Доходы подогнали под расходы

В конце сентября правительство России передало в Думу проект бюджета на следующий год. Формально, по заведенному порядку, проект описывает три ближайших года, однако это рудимент тех времен, когда правительство имитировало бюджетную стабильность и предсказуемость. Сегодня ни о чем похожем думать не приходится: бюджетные и налоговые правила меняются фактически каждый год. Главная интрига 2023 года состоит в том, откажется ли российское руководство под давлением санкций и расходов на войну от консервативного подхода к бюджетной и макроэкономической политике? Пойдет ли оно на то, чтобы шире использовать печатный станок для стимулирования импортозамещения, обеспечения нужд войны и социальной поддержки тех или иных групп, необходимой для сохранения политической стабильности?

В переданном в Думу проекте бюджета запланирован дефицит в размере 2% ВВП, который предполагается покрыть преимущественно за счет внутренних заимствований. В условиях двойного шока — затяжной войны и санкций — правительство будет финансировать необходимые текущие расходы в любом случае, и они почти наверняка превысят запланированные. Однако реальный размер будущего дефицита зависит еще и от того, сумеет ли правительство собрать заложенные в бюджет доходы. Уже после поступления проекта бюджета в Думу западная коалиция анонсировала введение ограничения цен на российскую нефть, которое может оказаться весьма действенным. Надвигающаяся рецессия в мировой экономике, зависимость доходной части российского бюджета от цен на нефть и эффективности новых санкций, равно как и от динамики экономической активности внутри страны подсказывает отрицательный ответ на вопрос о реалистичности плана по ограничению дефицита цифрой в 2%.

Нефтегазовые доходы: сколько стоит токсичная нефть?

Согласно проекту федерального бюджета, в 2023 году его доходы составят 26,13 трлн рублей, а расходы — 29 трлн рублей, то есть запланированно превысят доходы на 2,9 трлн рублей. Экспортные доходы в 2023 году снизятся на 10% — до $529 млрд. Нефтегазовые доходы, прежде всего доходы от экспорта нефти и нефтепродуктов, должны обеспечить 34,2% всех доходов бюджета в следующем году. Таким образом, треть всех доходов бюджета зависит от цен на нефть, причем как от тех, которые будут складываться на рынке, так и от тех, по которым удастся продать свою нефть России.

Правительство исходит из того, что нефтегазовые доходы бюджета составят $130,9 млрд при ожидаемой цене на российскую нефть $70,1 за баррель. То есть каждый доллар цены на нефть принесет бюджету $1,9 млрд дохода — такая отдача в последний раз наблюдалась в доковидном 2019 году. Частично этот эффект будет обеспечен повышением налоговой нагрузки на нефтяную отрасль, но реальная цена нефти остается важнейшим параметром исполнимости этого плана.

Между тем глобальная экономика погружается в рецессию, а центральные банки по всему миру повышают процентные ставки для борьбы с растущей инфляцией. Это будет давить и уже давит на нефтяные цены. В то же время ОПЕК+ предпринимает усилия по поддержанию цен, 5 октября альянс заявил о договоренности снизить добычу нефти на 2 млн баррелей в сутки от августовских квот и продолжить сокращать ее в дальнейшем для поддержания цены на нефть выше $90 за баррель. Реального снижения добычи для России решение альянса не подразумевает. «Наша квота будет сокращена с 11 млн до 10,5 млн баррелей в сутки», — сказал вице-премьер Александр Новак. 

Реальная цена на нефть и параметры адаптации России к режиму нефтяного эмбарго остаются главными неизвестными бюджетного уравнения. За два месяца до вступления в силу нефтяного эмбарго экспорт танкерной российской нефти в ЕС снизился на 60% от февральского уровня (с 1,5 млн до 600 тыс. баррелей в сутки), а экспорт в Азию вышел на плато. Дисконт на российскую нефть после начала войны сложился на уровне $30. Впрочем, средняя скидка на российскую нефть с середины августа по середину сентября составила $21,5 против $18,7 за баррель месяцем ранее.

«Текущая цена Urals составляет около $65 за баррель, прогноз на 2023 год предполагает, что средний уровень цен в следующем году будет выше текущих котировок, что довольно оптимистично, учитывая возможную рецессию в мировой экономике», — считает директор экономического направления Института энергетики и финансов НИУ ВШЭ Марсель Салихов. Легко подсчитать, что, чтобы бюджет «сошелся», необходимо не только чтобы ОПЕК+ удержала цены выше $90 за баррель, но и чтобы скидка на российскую нефть не превышала уровня в 25%.

Впрочем, поскольку расходы бюджета подсчитаны в рублях, то и в доходной части релевантен рублевый эквивалент экспортных доходов, то есть они будут также зависеть от курса. Наиболее вероятным интервалом курса рубля на 2023 год — с учетом возможных эффектов нефтяного эмбарго — будет 73–77 ₽/$ при частичном перенаправлении российских поставок в Азию и 63–69 ₽/$ — при полном, считают экономисты «Ренессанс Капитала» (прогноз в распоряжении Re: Russia). Плюс кроме эффекта эмбарго в пользу девальвации национальной валюты будет играть продолжающееся восстановление импорта. 

Ненефтегазовые доходы

Впрочем, чтобы выполнить бюджетный план, правительству надо также собрать ненефтегазовые доходы. А для определения их налоговой базы принципиальным является прогноз экономической динамики. Спад экономики России в 2023 году оценивается в проектировках правительства всего в 0,8%. Этот оптимизм подразумевает почти постковидные темпы восстановления деловой активности, прокомментировал для Re: Russia проект бюджета экономист Bloomberg Economics по России Александр Исаков. По его мнению, при таком прогнозе риск недополучения доходов составляет порядка 1,5 трлн рублей. 

Сокращение экономики России в этом году оказалось гораздо меньше весенних оценок, предполагается, что оно составит около 2,9% ВВП. Но здесь возникает принципиальная развилка: в то время как российское правительство проецирует «оптимистическую траекторию» в будущее, западные прогнозные центры считают, что спад неминуем и лишь будет переложен на следующие годы. Так, Всемирный банк прогнозирует сокращение ВВП России в 2023 году на 3,6%. Правительственная оценка не учитывает и эффектов от объявленной президентом мобилизации, которая может негативно повлиять на объем налогооблагаемой базы и, как следствие, на доходы бюджета. Если будет призвано 300 тыс. человек (около 0,9% из 33,9 млн мужчин в возрасте от 20 до 55 лет), это увеличит спад ВВП в этом году на 0,25 процентного пункта, до 3,75% — прежде всего за счет сокращения рабочей силы, считает Александр Исаков из Bloomberg Economics.

Бюджет войны и структурной адаптации

Министр финансов Антон Силуанов уже сейчас говорит, что дефицит следующего года может превысить проектировки только что представленного бюджета, который он называет «самым сложным» в своей карьере. И весьма похоже, что исключительно оптимистичные прогнозы правительства в отношении доходной части бюджета связаны с тем, что правительство сформировало бюджет «от расходов», то есть от тех расходов, которые считаются минимально необходимыми для поддержания и стимулирования экономики в условиях санкций и «структурной адаптации».

В условиях частичной изоляции экономики правительство вынуждено будет задействовать внутренние госинвестиции для импортозамещения и выстраивания новых технологических и производственных цепочек, ориентированных на импорт из азиатских стран. В российском правительстве и политической элите есть влиятельное лобби в пользу наращивания таких инвестиций. Так, близкий к вице-премьеру Андрею Белоусову Центр макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) еще в начале августа опубликовал записку, основная идея которой состоит в том, что в условиях снижения ренты и сохранения санкционного давления России для стимулирования роста инвестиций потребуется менее консервативная политика, чем та, что осуществлялась в последние 15 лет. По расчетам ЦМАКП, это позволит обеспечить рост экономики в 2025–2030 годах со средним темпом 2,5–2,7% в год.

И конечно, при любых раскладах (за исключением, пожалуй, смены главы государства) Россия будет широко использовать поток бюджетных средств для ведения войны в Украине и поддержания стабильности на захваченных территориях.

Получается, что, с одной стороны, экспортные ниши сокращаются, а с другой — одновременно растут потребности во внутренних инвестициях. Удастся ли российскому правительству сохранить принципиальную установку на макроэкономическую стабильность или будут взяты на вооружение более рискованные стратегии, способные расшатать консервативную бюджетную конструкцию? В условиях повышающегося политического давления чиновники оказываются вынуждены отвечать на краткосрочные риски, даже если отложенные негативные последствия этих ответов им хорошо известны.