На низком ядерном старте: будущий баланс сил в мире определит новая гонка вооружений, которая еще только начинается

Началась ли новая гонка вооружений?

На первый взгляд, очередной ежегодник Стокгольмского международного института исследований мира (SIPRI), являющийся сегодня главным барометром состояния мировых вооружений и расходов на них, на этот вопрос отвечает вполне определенно: «Да». Мировые военные расходы в 2024 году демонстрировали рост уже десятый год подряд и превысили $2,7 трлн (+9,4% к прошлому году). За 2015–2024 годы военные расходы человечества выросли на 37%, увеличившись во всех регионах: в Европе (+83%), Азии и Океании (+46%), Америке (+19%), на Ближнем Востоке (+19%) и в Африке (+11%). В 2024 году военные расходы выросли во всех европейских странах, кроме Мальты, с общим увеличением на 17%. Россия увеличила расходы на 38%, а оборонные траты 17 из 30 европейских членов НАТО достигли или превысили цель альянса в 2% ВВП, с особенно заметным ростом в Румынии (+43%), Нидерландах (+35%), Швеции (+34%), Польше (+31%) и Германии (+28%).

Однако следует сделать две оговорки. Во-первых, 38% всех мировых военных расходов приходятся на США, 17% — на европейские страны НАТО, 12% — на Китай, 5,6% — на Россию. Итого на эти страны вместе приходится 72% мировых расходов. За ними, кстати, следуют Индия и Саудовская Аравия (по 3%), Украина (2,4%), Япония (2%), Южная Корея и Израиль (по 1,7%). Очевидно, что и основной вклад в общемировой рост расходов вносят страны именно первой группы. За последние 10 лет мировые военные расходы выросли на $1 трлн, при этом на США пришлось $363 млрд, на Европу — $220 млрд, на Китай — $117 млрд и на Россию — $83 млрд, следует из базы данных SIPRI. Итого — почти 80% всего мирового прироста в текущих долларах.

Вторая оговорка состоит в том, что нынешний уровень военных расходов в мире в длительной исторической перспективе остается низким. В этом году они превысили порог 2,5% мирового ВВП. В прошлый раз на этом уровне военные расходы были в 2009 году, но не вследствие их роста, а из-за сокращения мирового ВВП в связи с финансовым кризисом. А до того военные расходы опускались ниже 2,5% ВВП в 1994 году — по всей видимости, впервые за весь период после Второй мировой войны (относительно надежные цифры у SIPRI есть с 1960 года). Зато в 1960-е они в среднем составляли 5,7% мирового ВВП, в 1970–1980-е — 3,9%, в 1990–2000-е — 2,5%, а в 2010-е — 2,3%. В этом смысле человечеству еще далеко до новой гонки вооружений, хоть чем-то напоминающей холодную войну.

Общемировые военные расходы как доля мирового ВВП, 1960–2024, %

В то же время можно сказать, что гонка вооружений все-таки началась. Об этом свидетельствует быстрый рост военных расходов в той группе стран, которые могут быть причислены к современным сверхдержавам и на которые приходится более 70% всех военных расходов. Это США, Китай, Европа и Россия. Хотя юридический статус того, что определяется здесь как «Европа», размыт, мы определенно видим усилия по выработке единой военной политики в регионе, нацеленной на быстрый рост военных расходов. Принятые на саммите НАТО обязательства указывают, что они должны увеличиться в следующие 10 лет практически вдвое (за предыдущее десятилетие они уже увеличились в 1,8 раза). В свою очередь, Россия с экономической точки зрения не должна была бы входить в число сверхдержав, однако она занимает место в их ряду в связи с тем, что располагает самым большим ядерным арсеналом.

Новые напряжения и соперничества в группе сверхдержав не только ведут к росту их военных расходов, но и распространяют эпидемию уязвимости на прочие страны и регионы. В предыдущие 30 лет считалось, что США и НАТО являются своего рода гарантами мирового статус-кво — в частности, принципа неизменности границ и недопустимости попыток их силового пересмотра. Однако теперь — в условиях соперничества США с Китаем, с одной стороны, с Россией, с другой, и взаимного напряжения между европейскими столицами и Вашингтоном, с третьей, — доверие к этим гарантиям резко пошатнулось.

Новая концепция войны

Соперничество в группе сверхдержав является отправной точкой новой гонки вооружений, однако, помимо этого, импульс ей дали изменения базовых представлений о современной войне. Во-первых, изменилось представление о ядерном сдерживании. Если раньше ему отводилась ключевая роль в предотвращении военных конфликтов между крупными державами, то сегодня стало очевидно, что переход к ядерной стадии конфликта выглядит слишком высокой издержкой, а потому даже имеющие это оружие страны, возможно, будут воздерживаться от его применения, вступая в прямой конфликт друг с другом. Конвенциональный конфликт с участием ядерной державы — это первая новация.

Во-вторых, в конце прошлого века американская операция «Буря в пустыне», освободившая Кувейт от иракской оккупации за несколько недель, создала ощущение, что новые войны, использующие высокоточное оружие, будут быстрыми. Но эти надежды быстро угасли и мир погрузился в эпоху «долгих войн» XXI века, отмечает в Foreign Affairs Лоуренс Фридман, почетный профессор военных исследований в Королевском колледже Лондона и автор книги «Командование: политика военных операций от Кореи до Украины». 

Долгими оказались американские войны в Ираке и Афганистане. Вторжение России в Украину в 2022 году, рассчитанное на дни, превратилось в изнурительный, более чем трехлетний конфликт. Война Израиля в Газе, начатая в ответ на атаку ХАМАСа в октябре 2023 года, вместо «быстрой и решительной» операции затянулась на 15 месяцев, распространившись на Ливан, Сирию и Йемен. При этом история показывает, что решающим фактором в большинстве войн была не военная стремительность, а выносливость и ресурсы. То есть военные стратеги вернулись к пониманию того, что готовиться изначально следует к затяжной, а не к краткосрочной войне, пишет Фридман. 

А это значит, что военные машины разных стран теперь будут озабочены созданием значительных запасов вооружений. В последние десятилетия своего существования СССР производил несметное количество танков, которыми были уставлены огромные просторы Западной Сибири. Советские стратеги знали, что промышленный потенциал страны гораздо слабее потенциала НАТО, а потому «запасали» танки на случай длительного конфликта. Парадоксальным образом, остатки этих запасов оказались востребованы, когда нападение на Украину превратилось из «быстрой» войны в войну на истощение.

Драйверы новой ядерной гонки

Если ориентироваться на формальные показатели, то ядерная гонка вооружений также не началась. Мировые ядерные запасы продолжают сокращаться. По данным Федерации американских ученых-ядерщиков (FAS), пик мировых ядерных запасов пришелся на 1986 год — 70,4 тыс. ядерных зарядов (более 40 тыс. в СССР и более 23 тыс. в США). К 2000 году их было 34 тыс., к 2015-му — 15,8 тыс., в 2024-м — 12,4 тыс., а на начало 2025-го — 12,2 тыс. Но в действительности эти цифры обманчивы. Мировые запасы ядерных боеголовок продолжают сокращаться за счет утилизации устаревшего оружия, говорится в докладе SIPRI. А новый виток гонки ядерных вооружений практически неизбежен и фактически уже начался. Угроза усугубляется снижением прозрачности в ядерной сфере и деградацией соглашений по контролю над вооружениями. По истечении срока действия договора СНВ-III в феврале 2026 года число боеголовок на стратегических ракетах, скорее всего, начнет расти.

При том что роль ядерных сил как сдерживающего фактора снизилась, глобальной причиной новой ядерной гонки является опять-таки изменение баланса сил в кругу великих держав. Чтобы окончательно обрести статус полноценной сверхдержавы, соответствующий его экономической роли и политическим амбициям, Китаю необходимо «добрать» свой ядерный потенциал до сопоставимого с США и Россией уровня. В свою очередь Россия, для которой ядерный потенциал является единственным «билетом» в клуб сверхдержав, испытывает потребность его актуализировать. А Соединенные Штаты вынуждены переосмыслить свою ядерную стратегию в контексте возможного конфликта не с одним соперником, а сразу с несколькими ядерными державами — Китаем, Россией и Северной Кореей. Наконец, посылаемые США своим союзникам знаки, что они больше не являются для них гарантированным зонтиком от военной угрозы, подрывают всю концепцию политики ядерного нераспространения, какой мир ее знал в последние десятилетия, а также заставляют задуматься об укреплении своего ядерного арсенала «большую» Европу (→ Re: Russia: Мир по Гоббсу). 

Согласно ключевым выводам нового ежегодника SIPRI, в 2024 году все девять ядерных держав — США, Россия, Великобритания, Франция, Китай, Индия, Пакистан, КНДР и Израиль — продолжили модернизацию своего арсенала. По данным на январь 2025 года, примерно 3912 боеголовок были развернуты на ракетах и самолетах, что соответствует уровню января 2024 года. При этом около 2100 развернутых боеголовок пребывали в состоянии высокой оперативной готовности на баллистических ракетах — в основном они принадлежат США и России, но небольшое их число есть и у Франции, Великобритании и, вероятно, Китая. 

Мировой ядерный арсенал на начало 2025 года

Китай за год нарастил свой ядерный арсенал с 500 боеголовок до 600, и эксперты ожидают дальнейшего роста в следующее десятилетие. Максимальный прогноз исходит из того, что к 2035 году в ядерном арсенале КНР может быть до 1500 боеголовок, то есть темп в 100 боеголовок в год сохранится. Сегодня, по распространенной оценке — в частности, ее придерживается и SIPRI, — США и Россия имеют по 1700 с небольшим развернутых боеголовок. С арсеналом такого размера Китай уже сможет ощущать себя членом высшей ядерной лиги. 

В Китае подавляющее большинство боеголовок, как считается, хранится отдельно от пусковых установок, что соответствует его традиционной политике в прошлом. Однако, по данным Министерства обороны США, Пекин начал отходить от нее и размещать небольшое их количество на межконтинентальных баллистических ракетах (МБР). КНР активно расширяет инфраструктуру для МБР, строя новые шахты на севере и в восточно-центральной части страны (на январь 2025 года их число почти достигло 350), и к концу десятилетия может сравняться с Россией и США по количеству МБР, хотя его арсенал ядерных боеголовок останется значительно меньшим. Расположение шахт в северных регионах КНР снижает их уязвимость для дальнобойных конвенциональных ударов. Помимо этого, Китай модернизирует свои подводные лодки типа 094 (SSBN), оснащая их ракетами большей дальности. Также ведется разработка нового класса подводных лодок и стратегического бомбардировщика, что указывает на стремление Пекина усилить свой ядерный потенциал и стратегическую гибкость.

Старые соперники — новые доктрины

США и Россия, на долю которых приходится около 90% всего имеющегося на планете ядерного оружия, не только модернизируют и расширяют свои арсеналы, но и вносят изменения в свои ядерные доктрины. В ноябре 2024 года Россия обновила ядерную стратегию, несколько снизив порог возможного применения ядерного оружия (→ Re: Russia: Доктрина ядерного несдерживания). Это свидетельство не силы, а слабости: война в Украине еще раз продемонстрировала, что экономические возможности России не позволяют ей стать могущественной военной державой, и это заставляет ее активнее использовать ядерные угрозы. 

В то же время война замедлила модернизацию российского ядерного арсенала в 2024 году, пишут аналитики SIPRI: поставки новых подводных лодок с баллистическими ракетами и модернизированных бомбардировщиков не состоялись, а работы на базах МБР продвинулись незначительно.

В свою очередь, ядерную доктрину в марте 2024 года обновила администрация Джо Байдена. По сведениям, собранным The New York Times, секретный документ предписывает США быть готовыми одновременно сдерживать Россию, Китай и КНДР в мирное время, в кризисных ситуациях и в условиях конфликта. Стратегия этого тройственного сдерживания и намерения Китая резко повысить свой ядерный статус от уровня простого сдерживания до возможности выдержать полноценный ядерный конфликт заставят США разворачивать дополнительные силы, отмечается в докладе «Оптимальное сдерживание» американского Совета по международным отношениям (CFR). 

Исторически США делали акцент на «контрсиловой» стратегии, при которой основной целью ядерного удара являются ядерные силы противника — пусковые установки, командные центры и т.п. Такой подход порождал постоянную гонку: чем больше пусковых установок находятся под ударом, тем больше нужно иметь новых, чтобы гарантировать возможность ответного удара. На протяжении последних десятилетий СССР, а потом Россия готовы были сохранять ограниченный стратегический паритет. Количественная гонка была заморожена, но качественная продолжалась: США работали над средствами контрсилового удара, повышая точность ракет и совершенствуя разведывательные возможности.

Однако рост ядерного арсенала Китая и задача тройственного сдерживания нарушают это равновесие. Если Вашингтон продолжит придерживаться контрсиловой стратегии, ему придется постоянно наращивать собственные силы, чтобы сохранять возможность уничтожения арсенала противников в случае конфликта. Это верный путь к бесконечной, дорогостоящей гонке вооружений, усиливающей риск войны, говорится в докладе. Тем не менее американские чиновники и аналитики часто говорят об этом как о неизбежности. США топчутся на месте, пока автократы бегут вперед, жалуется Роберт Питерс из Heritage Foundation. Но выбор есть, считают в американском Совете по международным отношениям: отказ от контрсиловой логики и смена стратегических целей с ядерного арсенала противника на его обычные вооруженные силы и военную инфраструктуру могут быть не только менее эскалационным, но и более эффективным средством сдерживания. 

Европейские страны и режим нераспространения

Предпосылки включения в ядерную гонку сложились и в миролюбивой Европе, где еще недавно были вполне влиятельны силы, выступавшие за полную денуклеаризацию континента. Сначала Владимир Путин, а потом Дональд Трамп в значительной мере развернули европейское видение ядерной проблемы. Путин сделал ядерную риторику элементом военной дипломатии после вторжения в Украину, более или менее прямо угрожая Европе своим ядерным арсеналом (→ Re: Russia: Доктрина ядерного несдерживания). А Трамп сумел посеять в европейцах неуверенность в надежности гарантий ядерной защиты со стороны США. Согласно опросу Европейского совета по международным отношениям (ECFR), проведенному в мае этого года, в семи из 12 европейских стран (Португалия, Испания, Польша, Румыния, Италия, Германия, Чехия) от 55 до 85% респондентов в своей повседневной жизни испытывают беспокойство по поводу возможности использования ядерного оружия, в оставшихся эту тревогу испытывают от трети до 45%. В девяти странах от 50 до 68% высказались за создание европейского ядерного щита (в Швейцарии — 45%, в Италии и Венгрии — большинство против), полагая американский щит недостаточно надежным. А в шести относительное или абсолютное большинство высказывается за создание национальной системы ядерного сдерживания (Польша, Испания, Португалия, Румыния, Дания и Эстония). 

В Великобритании, согласно тому же опросу, противников расширения национальных ядерных сил немногим больше, чем сторонников (42% против 38%). Однако еще в 2021 году британское правительство решило поднять верхний предел запаса боеголовок с 225 до 260 единиц. При этом Лондон не раскрывает фактические данные о количестве развернутых боеголовок и носителей. Программа модернизации включает замену подводных лодок класса Vanguard на Dreadnought, участие в американской программе продления срока службы ракет Trident II D5 и создание боеголовки A21/Mk7 (Astraea), схожей с американской W93/Mk7, но разрабатываемой под британским контролем (чтобы иметь гарантированный контроль ее запуска без участия США). Во Франции, наоборот, согласно опросу, абсолютное большинство выступает за расширение ядерных сил (52% против 27%). Впрочем, французское правительство пока занимается лишь модернизацией имеющегося арсенала — разработкой подлодок нового поколения и крылатой ракеты ASN4G.

Индия увеличила арсенал до 180 боеголовок и развивает ядерную триаду, состоящую из самолетов, наземных ракет и подлодок. Страна, возможно, осуществляет переход от отдельного хранения боеголовок к их сопряжению с пусковыми установками даже в мирное время. Индийская стратегия все больше ориентируется на сдерживание Китая, а не только Пакистана. В свою очередь Пакистан, обладая 170 боеголовками, продолжает формировать триаду и наращивать производство расщепляющихся материалов, что может свидетельствовать о планах увеличения арсенала.

По состоянию на январь 2025 года SIPRI оценивает ядерный арсенал Северной Кореи в 50 ядерных боеголовок с потенциалом доведения их количества до 90. В 2024 году страна не проводила испытаний, однако эксперты Южной Кореи и ООН фиксируют прогресс КНДР в разработке тактического ядерного оружия и баллистических ракет. Осенью 2024 года Пхеньян объявил об ускорении ядерной программы, что предвещает дальнейший рост арсенала. Израиль, по оценкам, располагает 90 ядерными боеголовками и в 2024 году провел модернизацию стратегических сил, что включало испытания ракетных технологий и обновление плутониевого реактора в Негеве. 

Однако все эти данные о фактических изменениях ситуации с ядерными силами отражают результат работы программ, спланированных и запущенных в начале 2020-х. В то время как переосмысление роли ядерного сдерживания под влиянием Путина и Трампа происходило в 2023 — начале 2025 года, и его результаты мы увидим в недалеком будущем. Так или иначе, длившийся в течение почти 40 лет период сокращения ядерных вооружений эксперты SIPRI считают завершенным. При этом главным вызовом предстоящего периода станет стремление значительного числа стран обзавестись ядерным оружием. Если это смогла сделать Северная Корея, значит, в мире не так много стран, которым это не по силам. А война в Украине и неспособность западной коалиции ее остановить — несокрушимый аргумент экзистенциальной важности такого шага.