Истощена или закалена? Сможет ли Россия подготовиться к новой войне в ближайшем будущем

Существуют две противоположные точки зрения: согласно первой, война в Украине истощила российскую военную машину и армию. И чем бы ни кончился военный конфликт, Россия сегодня крайне ослаблена его издержками и санкциями, что делает ее в перспективе гораздо менее опасным соперником, чем она была даже до начала полномасштабной войны. Вторая точка зрения, наоборот, исходит из того, что война дала мощный толчок развертыванию возможностей российского ВПК, мобилизации экономических ресурсов для военного строительства и трансформации во многом «потемкинской» армии, которая вступала в Украину в конце февраля 2022 года, — сегодня она превратилась в военную силу, закаленную тяжелым боевым опытом и получившую уникальные навыки ведения адаптивной войны.

Первая точка зрения подводит к выводу, что Запад, и Европа в частности, должны изменить свой подход к проблемам обороны, но имеют достаточный запас времени, так как Россия не способна на новые военные авантюры в ближайшем будущем. Вторая, напротив, ведет к алармистскому заключению, что в ближайшем будущем Россия сможет атаковать Европу, которая совершенно не готова к новой реальности — угрозе широкомасштабной конвенциональной войны на своей территории.

От ответа на вопросы, какая точка зрения ближе к действительности и каков потенциал России в наращивании своей военной мощи после окончания активных боевых действий, зависит выбор европейской стратегии в собственном военном строительстве и помощи Украине.

Армия: стала ли она более боеспособной?

Свои наиболее боеспособные и подготовленные подразделения российская армия потеряла уже в первые недели после вторжения в Украину. По данным совместного проекта Би-би-си и «Медиазоны», за время войны только подтвержденные ими потери ВДВ составили около 3 тыс. человек (в том числе 512 офицеров), 1150 морских пехотинцев и почти 700 бойцов спецназа (реальные потери существенно, возможно, в два раза выше). Как отмечает военный аналитик Дара Массикот в исследовании «Военная реконструкция России: пути и перспективы 2030 года», хотя на третий год войны Минобороны удалось стабилизировать численность российской армии, это стало возможным благодаря фактическому запрету на демобилизацию, а также за счет привлечения добровольцев, которые идут на «СВО» из-за сверхвысоких финансовых выплат. 

Эта стратегия позволяет восстанавливать потери живой силы и проводить кровавые штурмы, но не дает представления о том, как будет развиваться российское военное строительство после войны. Набранные в значительной части пожилые бойцы и криминальные элементы не пригодны для такого строительства, сохранить объем выплат и бенефитов на сегодняшнем уровне вряд ли будет возможно. А прошедшие жестокую войну солдаты, хотя и обладают опытом, будут страдать ПТСР и принесут в армию жесткую дедовщину.

С начала 1990-х до второй половины 2010-х годов численность российской армии сокращалась и, согласно президентским указам 2016–2017 годов, составляла около 1,9 млн человек (из них 1 млн — собственно военнослужащие). За время войны Путин трижды увеличивал численность армии, размер которой, согласно последнему указу, вновь приблизился к масштабам середины 1990-х и составил 2,4 млн (из них 1,5 млн — собственно военнослужащие). Таким образом, численность гражданского персонала в результате этих трех указов не увеличивалась, при том что число собственно военных возросло в полтора раза. 

Вопрос о том, как можно сохранить такую численность армии после войны, остается открытым. Чтобы укомплектовать вооруженные силы в таких масштабах, Кремль может принять решение вновь увеличить срок срочной службы с одного года до двух, однако такая мера вызовет крайне негативные последствия в условиях неблагоприятного демографического тренда и нехватки рабочей силы в экономике. Более того, на практике реализация такого сценария потребует фактически двукратного расширения военной инфраструктуры, отмечает Дара Массикот, включая ремонт заброшенных баз, строительство современных объектов связи, казарм, жилья для семей, школ и т.п. Кроме того, система военного образования, которая в советские времена была способна выпускать 60 тыс. офицеров в год, необходимых для поддержания численности войск около 4 млн человек, в настоящее время рассчитана на армию размером около 1 млн человек и не способна быстро измениться. В течение двух десятилетий были консолидированы и сокращены многие учебные заведения, в том числе военно-медицинские институты, из-за чего в России стало выпускаться меньше специалистов по тактической медицине. 

Несмотря на полученный боевой опыт, сложившиеся в ходе войны подразделения, комплектовавшиеся в пожарном порядке и подверженные высокой «текучке», вряд ли станут основой профессиональной российской армии. А для того чтобы воссоздать ее в заявленных масштабах, вернувшись к численности начала 1990-х, фактически предстоит воссоздавать и ту инфраструктуру, которая постепенно сворачивалась в течение 25 предыдущих лет. Это сокращение исходило из концепции, что российская армия будет профессиональной и компактной, ориентированной на отражение локальных атак и проведение «специальных операций» в зонах конфликтов. Создание и поддержание армии, способной вести наступление широким фронтом, потребует совершенно иного уровня затрат.

В целом, можно сделать вывод, что российскую армию, которая сейчас воюет в Украине, невозможно конвертировать в костяк боевых сил послевоенной российской армии, способной эффективно атаковать другие страны.

Вооружения: потери и способы компенсации

Война в Украине привела к беспрецедентным материальным потерям российской армии. По данным проекта Russo-Ukrainian Warspotting, который ведет базу данных материальных потерь обеих сторон конфликта на основе найденных в открытых источниках фотосвидетельств, на середину октября общие потери российской армии составили порядка 17 тыс. единиц техники, включая более 3 тыс. танков (это больше, чем находилось на боевом дежурстве на момент начала войны), более 6,4 тыс. бронемашин, почти 1,5 тыс. различных артиллерийских систем и реактивных систем залпового огня (РСЗО), почти 500 дронов, 100 вертолетов, более 80 самолетов и почти 20 военных кораблей. Еще более высокие цифры дает проект Oryx: 3450 танков, 6850 бронемашин, 144 вертолета и 119 самолетов. Но даже если ориентироваться на данные первого проекта, уничтоженной можно считать половину того арсенала, который находился на боевом дежурстве до начала российского вторжения в Украину в феврале 2022 года (впрочем, объемы этих вооружений также могли быть завышены). При этом около 20% потерь пришлось на зиму–весну 2022 года, остальные — на более поздние периоды, когда линия фронта менялась уже не так существенно.

Арсенал армии РФ и ее материальные потери в Украине, число единиц

Общее мнение аналитиков на сегодняшний день состоит в том, что в условиях столь масштабных потерь Кремль смог поддерживать активные боевые действия в Украине в основном за счет стратегических запасов военной техники, оставшихся с советских времен. По оценкам Международного института стратегических исследований (IISS), в стратегическом резерве России к началу войны было около 10 тыс. танков, 18,5 тыс. единиц различной бронетехники, 4,2 тыс. самоходных и 12,4 тыс. буксируемых артиллерийских установок, а также 3,2 тыс. РСЗО. Как отмечает Дара Массикот, российское Минобороны за время войны построило около 270 объектов для оперативного ремонта военной техники, часть из которых находится лишь в 15–20 км от линии фронта. Все это, по оценкам IISS, позволит России продолжать боевые действия в нынешнем темпе еще два-три года. Министерство обороны Великобритании дает более сдержанную оценку: существующий уровень потерь дает России возможность вести войну в нынешнем темпе как минимум до 2026 года.

Как отмечали ведущие западные эксперты в ходе организованных Atlantic Council в марте 2024 года семинаров, лишь через год после того, как в 2022-м тогдашний министр обороны РФ Сергей Шойгу приступил к реформированию вооруженных сил, Россия смогла сформировать две новые общевойсковые армии, довела численность личного состава до 490 тыс., а также увеличила долю военных расходов до 6% ВВП. Значительное увеличение объемов военного производства позволило Москве поставлять на фронт около 1,5 тыс. танков и 3 тыс. бронемашин в год, а также произвести почти 200 ракет «Искандер». Производство артиллерийских снарядов в России оценивается в 250 тыс. в месяц, что втрое превышает объемы производства США и Европы вместе взятых. Министр обороны Германии Борис Писториус еще в апреле говорил, что Россия производит больше оружия и военной техники, чем ей необходимо для войны в Украине. Однако, как считают некоторые из собранных Atlantic Council экспертов, эти успехи в военном строительстве всего лишь превратили российские вооруженные силы из «ужасных в плохие», а потенциал их дальнейшего улучшения ограничен.

Туман перспективы

Эксперт Chatham House Матье Буле в докладе «Оценка российских планов по возрождению армии» утверждает, что высокая устойчивость российского ВПК, которую он демонстирует в  ходе войны в Украине, не гарантирует успеха программы восстановления вооруженных сил. Российская «оборонка» до сих пор не преодолела зависимости от критически важных импортных компонентов и промышленного оборудования, которые стали труднодоступны из-за санкций: наиболее существенный пробел образовался в производстве двигателей, турбин и микроэлектроники. Предприятия ВПК страдают от низкой производительности рабочей силы и нехватки квалифицированного персонала, а также сталкиваются с проблемой ограниченного жизненного цикла станков и машин, используемых в военном производстве. Из-за структурных ограничений российский ВПК плохо приспособлен к преодолению последствий войны против Украины. 

Кроме того, любые программы послевоенного развития ВПК столкнутся с ограничениями из-за общей нехватки рабочей силы в экономике. Большинство оборонных заводов в России уже сейчас работают круглосуточно, используя в качестве работников заключенных и иностранных студентов технических колледжей, отмечает Дара Массикот. По ее мнению, работая над Государственной программой вооружений на следующие 10 лет, которая должна быть утверждена в будущем году, Кремль оказался перед выбором между несколькими сценариями.

Консервативный сценарий предусматривает, что военное производство в России сохранится на нынешнем уровне (порядка 250–300 танков в год), и будет задействован, если Кремль решит, что имеющихся запасов советских вооружений, а также потенциала ВВС, ВМФ и ядерных средств будет достаточно для удовлетворения оборонных и наступательных потребностей в течение ближайшего десятилетия, пока не будут введены в строй новые производственные мощности. Такой нефорсированный вариант перевооружения несет низкие финансовые риски для бюджета и может быть реализован в условиях существующей нехватки рабочей силы. Для его реализации необходимо, чтобы активная фаза войны в Украине была закончена к 2025 году, пока у России еще остаются достаточные запасы советских вооружений.

Альтернативный сценарий предусматривает, что российские власти решат наращивать наступательный и оборонный потенциал в кратчайшие сроки, для чего запустят программу строительства новых заводов и переналадки имеющихся производственных линий. Однако реализация программ переоснащения производств невозможна без их временной остановки, что несовместимо с текущими военными потребностями Кремля. Строительство же новых заводов потребует масштабных закупок станков и оборудования, экспорт которых в Россию ограничен из-за санкций. Также новые производства столкнутся с проблемой найма квалифицированного персонала.

Реализации любого из этих сценариев будут мешать высокая забюрократизированность оборонной промышленности, чрезмерная секретность, шпиономания и непрозрачность управления. С 2022 года рынок российского венчурного капитала для стартапов в сфере военных технологий сократился на 56% в годовом исчислении, в то время как объем оборонных закупок вырос на 10%, отмечает Дара Массикот. Ужесточающиеся требования секретности и допусков создают среду, в которой процветают взяточничество, неэффективность и отсутствие реального контроля качества, пишет она.

Точный ответ на вопрос, каков потенциал восстановления российской военной промышленности, по всей видимости, неизвестен не только аналитикам, но и российским властям, которые точно так же не имеют ясной картины возможностей и текущего положения дел в силу склонности российской бюрократии к припискам и очковтирательству в условиях высокой секретности и отсутствия независимых инструментов контроля. Кроме того, выбор сценария развития ОПК будет зависеть от экономической динамики, динамики внешних доходов и, соответственно, от возможностей бюджета. Бюджетные проектировки этого года показывают, что в отличие от прошлого года, когда правительство предполагало завершить войну в 2024-м и резко сократить расходы в 2025-м, теперь военные расходы предполагается сохранить на уровне, близком к текущему (→ Re: Russia: Бюджет непобеды).

Однако аналитики Atlantic Council призывают не недооценивать Москву, в лице которой Запад столкнулся с противником, который уже в достаточной степени (гораздо большей, чем предполагалось из оценки его возможностей в условиях санкций) мобилизовал экономику для ведения войны и готовится к долгосрочному противостоянию с западной коалицией. Несмотря на многочисленные проблемы российского ВПК, в краткосрочной и среднесрочной перспективе Россия способна наращивать военную силу быстрее, чем НАТО, считают они, в то время как бо́льшая часть стран НАТО (за исключением северо-восточного фланга альянса) не реагируют на это обстоятельство в адекватной мере. Это создает опасный диспаритет: если Кремль увидит окно возможностей, связанное со слабостью или разногласиями на Западе, он может нанести провоцирующий удар, даже если его военный потенциал не будет полностью восстановлен.