Путинизм без Путина: что это такое и возможен ли он

На наших глазах формируется общественное настроение, которое в скором времени может сыграть важную роль в политической жизни России. Представление о том, что в путинизме было много хорошего и, если бы не война, этот режим мог бы пережить своего создателя и постепенно демократизироваться, сегодня все больше охватывает умы тех, кого в целом устраивало положение дел до февраля 2022 года. Заглядывая в будущее, эти люди начинают вполголоса говорить о «путинизме без Путина», имея в виду сохранение основ режима при уходе самого Путина. Такой сценарий, несомненно, устроил бы в качестве «сценария будущего» бóльшую часть сегодняшней российской элиты — бенефициаров режима.

Подобные разговоры не услышишь в публичном пространстве. Федеральные телеканалы и лоялистские медиа, разумеется, не рискуют даже намекать на будущее без Путина. Раньше попытки представить будущее без Путина сублимировались в тему транзита власти. Но после 24 февраля она окончательно сошла с повестки и лишь изредка проскальзывает в виде фантазий о табакерке. От независимых и оппозиционных медиа, продолживших свою деятельность за пределами России, внутренние противоречия режима и российского общества скрыты высокими цифрами общественной поддержки войны. Полстеры также не способны зафиксировать это настроение. Оно еще не получило необходимого идейного оформления и попросту невидимо для опросов общественного мнения.

Однако же это тот случай, когда судить о температуре в комнате можно и без термометра. Многие граждане разделяют убеждение, что война — это личное решение Владимира Путина и только он должен нести за нее ответственность. В элитах жалуются на персональные санкции. Госслужащие недовольны переработками и шефством над «новыми территориями». Бизнес испытал тяжелейший удар и пытается от него оправиться. Граждане боятся мобилизации и связанных с войной тягот. Все эти недовольства конденсируются в коллективный фантазм, который ложится на подготовленное для него сознание. Идеологический аппарат режима годами занимался конструированием образа Владимира Путина как национального лидера, который выражает интересы народа. В результате этот народ обрел некую политическую материальность, а теперь имеет шанс обрести еще и политическую субъектность — в растущих сомнениях в том, что Владимир Путин является выразителем его интересов и чаяний.

Будучи политиком-популистом, Владимир Путин вынужден был играть множество ролей. Для собственных олигархов он был главным капиталистом и гарантом прав собственности. Для бюрократии — олицетворением порядка, основанного на правилах. Для одних он был националистом и охранителем семейных ценностей, для других — «единственным европейцем» и модернизатором, для третьих — «своим парнем», подрабатывавшим в трудные времена «извозом». Этот противоречивый набор ролей составляет основу популистского лидерства. Лидер выступает в качестве выразителя интересов народа как целого, который никогда не тождественен чему-то конкретному. Каждый конкретизирует этот народ по-своему. Аргентинский философ Эрнесто Лаклау в этой связи подчеркивал, что понятие народа всеохватно и поэтому бессодержательно. Всякий может вложить в него, что ему или ей нравится.

Согласно опросам общественного мнения, поддержка Владимира Путина остается стабильно высокой. Работает эффект «ралли вокруг флага». Однако такая поддержка может быть обманчивой. При поверхностном штиле в толще коллективного сознания идет структурная трансформация представлений о себе, прошлом и желаемом будущем. А Владимир Путин вынужден теперь играть одну роль — главного сторонника продолжения военных действий. Эта конкретизация ломает тождество лидера и народа. Путин перестал быть национальным лидером и воплощением народной воли. В течение 2022 года миллионы россиян открыли для себя факт узурпации Владимиром Путиным всего связанного с Россией. Эта узурпация хорошо описывалась володинской формулой «Нет Путина — нет России». Они испытали чувство экзистенциальной пустоты, которая проявлялась в тяжелых, но непрекращающихся разговорах о причинах произошедшего, виновности и ответственности политиков и граждан. Неопутинизм стал логичным и удобным ответом на этот новый запрос для многих из тех, кто не испытывал энтузиазма по поводу войны, но не готов был предаваться фантазиям о «прекрасной России будущего».

Содержательно неопутинизм может быть выражен следующим набором идей:

1. Рыночная экономика и низкие налоги. Резкий рост доходов населения и потребительский бум 2000-х годов стали ярким началом путинского правления. Введение плоской шкалы налогообложения, снижение налога на прибыль и сокращение общего количества налогов и сегодня упоминаются в качестве достоинств экономической политики Путина.

2. Авторитарное государство, живущее за счет природной ренты и не вмешивающееся в дела граждан. Представление о просвещенной бюрократии и идеи авторитарной модернизации — этим запомнился второй путинский срок. Просвещенный авторитаризм многим кажется простым решением и сегодня. На фоне войны и масштабных политических репрессий последних лет формируется романтический миф о мягком авторитаризме 2000-х. Огосударствленный нефтегазовый сектор позволял государству не заботиться об источниках финансирования растущих бюджетных расходов. Оно стало скорее монопольной корпорацией или экосистемой, а граждане — лояльными потребителями ее услуг.

3. Консерватизм в семейной и национальной политике. Однополые браки, в которых родитель-1 и родитель-2 бесконечно меняют пол ребенку, — главная страшилка третьего срока Путина. Несмотря на одиозность гомофобной риторики, под ее влиянием у значительного числа граждан сформировалось представление о том, что на Западе со свободой переусердствовали. Настоящей свободой в России признается только негативная свобода — свобода от внешнего принуждения. 

Однако понимаемый таким образом «путинизм без Путина» является фантазмом по двум причинам. Во-первых, путинизм никогда не отличался институциональной или идейной цельностью. Однако это не помешает формированию мифа о «довоенной России», в которой, в общем, все было хорошо. Во-вторых, в этом представлении Владимир Путин выступает в роли причины всех бед и противопоставлен им же созданному режиму. Это представление верно лишь отчасти. Путин не противостоит путинизму, а является его олицетворением. Сам же путинизм вырос из олигархического капитализма 1990-х. Причины войны лежат намного глубже, и сводить ее к сумасбродству конкретного человека значит обрекать себя на ее повторение.

Так или иначе, формула «путинизм без Путина» лишь на первый взгляд звучит парадоксально. Такие конструкции — обычные спутники персоналистских режимов левого и правого толка. Где-то они были отброшены сразу после смерти или отставки лидера, где-то получили распространение. Наиболее известным примером такого рода является формула «перонизм без Перона», ставшая популярной в Аргентине в середине 1950-х годов, когда президент Хуан Перон был свергнут в результате военного переворота и бежал в Испанию. Тогда деятели старого режима успешно легитимизировали свое присутствие в политическом поле через критику Перона, и в результате неоперонизм стал одной из основных политических сил в аргентинской политике. Однако он так и не смог окончательно отпочковаться от своего создателя. Через восемнадцать лет генерал Перон триумфально вернулся к власти, выиграв президентские выборы.

Эрозия путинского популизма началась еще до войны. К началу 2020-х путинская Россия все больше входила в противоречие со своим создателем. Для значительного числа граждан Владимир Путин перестал быть несущей конструкцией режима и превратился в привычный элемент политического декора. Его публичные заявления и инициативы уже давно не вызывали прежнего воодушевления и доверия, а подчас становились предметом насмешки. Война усилила эти тенденции и превратила Владимира Путина в главную угрозу путинизму. Неопутинизм может объединить условных олигархов, государственную бюрократию и граждан, которые устали от войны и экономических трудностей, но не готовы к радикальным переменам. А потому для власти Путина сегодня неопутинизм представляет одну из главных внутренних опасностей. 

Весьма вероятно, что в ближайшие годы неопутинизм окажется важным фактором российской политической жизни. С одной стороны, он может стать катализатором завершения войны и смены власти. Даже в виде неопределенного настроения он подрывает гегемонию режима Путина и раскалывает его изнутри. По мере затягивания войны неопутинизм будет все отчетливее принимать антивоенный оттенок и искать точки соприкосновения с другими силами антивоенного движения. В моменте они являются естественными союзниками. Только через интеграцию с другими силами антивоенного движения неопутинизм может идейно оформиться и стать одной из альтернатив персоналистскому режиму Путина.

В свою очередь, и антивоенное движение нуждается в расширении своей социальной базы и во взаимодействии с элитами. Пока оно не станет массовым движением внутри России и не расколет режим изнутри, его возможности влияния в пользу скорейшего прекращения боевых действий будут незначительными.

В то же время неопутинизм является очередным вариантом правого популизма и несет с собой все связанные с этим риски. Носители этого настроения вполне готовы смириться с новым авторитаризмом, который придет на смену режиму Путина. С трудом можно себе представить сценарий, при котором отставленный от дел и уступивший мест неопутинизму Путин вновь возвращается в Кремль подобно Хуану Перону. Но совсем не трудно вообразить, как новый неопутинистский авторитаризм, будучи поначалу относительно мягким, со временем укрепится и вновь окажется перед лицом тех внутренних выборов, которые стали причиной развязывания нынешней войны. Впрочем, здесь многое зависит от того, станет ли неопутинизм одним из звеньев антивоенного движения. Будучи довольно инертным с политической точки зрения, он податлив в отношении внешних идейных влияний. В этом случае солидаризация с другими силами антивоенного движения и последовательное отрицание войны могут стать драйверами для трансформации неопутинизма во вполне здоровую версию российского консерватизма.