для ведения широкомасштабных военных действий и затяжной конвенциональной войны. Впрочем, ведение такой войны и не предполагалось идеологией постсоветского российского государства и его военными доктринами. У постсоветской России не было существенных территориальных споров с окружающими странами, что обычно является причиной более высокого уровня милитаризации. Общие оборонительные задачи в значительной степени обеспечивались наличием огромного ядерного потенциала.
После аннексии Крыма такой территориальный спор появился, однако это не привело к прямым изменениям в военных стратегиях. События в Крыму и на Донбассе нашли отражение в подписанной в декабре 2014 года новой военной доктрине, хотя и в довольно странном виде. Перечень основных «внешних военных опасностей», в основном повторявший перечень из доктрины 2010 года, был дополнен пунктом «н»: «установление в государствах, сопредельных с Российской Федерацией, режимов, в том числе в результате свержения легитимных органов государственной власти, политика которых угрожает интересам Российской Федерации».
Объявленная министром обороны Шойгу реформа армии и призыва институционально закрепляет смену вектора государственной военной идеологии. Численность вооруженных сил предполагается увеличить до 1,5 млн человек. И это ключевой параметр реформы. В результате удельный вес военнослужащих в составе населения резко увеличится и составит более 1% от всего населения России, более 2% от населения рабочих возрастов или более 4% от мужчин рабочих возрастов. По данным ежегодного обзора Международного института стратегических исследований, в Китае численность вооруженных сил составляет 2,035 млн человек при населении десятикратно превосходящем российское (0,012% от всего населения), в Индии — 1,46 млн при населении примерно таком же, как в Китае (0,1%), в США — 1,395 млн при населении в 336 млн человек, то есть в 2,3 раза превосходящем российское (0,4%). Только в Северной Корее численность армии (1,3 млн человек) составляет 4,9% населения. В Южной Корее, которая все еще формально находится в состоянии войны с Северной Кореей, численность армии в отношении к населению примерна равна той, о которой мечтает министр Шойгу для России.
Увеличение численности военнослужащих в полтора раза, заявленное реформой, может объясняться только коренным изменением фактических задач вооруженных сил. Причем, при наличии мощного ядерного щита такой размер армии не может быть оправдан оборонительными задачами. По сути, столь резкое увеличение численности военных отражает фактическое принятие новой государственной военной доктрины, хотя и не объявленной публично. Можно сказать, что Шойгу предложил создать армию воюющего государства. А так как на Россию никто не нападал, резкое изменение численности военнослужащих отражает появление в военной доктрине новых задач — задач продвижения вглубь территории противника с растянутой линией фронта и последующего удержания оккупированных территорий.
Установку на милитаризацию государственной жизни отражает и заявленная реформа призыва. Изменение призывного возраста с промежутка 18–27 лет на промежуток 21–30 лет связано с тем, что смысл института призыва меняется. Если раньше он носил мобилизационно-профилактический характер (что-то вроде расширенных военных сборов), и призыву подлежали прежде всего окончившие школу юноши, заявленное «повзросление» призывников делает их более пригодными для непосредственного использования в боевых действиях. Возрастной сдвиг также сокращает долю призывников, получающих отсрочку для учебы.
С высокой вероятностью в будущем параметры реформы будут дополнены увеличением срока службы по призыву. В информационном пространстве уже началась обычная для Кремля в таких случаях подготовительная кампания — мнимые дискуссии в Думе и Совете Федерации, опровержения, переадресация ответственности, выступления должностных лиц с «частным мнением» и пр. На этот сценарий указывает и нестыковка цифр: для достижения размера в 1,5 млн военнослужащих российскую армию нужно увеличить примерно на 490 тыс. человек, однако заявлено лишь об увеличении числа контрактников — на 290 тыс. Остающийся разрыв как раз и может быть покрыт за счет увеличения срока службы призывников (один призыв сейчас составляет 120–140 тыс. человек).
Важно отметить, что реформа вооруженных сил происходит на фоне продолжающего действовать указа Путина о «частичной мобилизации». Указ не ставит никаких временных рамок «частичной мобилизации», а отказ Кремля отменить указ означает (как не раз объясняли юристы), что установленный им юридически режим военного времени становится перманентным и призван на военную службу может быть любой военнообязанный.
В этом контексте слухи и страхи относительно второй волны мобилизации выглядят необоснованными. В новой кампании, подобной осенней и чреватой социальным стрессом и ростом протестных настроений, нет необходимости. Поддерживать приток живой силы в войска можно в режиме распределенного во времени «донабора» мобилизованных по мере «выбытия» мобилизованных ранее. А чтобы ввести этот процесс в рутинное русло, в спешном порядке создается единая база данных воинского учета. Как показала осенняя кампания, граждане не решаются протестовать против мобилизации как таковой, фокусируя свое недовольство на «перегибах» (случаях мобилизации не подлежащих ей граждан, не годных к воинской службе или имеющих отсрочки). База данных позволит вести перманентную мобилизацию в рутинном режиме, избегая скандалов. Можно предположить, что режим «ползучей мобилизации» будет сохраняться вплоть до реализации планов по увеличению численности армии «по Шойгу».
Прочие элементы предложенной Шойгу реформы выглядят окончательным демонтажем остатков реформ министра обороны Сердюкова, которые проводились на рубеже 2000-х и 2010-х годов и были нацелены на изживание советского наследия и приближение российской армии к современным стандартам. В этом смысле реформа во всех своих элементах в значительной мере выглядит возвращением к советским принципам военного строительства. Эти экстенсивные принципы (количество вместо качества) потребуют возвращения к аналогичным практикам в производстве вооружений и военной техники, которое также должно компенсировать технологическую отсталость количественными показателями.