Предвыборное обещание Трампа закончить российско-украинскую войну за 24 часа как дамоклов меч висит теперь не столько над самим Трампом, сколько над Украиной. Между тем в действительности несуществующий план стал средоточием многих противоречивых надежд, в том числе среди украинцев. Его популярности способствуют как ощущение полного тупика прежних стратегий помощи Украине, так и реноме Трампа как удачливого переговорщика-транзакциониста, предпочитающего утилитарные сделки ценностному подходу американских демократов.
Впрочем, помимо успешных в целом «соглашений Авраама», открывших путь нормализации отношений Израиля с рядом арабских государств, за плечами Трампа также имеется переговорный провал — соглашение с Талибаном об уходе американской армии из Афганистана, подписанное в Дохе в 2020 году, несмотря на возражения экспертов и военных. Вывод американских войск также был одним из популистских обещаний Трампа, реализация которого привела к бегству остатков американской армии и установлению диктатуры талибов.
Хотя фактически «плана Трампа» не существует, его ключевые элементы, известные из косвенных источников, оказываются либо не в пользу Украины, либо сомнительными с точки зрения их осуществимости или гарантий их выполнения. Можно сформулировать четыре главных вопроса к плану Трампа, без ответов на которые он выглядит не контуром транзакционистской сделки, а скорее популистским обещанием.
Что заставит Путина пойти на такие переговоры и искать на них компромисс, а не просто добиваться своих изначальных целей? Как создать демилитаризованную зону и кто и на каком основании будет ее контролировать? Как, в каком объеме и какого качества будут военные поставки Украине, которые должны обеспечить ее способность отразить новое нападение России? Как и кем будет осуществляться финансирование послевоенного восстановления Украины, которое сделает возможным ее вступление в ЕС, в условиях отсутствия надежных гарантий безопасности и угрозы нового российского вторжения?
Предвыборное обещание Трампа закончить войну в Украине за 24 часа как дамоклов меч висит теперь не столько над самим Трампом, сколько над Украиной, которой, скорее всего, и придется за него расплачиваться.
Доподлинно «план Трампа» никому не известен, что сам Трамп оправдывает его транзакционистским характером — мол, «сделки должны заключаться в тишине». В реальности разработанного документа, скорее всего, не существует и свои черты он обретает по ходу закулисного зондажа. Европейские чиновники, общавшиеся с Трампом, также вынесли впечатление, что он еще не имеет четкой стратегии, пишет The Wall Street Journal. Наиболее близким к взглядам Трампа наброском плана считаются тезисы будущего спецпредставителя президента по Украине и России Кита Келлога (главы аппарата Совета национальной безопасности в первой администрации Трампа), которые он изложил в статье, написанной в соавторстве с другим чиновником первой администрации Трампа, Фредом Флейцем, и опубликованной на сайте Института политики «Америка прежде всего» (AFPI). Многие элементы плана, впрочем, были косвенно подтверждены утечками, ссылающимися на непубличные высказывания самого Трампа.
Неизвестный план Трампа между тем парадоксальным образом стал фокусом многих противоречивых надежд как в Европе, так и в самой Украине. Опрос, проведенный среди украинцев по заказу Центра «Новая Европа» 15–27 ноября 2024 года, продемонстрировал, что Трампу доверяют 45% его участников. Это самый высокий уровень доверия новому президенту США в Европе, если сравнить полученные данные с результатами, правда, июньского опроса Pew Research Center. Так или иначе, еще год назад 78% украинцев заявили, что больше доверяют Байдену, а Трамп вызывал доверие только у 10%. Персональный рейтинг доверия Байдена снизился за год с 82 до 55%, в то время как доверие Трампу, как мы видим, резко выросло.
Отчасти этот результат связан, вероятно, со стратегией администрации Зеленского, которая пытается наладить отношения с будущим президентом и уверяет украинцев, что успешно продвигается в этом. В то же время ретроспективное разочарование в стратегии администрации Байдена и надежды на транзакционистское чудо от Трампа характерны сегодня для многих сочувствующих Украине европейцев и экспертов. Впрочем, эти надежды основаны скорее на отсутствии какой бы то ни было альтернативы продвигаемой Трампом (и никому неизвестной доподлинно) стратегии.
Одновременно они питаются растущей популярностью транзакционистского подхода Трампа, в основе которого лежат идея взаимовыгодного размена и безразличие к ценностным аспектам того или иного противостояния. Главным примером успеха этого подхода справедливо считаются заключенные при посредничестве Трампа «соглашения Авраама», положившие основание нормализации отношений Израиля с рядом арабских стран (прежде всего ОАЭ и Бахрейном).
Однако следует помнить, что, помимо этого успешного кейса, транзакционизм Трампа обернулся полным фиаско в другом случае — в переговорах с Талибаном по поводу вывода американских войск из Афганистана, напоминает в статье в Foreign Affairs бывший советник президента Обамы по России Майкл Макфол. Соглашения в Дохе подразумевали постепенный вывод американских войск из страны и приверженность талибов политическом методам разрешения конфликта. Однако, когда значительная часть американских сил покинула страну, талибы начали наступление на Кабул, в то время как верные правительству войска были деморализованы и не способны противостоять их натиску.
Соглашения были заключены без участия правительства Афганистана и игнорировали его опасения. Более того, против ускоренного вывода войск протестовали многие эксперты и американские военные. Однако карта вывода войск из Афганистана разыгрывалась Трампом в его президентских кампаниях 2016 и 2020 годов, и любые возражения рассматривались как противодействие «мирному плану» со стороны «глубинного государства». Ситуация в Украине имеет гораздо больше общего с афганской диспозицией, нежели с «соглашениями Авраама», которые заключались Израилем с позиций силы на фоне заинтересованности ведущих арабских стран в поддержке Вашингтона перед лицом растущей угрозы со стороны Ирана.
Между транзакционизмом и предвыборным популизмом лежит значительное расстояние, которое должно быть заполнено какой-то конкретикой. Пока же многие детали «плана Трампа» по Украине неизвестны или не подтверждены, а те, что имеют более высокую достоверность, либо оказываются не в пользу Украины, либо вызывают вопросы с точки зрения их осуществимости и гарантий соблюдения. Известно, что план подразумевает прекращение боевых действий на линии противостояния, то есть замораживание конфликта и фактические территориальные уступки Украины, создание 800-мильной демилитаризованной зоны, контроль над которой должны осуществлять некие европейские силы, отказ от вступления Украины в НАТО на ближайшие 10 или 20 лет, поставки оружия в Украину западными союзниками, которые помогут ей защитить себя от возможного нового нападения российской армии, а также частичное смягчение санкций в отношении России.
Если суммировать экспертные дискуссии вокруг этих пунктов, то можно выделить по меньшей мере четыре ключевых вопроса, на которые в том, что называется «планом Трампа», нет никакого правдоподобного ответа — во всяком случае, на сегодняшний день.
Хор голосов, утверждающих, что заключить сколько-нибудь надежный мир можно лишь с позиций силы, весьма широк. Однако пока не просматривается аргументов, которые Трамп мог бы использовать, чтобы принудить Путина сесть за стол переговоров. Как показывает анализ Сергея Вакуленко, это вряд ли может быть угроза снижения цен на нефть (→ Re: Russia: Говори, детка, говори). Представить Трампа отправляющимся в Конгресс за одобрением расширения помощи Украине также затруднительно после того, как на протяжении всего предвыборного года он обещал избавить налогоплательщиков от этих трат. Но даже приняв решение об увеличении помощи, администрация Трампа столкнется с теми же проблемами, с которыми сталкивалась администрация Байдена, — с отсутствием избыточных вооружений, невозможностью быстрых поставок, угрозой эскалации со стороны Москвы. Пока вместо поиска рычагов давления на Путина Трамп в интервью журналу Time осудил решение Байдена разрешить удары американскими ракетами по территории России. Это заявление указывает, что Трамп скорее стремится уговорить Путина, чем надавить на него.
Между тем разговоры о мирных переговорах и уступках деморализуют украинскую армию и общество. Зачем рисковать своей жизнью, если исход будет определен на закулисных переговорах в рамках чисто политической сделки? Одним из самых опасных и правдоподобных сценариев в этой ситуации, отметил известный военный аналитик Майкл Кофман в подкасте War on the Rocks, является даже не отказ Путина от переговоров, а его формальное согласие начать обсуждение мирной сделки: на деле же он будет просто тянуть время и использовать переговоры как ширму для продолжения боевых действий и наблюдать за продолжающейся дезорганизацией украинской армии и политической системы.
У любого миротворческого контингента возникнут проблемы с организацией контроля за выполнением мирного соглашения, добавляет Райан. Эти меры предполагают контроль за концентрацией сил определенной численности на установленном расстоянии от буферной зоны, за движением воздушных судов в пределах заданного расстояния от буферной зоны, а также за любым нарушением согласованных условий прекращения огня или перемирия и т.п. По мысли Трампа, все эти функции возьмет на себя некий европейский военный контингент. Однако европейские страны всерьез даже не обсуждали пока такой сценарий. Как утверждает издание Politico, президент Франции Эмманюэль Макрон собирался говорить о развертывании миротворческих сил в Украине с премьер-министром Польши Дональдом Туском, но эти переговоры закончились конфузом. Туск заявил, что польские солдаты не будут участвовать в такой миссии, поскольку Польша и так «несет наибольшую из всех европейских стран нагрузку, связанную с войной в Украине».
Высказывания других европейских политиков и дипломатов на эту тему выглядят в лучшем случае столь же противоречиво и неопределенно. Австрийский военный эксперт в интервью Deutsche Welle заявил, что в Европе просто не найдется достаточного количества солдат, чтобы обеспечить работающую миссию на разделительной линии такой протяженности. К тому же он высказал сомнение в том, что миссия будет одобрена Россией и одновременно сможет быть эффективной. Неизвестно и то, в чем будет состоять эта миссия: будет ли она носить мониторинговый характер — или европейские военные должны быть «живым щитом» на линии разделения? Как и неизвестно, что последует в случае, если россияне нарушат соглашение.
Чтобы изменить это, Европа и/или США должны взять на себя четкие обязательства, которых пока не существует и которые никто не обсуждает. Хотя даже в том случае, если эти обязательства будут взяты, как показали два последних года, их выполнения никто не может гарантировать. Западные союзники Украины могут корректировать такие обязательства не только под влиянием выборов, которые меняют расклад сил в стране, но даже и под влиянием социологических опросов, которые показывают ослабление дававших подобные обещания политиков и партий. Эта подвижность будет тем больше, когда речь будет идти о поддержке Украины не в острой фазе противостояния, а в условиях отсутствия активных военных действий.
Пока конкретного плана и ориентиров относительно того, какого уровня боеспособности и в какие сроки должна достигнуть украинская армия, кто отвечает за это и какие ресурсы будут задействованы, нет, прекращение огня выглядит комфортным для Путина сценарием передышки для подготовки к следующему этапу вторжения. Россия нарушила Будапештский меморандум 1994 года и разорвала Минские соглашение, когда сочла себя достаточно подготовленной к полномасштабному вторжению в Украину.
Не будучи готовой дать Украине гарантии безопасности, Европа решила компенсировать это обещаниями ее ускоренного принятия в ЕС. Однако принятие разрушенной трехлетней войной страны в Евросоюз выглядит еще менее реалистичной задачей, чем евроинтеграция довоенной Украины. Готовность стран Европы полностью взять на себя всю проблему Украины также вызывает вопросы, отмечает эксперт Chatham House Тимоти Эш: расходы на восстановление и реконструкцию Украины оцениваются примерно в $500 млрд и продолжают расти по мере уничтожения российскими ракетами украинской гражданской и энергетической инфраструктуры. Эксперты Центра европейской политики и анализа (CEPA) и Киевской школы экономики считают, что общая смета реконструкции Украины до стадии продвинутой интеграции в ЕС превышает $1 трлн (→ Re: Russia: Реформы и деньги), аналитики RAND Corporation в середине 2023 года оценивали проект восстановления Украины в сумму $400–750 млрд (→ Re: Russia: Великая реконструкция).
Однако оба экспертных доклада сходятся во мнении, что реализовать такой проект возможно лишь по модели «плана Маршалла», то есть предоставив гарантии частным инвесторам, которые будут вкладывать деньги в восстановление страны. Но такая схема возможна лишь при наличии надежных гарантий безопасности, которые будут выглядеть для этих инвесторов достаточно убедительными. Доклад RAND прямо называет ключевым условием успеха «плана Маршалла» создание НАТО и подчеркивает, что для повторения этого сценария в Украине она должна быть каким-то образом включена в архитектуру европейской безопасности. В противном случае вступление Украины в Евросоюз становится либо невозможным, либо неподъемной ношей для самого ЕС, которая способна будет его раздавить. Именно по этой причине Путин неоднократно подчеркивал (в том числе и на протяжении последнего года — на Петербургском экономическом форуме и на заседании Валдайского клуба), что Россия не возражает против вступления Украины в ЕС.
Поэтому вопрос гарантий безопасности Украины является экзистенциальным вопросом не только для Украины, но по сути дела и для Европы. И, уступая Трампу инициативу в определении параметров сделки, ЕС загоняет себя в ловушку.
Пока ответов на эти вопросы нет, нет и плана Трампа. В Москве прекрасно знают, что через четыре года Трамп уйдет из Белого дома, после этого личные договоренности потеряют значение, а Трамп сможет обвинить в срыве его «мирной сделки» новую администрацию, как сегодня он возлагает на нее ответственность за бегство американских военных из Афганистана в 2021 году.