Невротический реализм: возможна ли Третья мировая война и что нужно сделать, чтобы ее не было?
Почему возможна Третья мировая война и что ее приближает?
Грозит ли миру Третья мировая война? Или, может быть, она уже началась? Все более многоплановое противостояние Китая и США, полномасштабное вторжение России в Украину, новая вспышка насилия на Ближнем Востоке, грозящая перерасти в войну, делают эти вопросы отнюдь не гипотетическими. Соединенные Штаты столкнулись с самыми серьезными угрозами своей безопасности за последние десятилетия или, возможно, вообще когда-либо в своей истории. Никогда прежде Вашингтон не противостоял одновременно четырем ярым антагонистам — России, Китаю, Северной Корее и Ирану, — чей коллективный ядерный арсенал в течение нескольких лет может почти вдвое превысить американский, пишет бывший министр обороны США Роберт Гейтс в статье, озаглавленной «„Дисфункциональная сверхдержава“. Может ли разделенная Америка сдержать Китай и Россию?». Внутренние конфликты в американском политическом истеблишменте не позволяют пока убедить достаточное число американцев в том, что эти события имеют гораздо большее значение и представляют собой гораздо больший вызов Америке, чем они полагают.
Этот вызов уходит корнями в одержимость Си Цзиньпина и Владимира Путина идеей резкого повышения статуса своих стран и их политического влияния, считает Гейтс. Оба убеждены, что в их силах вернуть своим странам статус мировых сверхдержав. Для обоих это стало ключевым элементом внутриполитического позиционирования. Для Си это означает конвертацию экономической силы Китая в политическую, у Путина это проявляется в неуклюжей смеси попыток возрождения Российской империи и возвращения ей того «уважения», которым в мире пользовался СССР. Кроме того, оба они убеждены, что развитые демократии — прежде всего Соединенные Штаты — прошли период расцвета и вступили в фазу необратимого упадка, который проявляется в их внутриполитической поляризации и дезорганизации. И Си, и Путин считают, что это открывает перед ними возможность продемонстрировать миру преимущества авторитарного порядка, горячими адептами которого они являются.
Однако проблему представляют не только эти устремления, но и ошибки в расчетах обоих лидеров, которые видны уже сегодня и которых станет только больше в будущем, когда обнаружат себя последствия первых из них. Си Цзиньпин, считает Гейтс, верит, что оказаться в китайском историческом пантеоне рядом с Мао Цзэдуном он сможет, только захватив Тайвань. Си уверен, что эта задача выполнима и ее решение станет символическим реваншем за столетия унижений, утверждающим статус Китая как сверхдержавы. По мнению Гейтса, в своих расчетах он недооценивает риск глобальной войны, которая в данном случае не является его целью. Точно так же Путин недооценил последствия вторжения в Украину и вынужден платить значительно бóльшую цену, чем предполагал изначально. И оба лидера не способны свернуть с выбранного ими пути — именно это и является главной опасностью для мира, считает Гейтс.
Китайский лидер уже совершил ряд ошибок. Во-первых, отступив от принципа Дэн Сяопина «Прячь свою силу и выжидай», он вызвал именно ту реакцию, которой тот опасался: США начали мобилизацию своей экономической мощи, чтобы замедлить экономическое развитие Китая, модернизировать армию и укрепить свои альянсы в Азии. Второй ошибкой Си стал поворот влево в экономической политике, начавшийся в 2015 году и проявившийся в усилении влияния компартии на частный сектор экономики, что нанесло ему значительный вред. В-третьих, политика нулевой толерантности во время пандемии привела к сокращению потребительских расходов Китая, нанеся экономике еще больший ущерб. Необходимость в вертикальном контроле ставится выше экономических интересов и порождает нечувствительность к экономическим потерям. Это повышает вероятность масштабного конфликта вокруг Тайваня, несмотря на потенциально колоссальные экономические издержки. А уже сделанные ошибки, ослабившие экономический потенциал Китая, только усиливают вероятность прямой конфронтации.
Кто и почему начинает войны?
Но кто и почему начинает войны? Этот вопрос становится критически важным, чтобы понять, какими средствами можно их предотвратить.
Классическим объяснением механизма начала многих войн является так называемая ловушка Фукидида. Согласно этой теории, война неизбежна, когда лидеру с устоявшимися позициями противостоит восходящая держава, как это, например, было в случае противостояния Афин и Спарты в Древней Греции или Германии и Великобритании перед Первой мировой войной. Впрочем, Гейтс отмечает, что в Первой мировой войне не было ничего неизбежного — она началась из-за глупости и высокомерия европейских лидеров. Но здесь и кроется главный вопрос: что именно делает конфликт неизбежным — структурные факторы (стремление оспорить позиции державы-лидера со стороны восходящей державы) или субъективные, связанные с личными установками политических лидеров и их внутриполитическими задачами?
Сторонником первого подхода остается, в частности, Джон Миршаймер, классик теории «наступательного реализма» (она говорит, что стремление оспорить сложившийся баланс сил является естественным и неизбежным фактором внешней политики). Всемирную известность (когда-то скандальную) ему принесло предсказание, сделанное в 1993 году: принуждение Украины к отказу от ядерного оружия является критической ошибкой Запада, которая рано или поздно приведет к попытке России захватить эту страну, говорил он. В новой, опубликованной в сентябре книге «Как мыслят державы» Миршаймер и его соавтор Себастьян Розато утверждают, что, хотя для многих аналитиков решение вторгнуться в Украину выглядит иррациональным, на самом деле Путин и его советники вполне рационально «мыслили в рамках простой теории баланса сил»: Украину они считали рубежом в противостоянии с НАТО, а потому ее удержание в орбите влияния России являлось для них «вопросом жизни и смерти». И если Россия в итоге все же проиграет войну, а Путин потеряет власть, то это произойдет не потому, что вторжение было иррациональным, а в силу военной некомпетентности Путина и российского армейского руководства и в результате усилий Запада, направленных на поддержку Киева.
«Реализм», представленный позицией Миршаймера, доминировал в понимании международных отношений на протяжении большей части XX века, но в последние десятилетия ученые и эксперты все больше внимания уделяют тому, как мыслят лидеры, их убеждениям и предубеждениям, говорится в статье-рецензии на книгу Миршаймера, опубликованной в Foreign Affairs и озаглавленной «Почему умные лидеры делают глупые вещи». Исследователи обнаружили, что в подавляющем большинстве случаев огромное влияние на поведение лидеров на международной арене оказывает психология. Хотя стремление к оспариванию сложившегося баланса сил существует постоянно, оно совсем необязательно ведет к войне. Вопрос в том, какие средства «оспаривания» выбираются как подходящие и допустимые. И как раз здесь вступают в действие субъективные факторы и оценки, которые часто оказываются ошибочными.
Кроме того, как правило между тем, что рационально для государства, и тем, что рационально для конкретного лидера, существует большая дистанция. Например, желание остаться у власти может побудить лидера вести отвлекающие войны или прибегать к другим дорогостоящим проектам, которые подрывают интересы его государства. Действительно, эмоциональная зацикленность Путина на контроле над Украиной и противостоянии Западу возрастала по мере того, как он все дольше находился у власти и использовал все менее законные средства, чтобы продлить свои президентские полномочия. При этом авторитарные лидеры, не ограниченные системой сдержек и противовесов, с большей вероятностью будут превращать в политические стратегии свои невротические идеи, закамуфлированные под рациональность, но основанные на ложных расчетах. Очевидно, что как и Путин в отношении Украины, в отношении Тайваня Си Цзиньпин скорее будет полагаться на свою интуицию, внутриполитические расчеты, субъективную оценку собственных сил и свое понимание решимости США дать отпор.
Спусковой крючок
Важным фактором, повышающим вероятность военного конфликта и приближающим его, становится то, что выглядит для «оспаривающей» державы как слабость соперника. Поскольку стремление к «оспариванию» существует, а неврозы лидеров могут подталкивать их к тому, чтобы форсировать события путем военной эскалации или вооруженного конфликта, важным ограничителем для них и для окружающих их элит могут выступить представления о силе и решимости соперника. Их неверная оценка может стать спусковым крючком конфронтации. Аналитики в Вашингтоне полагают, что Си Цзиньпин приказал китайским военным быть готовыми к вторжению на Тайвань к 2027 году. Но признаки поляризации и внутреннего кризиса в Америке и кризис в Восточной Азии могут подтолкнуть его к тому, чтобы форсировать события, пишет в своей колонке в Financial Times Гидеон Рахман.
По мнению Роберта Гейтса, в настоящий момент китайские военные не готовы к конфликту, и это оставляет США поле для маневра. Признаки слабости Запада могут подтолкнуть Си к тому, чтобы начать давление на Тайвань, нагнетая внутри Китая патриотическую истерию и постепенно втягивая его в войну, как это делал Владимир Путин, сначала представив элитам свои военные приготовления как инструмент шантажа Запада, а потом увлекший их обещанием блицкрига.
Поэтому, заключает Гейтс, чтобы снизить риск глобального конфликта, США должны как можно скорее осознать масштаб угрозы, вернуть себе способность дать на нее стратегический ответ и проявить готовность к рискам. Соединенные Штаты одержали победу в холодной войне благодаря последовательной стратегии, которая на протяжении девяти президентских сроков подряд опиралась на двухпартийный внешнеполитический консенсус, напоминает он. Сегодня им нужен аналогичный двухпартийный подход и уверенность общества в том, что изоляционизм США приведет мир к менее предсказуемому состоянию, в котором будут процветать в первую очередь авторитарные страны. Но, отметим, способность американского общества осознать это на фоне нарастающей внутриамериканской поляризации в преддверии выборов выглядит не слишком высокой. Скорее всего для этого потребуется следующий и более серьезный внешнеполитический шок.