Кошмар Европы: как «миротворчество» Трампа приближает конфликт России со странами НАТО и увеличивает угрозу ядерной эскалации

Императив, фантом или самосбывающееся пророчество?

Когда осенью 2023 года Немецкий совет по внешней политике (DGAP) выпустил доклад «Предотвращая следующую войну. Германия и НАТО в гонке со временем», в котором утверждал, что у Европы есть пять-девять лет, чтобы подготовиться к войне с Россией, это звучало еще шокирующе и неправдоподобно. Впрочем, само понятие «правдоподобия» к этому моменту в определенной мере подверглось эрозии, и слово «неправдоподобно» уже не звучало полным синонимом слова «невозможно». 

На протяжении 2024 года тема возможной войны между Россией и одной или несколькими странами НАТО стала предметом широкого обсуждения. Однако скептики полагали, что оно инспирировано скорее партизанами продолжения военной помощи Украине, которые пугают таким сценарием Европу и стремятся вдохнуть новую жизнь в угасающую на континенте проукраинскую мобилизацию (→ Re: Russia: Кот Путина–Шредингера). При этом, утверждали они, такая стратегия действительно может повысить вероятность конфликта, превратившись в самосбывающееся пророчество. Механизм самосбывающегося прогноза состоит в том, что, поскольку угроза названа, она становится по меньшей мере фактором принятия последующих решений и дает старт приготовлениям обеих сторон к конфликту и последующей эскалации. Их оппоненты возражали, что именно полная готовность к конфликту с Россией может такой сценарий предотвратить, в то время как неготовность к нему повышает его вероятность.

Бредом предположения о возможном нападении России на страны НАТО называл в начале июня 2024 года Владимир Путин. Однако непосредственно перед этим произошли два, казалось бы, малозначительных эпизода: на российском портале правительственной информации появился, но быстро пропал проект Минобороны по одностороннему пересмотру границ в Балтийском море, а российские пограничники сняли около 20 демаркационных буев на реке Нарва, установленных для обозначения границы эстонскими пограничниками. Как мы отмечали в связи с этим, спорные части акватории и находящиеся в них острова многократно становились поводом для эскалации и балансирования на грани военного конфликта или даже для вступления в него (→ Re: Russia: Топор войны в мутной воде).

Вторая ступень: от теории к практике

В 2025 году тема возможного прямого конфликта вышла на новый виток своего развития. В конце апреля, ссылаясь на высокопоставленных военных, The Wall Street Journal сообщил, что Россия строит новый армейский штаб и инфраструктуру для размещения десятков тысяч солдат в 160 км от границы с Финляндией, в том числе казармы, тренировочные полигоны и склады для техники, а также модернизирует железную дорогу, проходящую вдоль границы Финляндии и дальше в Эстонию (формально это строительство является результатом решения о воссоздании Ленинградского военного округа, которое было принято в марте 2024 года). А в мае Россия и Белоруссия анонсировали масштабные совместные учения «Запад-2025» в сентябре. Институт изучения войны (ISW) предположил, что они будут использованы для формирования постоянной российской военной инфраструктуры на территории Беларуси, а военные комментаторы сравнили их с учениями, которые Россия проводила накануне вторжения в Украину и которые были использованы для его подготовки.

Так или иначе, но эти новости переводят обсуждение темы на принципиально новый уровень — практического создания военной инфраструктуры на случай конфликта. Это не означает, что война неизбежна, но является новой ступенью, приближающей к реализации такого сценария, по сравнению с дискуссиями 2023 года, которые в основном носили гипотетический характер.

В свою очередь, в европейском военном сообществе центр дискуссии в 2025 году переместился с вопроса о том, возможно ли прямое столкновение стран НАТО с Россией, на вопрос о том, сколько времени понадобится России, чтобы подготовиться к такому конфликту. Доклад «Защищая Европу без США: издержки и последствия» Международного института стратегических исследований (IISS) приводит саммари этой дискуссии. Начальник штаба обороны Великобритании адмирал Тони Радакин в 2024 году полагал, что пять лет потребуется, чтобы восстановить потенциал российской армии до уровня 2022 года, и еще пять, чтобы устранить ее слабости, которые выявило вторжение в Украину. Разведка Эстонии считает, что Россия будет создавать армию советского образца, то есть плохо вооруженную, но представляющую тем не менее значительную угрозу в силу своей многочисленности. Европа в этом сценарии столкнется фактически с той же проблемой, с которой имеет сейчас дело Украина, — с нехваткой личного состава, которая не может быть вполне компенсирована даже при помощи массового использования дронов.

Однако другие — более пессимистические — оценки исходят из предположения, что для создания военной угрозы и инициирования ограниченного военного конфликта России вовсе не нужна большая и хорошо вооруженная армия. Так, начальник генштаба обороны Норвегии генерал Эйрик Кристофферсен считает, что у НАТО есть «окно в два-три года для подготовки, прежде чем Россия восстановит способность проводить обычные атаки». Наконец, в начале 2025 года датская военная разведка представила свой анализ, согласно которому России понадобится примерно пять лет, чтобы подготовиться к крупномасштабной войне в Европе, всего два года, чтобы подготовиться к региональному конфликту на Балтике, и не более шести месяцев после окончания активных боевых действий в Украине для ведения локальной войны в приграничном государстве.

Оценки IISS в целом поддерживают именно датские расчеты. При условии, что украинский конфликт окажется заморожен в середине этого года, Россия уже в 2027 году будет готова вести конфликт в балтийском регионе, если сохранит свои текущие военные расходы на том же уровне. Тем более что ее воздушные и морские силы, которые будут играть важную роль в этой войне, как раз не были истрачены в украинском конфликте.

Новый сценарий: столкновение воль и кошмар Запада

Казалось бы, все эти алармистские оценки наталкиваются на одно сильное возражение: Россия пока так и не может справиться с украинской армией, страдающей от недостатка вооружений и живой силы, и добиться значимых успехов на поле боя. Российская военная машина, несмотря на огромные военные расходы, выглядит слабой и не способна самостоятельно восполнять свой арсенал, который частично закупается в Иране и Северной Корее. Каким образом при этом Россия может представлять экзистенциальную угрозу для НАТО?

Однако для того, чтобы начать войну в Европе, Путину не нужна сильная армия, утверждает норвежский военный эксперт Фабиан Хоффманн в недавней статье в Foreign Affairs. Главной целью России в войне против НАТО будет не захват территорий, а уничтожение альянса как политического и военного образования, утверждает он. Для этого не потребуется разгромить силы НАТО в открытом бою и вступить в Берлин. Целью России будет подорвать единство и решимость европейского союзничества.

Хоффманн рисует кошмарный сценарий возможного конфликта в Европе, который будет коренным образом отличаться от украинского. В этом сценарии Россия предпринимает короткую, высокоинтенсивную локальную атаку, целью которой станет захват ограниченной территории (она будет объявлена Москвой спорной) в слабом месте, например в одном из балтийских государств. Захватив эту территорию, Россия заявит о ее переходе под свою юрисдикцию и готовности защищать новое приобретение всеми доступными средствами, намекая на возможность применения ядерного оружия и ссылаясь на новую версию своей ядерной доктрины. 

Такую стратегию военные аналитики называют «агрессивной защитой». И следует отметить, что околокремлевские политологи Сергей Караганов и Дмитрий Тренин в прошлом году пропагандировали идею использования ядерного оружия как средства устрашения. А вяло полемизировавший с ними Путин вскользь заметил, что у Европы нет системы предупреждения о ракетном нападении, поэтому европейцы «в этом смысле более или менее беззащитны». Также он заявил, что Россия располагает несравнимо большим арсеналом тактического ядерного оружия, а США, по его мнению, не вступят в российско-европейский обмен ядерными ударами (→ Re: Russia: Доктрина ядерного несдерживания).

В случае контратаки Россия будет угрожать или даже нанесет удары по европейской тыловой инфраструктуре, продемонстрировав таким образом возможные издержки конфронтации. Расчет при этом будет сделан на то, что в то время как ряд государств будут выступать за максимально жесткий ответ, другие станут склоняться к сценарию деэскалации, чтобы избежать риска ядерной конфронтации.

Кошмарный сценарий Хоффманна опирается на давно пропагандируемую им идею, что в основе этого типа асимметричного конфликта лежит вовсе не баланс военных сил, а «баланс решимости». И этот баланс складывается не в пользу Запада. Действительно, в 2008 году Путин атаковал Грузию, не поплатившись за это ничем, — Запад принял его версию событий, и не потому, что поверил ей. В 2014 году Путин аннексировал Крым, продемонстрировав, что ни Запад, ни даже украинская армия не обладают решимостью вступить в прямую конфронтацию с Россией для защиты декларируемого ими принципа нерушимости послевоенных границ. В 2022 году он, казалось бы, столкнулся с неожиданно сильным сопротивлением, оказавшись на некоторое время на грани поражения, но, комбинируя упорство на поле боя и ядерные угрозы, сумел вернуть себе явное преимущество в «балансе решимости» уже примерно ко второй половине 2024 года.

Вся история украинского конфликта и усилий Запада по его разрешению лишь убедила Путина в его предположении о неприятии Западом рисков и низкой терпимости к боли, пишет Хоффманн в другой статье. Стратегия минимизации рисков одной стороной поощряет все более рискованное поведение другой и тем самым ведет к нарастанию рисков и их уровня, замечает он. В результате можно сказать, что история колебаний Европы в отношении к российско-украинскому конфликту и в выработке собственной стратегии превратилась в историю прогрессирующей дезинтеграции евроатлантического и европейского единства, причиной которой становится «суверенизация» стратегий минимизации рисков. Хотя война в Украине и стоит Путину порядка $150–170 млрд в год и около 200 человек потерь в живой силе в день, ее подлинный дивиденд состоит не столько в незначительной украинской территории, которую удается при этом захватить, сколько в прогрессирующей деградации западного альянса, выглядевшего еще четыре года назад практически несокрушимым.

Наконец, риторика Дональда Трампа на всей траектории его миротворческих усилий в последние месяцы внесла значительный вклад в то, чтобы приблизить Европу к «сценарию Хоффманна». Если Трамп отказывается называть Путина агрессором и фактически признал его право на захват Крыма и Донбасса, то что он сможет возразить против захвата Нарвы? И если главная цель его стратегии — избежать прямой конфронтации с Россией и оставить европейцев самих разбираться с этой «европейской историей», то что изменит в этой логике захват Путиным Даугавпилса или Сувалкского коридора? И разве не сами эстонцы спровоцировали нападение Путина, вступив в НАТО в 2004 году? И какое дело Испании до этой «балтийской истории», которая и должна остаться исключительно «балтийской»?

Риторика Трампа в отношении конфликта в Украине по сути и является образцом той цепочки рассуждений, на повторение которой частью европейских лидеров будет рассчитывать Кремль, если он решится на «сценарий Хоффманна». Действительно, не разумнее ли в случае захвата Путиным Нарвы просто предложить Эстонии и России параллельные сделки по редкоземельным металлам, нежели ставить Европу на грань ядерного конфликта? При этом усилия Трампа и его администрации направлены не только на продвижение этой доктрины на «мирных переговорах» с Путиным и в дискуссиях с европейскими лидерами, но также на поддержку тех политических сил в Европе, которые ее придерживаются.

Полтора года назад «сценарий Хоффманна» выглядел еще почти абсолютно неправдоподобно, полгода назад его можно было назвать маловероятным, сегодня — после миротворческого балагана Трампа — он выглядит пугающе реалистичным.