Индустрия фиктивного антитеррора: как в России боролись с терроризмом и к чему это привело

Резиновый пентагон антитеррора

Теракт в «Крокус Сити Холле» стал крупнейшим провалом Кремля и российских правоохранительных органов в борьбе с терроризмом с начала 2000-х годов. Тогда, после серии страшных терактов — взрывов жилых домов в 1999 году (314 погибших), захвата более 900 заложников в Театральном центре на Дубровке (от 130 до 170 погибших) в 2002-м и более 1100 — в бесланской школе (315 погибших) в 2004-м, — борьба с террором была провозглашена центральной задачей силовых органов и едва ли не всего государства. Ресурсы, направляемые на эту борьбу, неизменно увеличивались, а полномочия правоохранительных органов расширялись. 

После 2004 года, впрочем, по мере уничтожения сепаратистского сопротивления на территории Чечни, масштабы террористической активности стали снижаться. В марте 2010 года произошел двойной подрыв террористок-смертниц в московском метрополитене (36 погибших), а в январе 2011-го — подрыв смертника в аэропорту Домодедово (37 погибших). Наконец, в апреле 2017 года прогремел взрыв в петербургском метро, унесший жизни 67 человек. При этом число лиц, обвиненных в терроризме, в 2010-е годы росло практически экспоненциально. Можно было бы предположить, что снижение террористической активности является следствием роста числа осужденных террористов. Однако анализ статистики преследований по террористическим статьям скорее указывает, что борьба с терроризмом подчинялась ведомственной и политической логике, все больше отрываясь от реальности и подменяя ее пропагандистскими фреймами и задачами преследования «врагов режима».

Как видно из диаграммы ниже, резкий рост числа осужденных по террористическим статьям начался непосредственно после возвращения Владимира Путина в президентское кресло в 2012 году. В 2009–2011 годах по статье 205 УК РФ («террористический акт») сроки получали в среднем 16 человек в год, в то время как уже в 2012–2013-м среднее число таких приговоров выросло до 28. Но настоящий размах кампания по посадке «террористов» обрела после того, как в 2013 году в Уголовный кодекс были внесены новые статьи и составы («прохождение обучения с целью занятия террористической деятельностью», ст. 205.3; «организация террористического сообщества и участие в нем», ст. 205.4; «организация деятельности террористической организации и участие в деятельности такой организации», ст. 205.5). 

Число лиц, осужденных по террористическим статьям, 2009–2023

Расширение «антитеррористических» норм Уголовного кодекса началось еще в 2002 году, когда после теракта на Дубровке в него была введена статья 205.1 о «содействии терроризму». В 2006 году, после трагедии в Беслане, был принят закон «О противодействии терроризму», а к «террористическим» составам УК добавились «публичные призывы к осуществлению террористической деятельности» и «публичное оправдание терроризма» (ст. 205.2). Однако первые приговоры по этой статье появились гораздо позже. Вскоре после аннексии Крыма наказание за совершение преступлений террористической направленности, а также за финансирование терроризма было увеличено до 15–20 лет лишения свободы. В 2016 году была введена уголовная ответственность за «несообщение о преступлении террористического характера», ужесточены сроки за «организацию» и «участие»; кроме того, нижний возрастной предел уголовной ответственности за преступления террористической направленности был расширен до 14 лет. В 2017 году к «публичному оправданию терроризма» добавилась его «пропаганда».

В итоге на данный момент резиновое антитеррористическое законодательство охватывает пять основных фабул: 1) собственно осуществление теракта (ст. 205), 2) содействие теракту, а также склонение, вовлечение и обучение террористической деятельности (ст. 205.1, 205.3), 3) причастность к террористическому сообществу (ст. 205.4, 205.5), 4) несообщение о подготовке теракта (ст. 205.6) и 5) публичные призывы к терроризму или оправдание терроризма (ст. 205.2).

Этот резиновый пентагон антитеррора позволил силовикам использовать обвинения в терроризме вне всякой связи с реальными или предполагаемыми событиями преступления — собственно терактами. То есть дал возможность сажать в тюрьму тех, кого силовики считали «склонными» к терроризму, и обеспечил вал дел по террористическим статьям, оправдывая таким образом бюджеты и поддерживая впечатление остроты террористической угрозы в условиях ее фактического снижения. 

Вал и мода: как число террористов выросло в 40 раз

Поправки, внесенные в Уголовный кодекс в 2013 году, открыли ворота взрывному росту числа осужденных по террористическим статьям. В год первого вторжения в Украину и аннексии Крыма по отношению к предыдущему году оно удвоилось и составило 58 человек, а в 2016-м достигло 167, то есть превзошло средние цифры 2009–2011 годов в 10 раз. При этом 40% осужденным вменялась принадлежность к террористической организации.

Середина 2010-х годов — эпоха охоты на потенциальных террористов в мусульманской среде. Фактически, расширенное антитеррористическое законодательство и его вольная трактовка позволили силовым органам записывать в террористы сторонников различных неконвенциональных, с их точки зрения, течений ислама. В официальном списке ФСБ из 50 запрещенных террористических организаций 36 так или иначе связаны с исламом. Именно этот механизм обеспечивает рост числа осужденных по террористическим статьям в этот период. Еще в 2003 году Верховный суд признал террористической организацию «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами», в 2010-е началось массовое преследование ее членов и связанных с ней лиц. На март 2024 года, по данным «Мемориала», на этом основании преследуется не менее 320 человек, 271 человек осужден, из них 115 — на сроки от 15 лет и выше. 

После аннексии Крыма эта модель оказалась удобным инструментом преследования крымских татар: их также обвиняли в «участии» в деятельности «Хизб ут-Тахрир» либо в «организации» этой деятельности (в Украине организация не запрещена). При этом доказательствами в подобных делах обычно являлись показания «засекреченных свидетелей», в качестве которых выступали сотрудники секретных служб или полицейские. В свою очередь публичные сомнения в правосудности таких приговоров стали трактоваться как оправдание терроризма — сроки за это получили, в частности, башкирский политик Айрат Дильмухамедов и правозащитник Бахром Хамроев. (По той же закольцованной схеме строится в России и антиэкстремистское законодательство.)

В 2018 году число осужденных по террористическим статьям вновь удвоилось по сравнению с 2016-м (336 человек). При этом доля осужденных по базовой статье, карающей собственно совершение теракта (ст. 205, ч. 1–3), сократилась до 7%. На диаграмме ниже видно, как менялось на протяжении 10 лет распределение фабул приговоров. В 2014 году 50% осужденных приговариваются по базовой статье о «террористическом акте», еще 30% — по статье о «пособничестве», и лишь 20% — по статьям о призывах и оправдании террористической деятельности и о причастности к террористическому сообществу. Середина 2010-х — пик моды на осуждение за причастность к террористическому сообществу, на соответствующие статьи 205.4 и 205.5 теперь приходится 40% приговоров. В то же время быстро растет доля приговоров за несообщение о теракте (при отсутствии самих терактов).

Доли различных фабул в приговорах по террористическим статьям, 2014–2022, %

Наконец, в начале 2020-х доля осужденных за причастность к террористическим сообществам падает, а внимание правоохранителей переключается на «слова», то есть на составы «публичное оправдание терроризма» и «призывы к терроризму». Доля этой фабулы превышает теперь 40% в общем числе приговоров, еще четверть приговоров связана с «содействием» и «вовлечением», в то время как на базовую статью, осуждающую за осуществление теракта, приходится 2% всех антитеррористических приговоров. Общий же вал приговоров за терроризм в 2022 году (665 человек) вновь удваивается к 2018 году. А к уровню 2009–2011 годов число осужденных за «терроризм» выросло в 2022-м в 42 раза.

Военное время: антитеррор как инструмент террора

Переключение борцов с терроризмом на «слова», то есть на преследования за высказывания, отражает политическую динамику предвоенного и в особенности военного времени, когда политические преследования становятся главной заботой режима, оттесняя на задний план собственно борьбу с терроризмом, пусть даже и фиктивную. С 2010 года количество приговоров по статье 205.2 («публичное оправдание» или «пропаганда» терроризма) ежегодно увеличивалось в полтора раза, и в результате число осужденных по ней в 2022 году (274 человека) выросло в 27 раз по сравнению с 2014 годом. «Медиазона» сообщает, что «в России уже два года подряд передают в суды больше 350 уголовных дел по статье 205.2 УК об оправдании терроризма». Конкуренцию ей составляет разве что статья 207.3 о «дискредитации» армии. Статья 205.2 окончательно превратилась в инструмент политических преследований.

Так, например, в 2020 году 2-й Западный окружной военный суд признал виновным и приговорил к трем с половиной годам колонии Айтахаджи Халимова за то, что на своей странице в «ВКонтакте» тот сохранил (даже не опубликовал) несколько видео с кадрами хроники первой чеченской войны. За одобрительный комментарий действий Михаила Жлобицкого, взорвавшего себя в здании ФСБ в Архангельске, осужден Михаил Кригер, за комментарий относительно смерти пропагандиста Владлена Татарского два года колонии получил Ярослав Ширшиков, также два года колонии получил военнослужащий Бондаренко за одобрительный комментарий о взрыве на Крымском мосту. Социолог Борис Кагарлицкий за то же самое приговорен к пяти годам колонии. Но, конечно, самое известное и абсурдное из этого ряда — дело Жени Беркович и Светланы Петрийчук. За спектакль «Финист Ясный Сокол» они в 2022 году получили «Золотую маску», а в 2023-м — уголовное дело и уже почти целый год лишения свободы в СИЗО. 

С 2019 года правозащитники говорят о росте числа уголовных дел о пропаганде терроризма в местах лишения свободы: в большинстве случаев они затрагивали представителей религиозных меньшинств, отмечает ОВД-Инфо в обзоре динамики политических репрессий в 2023 году. В 2023-м подобные дела стали заводить и в отношении других политических заключенных: «оправдание терроризма» в рамках разговоров с сокамерниками вменили, к примеру, ранее осужденному за антивоенные высказывания Алексею Горинову и анархисту-математику Азату Мифтахову. Иными словами, статья об «оправдании терроризма» стала инструментом для продления сроков заключения тем, кого власти не хотят выпускать из тюрьмы, который приводится в действие с помощью зависимых от администрации сокамерников.

Второй новацией военного времени стала переквалификация в терроризм антивоенных акций прямого действия. Как мы отмечали выше, доля дел по основной «террористической» статье 205, ч. 1–2 («террористический акт») в течение последних десяти лет неизменно сокращалась. Однако недавно «Медиазона» опубликовала график, из которого следует, что в 2023 году по этой статье в суды поступило в три с половиной раза больше дел, чем в предыдущие годы (статистика Судебного департамента за весь 2023 год еще недоступна, а бóльшая часть этих дел отразится в статистике приговоров 2024 года).

Основным фактором такого скачка стала квалификация поджогов военкоматов как террористических актов. На 1 апреля 2023 года «Медиазоне» было известно о 113 поджогах с начала войны (39 до начала мобилизации и 74 — после). Поджоги «первой волны» изначально квалифицировали как «уничтожение или повреждение имущества» (ст. 167, ч. 2 УК), имея в виду их скорее символический характер. Однако «вегетарианские» сроки наказания по этой статье (до пяти лет) не работали на задачу устрашения. Уже в конце весны эти акты протеста против войны стали квалифицироваться как теракты. Многие дела, заведенные по статье 167, были переквалифицированы на статью 205. 

Первый «террористический» приговор за поджог военкомата вынесли в январе 2023 года: Центральный окружной военный суд приговорил к 12 годам колонии строгого режима Владислава Борисенко из Нижневартовска. Кульминацией жестокости и актом публичного устрашения стал кейс Алексея Нуриева и Романа Насрыева, которые получили по делу о поджоге военкомата по 19 лет лишения свободы каждый. По данным базы политически мотивированных уголовных преследований ОВД-Инфо, на сегодня статью 205 за поджог или покушение на поджог военкомата (или других правительственных зданий) вменяют 51 фигуранту. В целом за два военных года проект насчитал 66 политически мотивированных обвинений по статье 205 (как террористические акты власти квалифицируют также поджоги релейных шкафов на железной дороге и поджог автозака).

Более того, в 2023 году власти подготовились к дальнейшему расширению «антитеррористического» террора. 9 мая 2023 года вступили в силу поправки, согласно которым по статье 205, ч. 1 (без квалифицирующих признаков) можно получить до 20 лет лишения свободы (раньше было 15). А с 27 ноября 2023 года полномочиями рассматривать дела о терроризме наделены все девять окружных военных судов — вместо четырех, как это было прежде. Таким образом власти заранее подготовили мощности для дальнейшего увеличения потока террористических дел.

Как видно из этого обзора, после возвращения Путина в Кремль в 2012 году борьба с терроризмом в России превратилась в полноценную индустрию расширяющихся репрессий, весьма отдаленно и гипотетически связанных с реальной террористической активностью. Всего с начала 2012-го по первую половину 2023 года — в отсутствие значимой волны терроризма — по всему «кусту» «террористической» статьи 205 было осуждено 3373 человек. Секретность расследований, полная лояльность судов и отсутствие независимого контроля не позволяют даже приблизительно оценить результативность и обоснованность этих преследований. Однако многочисленные факты подлогов, провокаций, пыток и принуждения свидетелей к оговорам указывают, что растущий вал террористических дел призван как преувеличить террористическую угрозу, так и мистифицировать эффективность противодействия ей. Кроме того, борьба с терроризмом очевидно использовалась в политических целях — для репрессий и запугивания политически нелояльных сообществ (мусульманских активистов, крымских татар, правозащитников, выражающих сомнения в обоснованности приговоров, противников войны в Украине, левых молодежных движений). Нет ничего удивительного, что эта индустрия борьбы с мнимым терроризмом обернулась полным непониманием изменившейся карты террористических угроз (→ Re: Russia: Авторитарная некомпетентность и география террора) и беспомощностью правоохранителей перед лицом многочисленных предупреждений о готовящемся реальном террористическом акте.