Широкий фронт и узкий: промышленность развернулась к спаду, хотя несколько отдельных зон высокого роста размывают эту картину

Оттенки алармизма и вопросы климата

Российская экономика замедляется, о чем свидетельствуют и данные официальной статистики, и опросы предприятий. Но картина все еще выглядит противоречивой — в силу противоречивых сигналов, из которых она складывается. Тем не менее общая атмосфера изменилась кардинально. В этом году на Петербургском экономическом форуме впервые после начала войны дружный хор оптимистов, солировавший в предыдущие годы, уступил место почти столь же дружному хору алармистов.

Впрочем, алармизм на форуме был представлен в двух вариантах. Один и доминирующий его извод подводил публику в зале к выводу, что главная проблема экономики — это высокая ставка ЦБ. Сторонники этого взгляда говорили о «переохлаждении» или даже «замораживании» экономики, и эти метафоры указывали, что остановка роста и угроза рецессии — это результат действий ЦБ. Стоит их развернуть, и экономика вновь оживет. Второй вариант был представлен в выступлении главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной, отчасти в комментариях главы «Сбера» Германа Грефа, а также вечного председателя бюджетного комитета Думы Андрея Макарова и некоторых экономистов (например, бывшего министра финансов Михаила Задорнова), которые указывали на исчерпанность факторов или «модели роста», действовавших в предыдущие годы. Эта группа с оглядкой говорила о высоких расходах, недостатках бизнес-климата, не способствующих, мягко говоря, инвестициям, и подводила к мысли, что вовсе не ставка сама по себе является корнем проблем экономики. 

Впрочем, в обоих видах алармизм отражал достаточно широкий консенсус бизнес-сообщества относительно резкого ухудшения ситуации. Признаки существенного замедления экономической активности фиксирует июньский опрос предприятий ЦБ, который охватил 13,5 тыс. предприятий. Индикатор бизнес-климата, рассчитанный на его основе, снизился сразу с 4,8 до 2,9 пункта за месяц. Впрочем, как мы писали ранее, этот показатель традиционно смещен вверх за счет компоненты «ожиданий», которые в среднем примерно на 15 пунктов выше оценок текущей ситуации (→ Re: Russia: Инфляция оптимизма). Поэтому для понимания актуальной динамики бизнес-климата важнее смотреть именно на последние. В июньском опросе, в котором предприятия дают оценку ситуации в мае, индекс текущего положения дел опустился до –3,24, что несколько ниже среднего за первые четыре месяца года (–2,03) и существенно хуже среднего за 2023–2024-й (1,28), но не является кризисным уровнем.

Однако если смотреть на отраслевые составляющие показателя, то можно обнаружить, что оценки ситуации в промышленности (добыча и обработка) снижались в начале года и резко ухудшились в последнем замере. В обработке баланс оценок обвалился с –2,9 в апреле до –10,4 в мае. В результате эти показатели находятся теперь ниже уровней кризисного эпизода конца 2014-го — конца 2015 года (тогда, после падения цен на нефть, экономика сокращалась). Показатели в торговле — примерно на уровне кризисных значений того периода. Зато строительство и транспортировка, хотя и находятся в отрицательной зоне, выглядят значительно лучше показателей кризисного периода, а сельское хозяйство и услуги не демонстрируют никаких кризисных признаков и в итоге вытягивают общий показатель по экономике. Поэтому мы можем говорить сегодня о кризисных показателях бизнес-климата в промышленности, около- или предкризисных в торговле и строительстве и об отсутствии каких-либо признаков кризиса в сельском хозяйстве и услугах.

Средние значения фактических оценок бизнес-климата в соответствующий период

Структурный сдвиг: добыча — больше не якорь промышленного производства

Картина фактической динамики промышленного производства, по данным Росстата, на первый взгляд выглядит крайне противоречиво. Так, например, последние майские данные продемонстрировали настоящий рывок выпуска (предыдущий похожий пришелся на декабрь 2024 года). По сравнению с апрелем промышленность выросла на 2,6% (с устранением сезонного и календарного факторов). В апреле прирост к марту в промышленности составлял всего 1%. По оценке Telegram-канала «Твердые цифры», с поправкой на сезонный и календарный факторы динамика в мае была даже выше — +2,8% к апрелю. Это серьезный всплеск, и по его итогам вероятность того, что второй квартал покажет отрицательную динамику ВВП и российская экономика войдет в техническую рецессию, снижается. 

Однако майский статистический всплеск выглядит парадоксально на фоне в полной мере кризисных оценок бизнес-климата в промышленности, которые давали предприятия в опросе ЦБ по итогам месяца. По оценке Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), скачок был обеспечен резким ростом в узком сегменте промышленности, связанном с военными производствами, и никоим образом не указывает на разворот нисходящего тренда в промышленном секторе. По подсчетам экспертов центра, в связанных с войной отраслях прирост выпуска к апрелю с устраненной сезонностью составил 12,2%. Оставшаяся часть прироста пришлась на цветную металлургию (в связи с расширением объемов ее экспорта в Китай). Расчеты Владимира Бессонова из НИУ ВШЭ демонстрируют некоторый подскок индекса выпуска, очищенного от военной составляющей, который, однако, находится в пределах обычных колебаний.

Для понимания общих тенденций промышленного производства полезнее взглянуть не на месячные показатели, а на агрегированные данные по производству за январь–май. За эти пять месяцев российская промышленность, по данным Росстата, выросла на 1,3% к уровню января–мая 2024 года, когда темпы роста составляли 5,2%. При этом выпуск в добывающем секторе за этот период сократился (–2,7% г/г), а положительное значение показателя обеспечила обрабатывающая промышленность (+4,2% г/г).

Прежде всего следует отметить, что более низкий результат промышленности в январе–мае за последние 12 лет наблюдался только в кризисные 2015–2016 и 2020 годы. При этом структура роста принципиально изменилась по сравнению с довоенной: фактором, который тянет промышленность вниз, теперь является добывающий сектор — на фоне прущей вверх обработки он с 2023 года находится в отрицательной зоне. Значение января–мая 2025 года в добывающей промышленности — худшее за 12 лет (по сопоставимым данным, в реальности отрицательные темпы роста фиксировались в первой половине года последний раз в 2009 году). 

Прирост выпуска в российской промышленности в январе–мае в годовом выражении, 2015–2025, %

В довоенный период добыча, наоборот, выступала в качестве стабилизирующего, балансирующего фактора в условиях кризисных сжатий внутреннего спроса (как например, во время кризиса 2015–2016 года) и уходила в отрицательную зону лишь в 2020 и 2021 годах. Это структурное изменение, кстати, указывает на дополнительные риски перехода обрабатывающей промышленности к сокращению выпуска: добыча на этот раз не сможет выступить в качестве якоря. Хотя Росстат не публикует данные по нефтегазовому сектору добывающей промышленности, очевидно, что важнейший фактор слабых показателей в добыче и наметившегося структурного сдвига связан именно с ним: это крах газового экспорта.

Фронт спада и сужающееся горлышко роста

Если же сравнивать динамику обрабатывающего сектора в январе–мае 2025 года с прошлогодней, то можно обнаружить, что из 20 основных его отраслей 11 демонстрировали в январе–мае прошлого года рост, а в этом перешли к сокращению выпуска (причем пять из них — в потребительском сегменте). Еще в одной отрасли произошло углубление спада, и в четырех — существенное сокращение темпов роста. Четыре из 20 продемонстрировали лучшую динамику, чем в прошлом году (лекарства, нефтепереработка, прочие транспортные средства и ремонт и монтаж оборудования). 

Потребительский сектор: прирост выпуска за январь–май в годовом выражении в 2024 и 2025 годах, %

Промежуточные товары: прирост выпуска за январь–май в годовом выражении в 2024 и 2025 годах, %

Высокотехнологичный сектор: прирост выпуска за январь–май в годовом выражении в 2024 и 2025 годах, %

По сути, положительные и немаленькие темпы роста в обработке обеспечивают в январе–мае 2025 года несколько отраслей: нефтепереработка, химические производства, производство готовых металлических изделий, компьютеры, электронные и оптические изделия и «прочие транспортные средства». Причем при взгляде на эти отрасли выясняется, что их рост сконцентрирован в нескольких еще более узких подотраслях.

Так, например, «производство готовых металлических изделий» в январе–мае 2025 года выросло на 12,8% после роста на 46% в январе–мае 2024-го. Если в прошлом году здесь росли шесть из семи подотраслей, то теперь связанные со строительством подотрасли (производство строительных металлических конструкций и паровых котлов) перешли к сокращению выпуска, а аномально высокие темпы роста (+22,5%) оказались сконцентрированы в «производстве готовых металлических изделий, не включенных в другие группировки», то есть собственно в военном производстве.

В производстве электрического оборудования в прошлом году бурный рост демонстрировали четыре из шести подотраслей, теперь — лишь одна (производство двигателей, траснформаторов, генераторов). В то же время подотрасль «производство бытовых приборов» перешла от бурного роста в прошлом году (+17%) к почти столь же глубокому сокращению (–14%). Это означает, что выпуск фактически вернулся в 2023 год, когда подотрасль находилась на дне своего падения после начала войны и введения санкций и выпуск составлял 64% к уровню 2021 года. Таким образом, в данном секторе никакого существенного импортозамещения, вызванного санкциями, по прошествии трех лет, судя по всему, не наблюдается. 

В отрасли «производство прочих транспортных средств и оборудования» в прошлом году росли три подотрасли и общие темпы роста составляли 29%, в этом году резко сократился выпуск железнодорожного транспорта, зато подотрасль «производство летательных аппаратов» после роста в 2024 году на 32% демонстрирует в этом году рост на 76%. Это Россия наверстывает и стремится превзойти Украину в дроновой войне.

Таким образом, мы наблюдаем широкий фронт перехода обрабатывающих отраслей от роста к сокращению производства и сузившийся набор точек высокого роста в некоторых экспортных отраслях (цветные металлы, агрохимия) и военных производствах. В последнем, впрочем, нет ничего удивительного: расходы бюджета по итогам января–мая, по данным Минфина, в номинальном выражении на 21% выше прошлогодних, то есть более чем на 10% выше в реальном выражении. Это сопоставимо с их приростом в январе–мае 2024 года — 17% в номинале при более низкой инфляции (8% в годовом выражении). Однако, как видим, эффект этих вливаний сужается и все в меньшей степени «переливается» на смежные отрасли.

Фундаментальные факторы, определившие эти тенденции, сформировались, как представляется, еще до того, как экономика в достаточной мере начала ощущать эффект сокращения доходов от экспорта. Скорее, они отражают завершение адаптационного инвестиционного цикла 2022–2024 годов и отказ правительства от ряда каналов широкой поддержки экономики. Новый негативный фактор — сокращение внешнего финансирования экономики — начал оказывать свое влияние, по всей видимости, лишь под конец второго квартала и в большей степени проявит себя в третьем.